Что же мне делать? Прежде всего я подумал о самом простом и естествен-
ном: разыскать владельца билета, извиниться и отдать ему деньги. Но это
было невозможно, особенно в присутствии того офицера. Я ведь был лейте-
нант запаса и за такое признание немедленно поплатился бы чином; ибо,
пусть бы даже я случайно нашел билет, получение денег было бы недостой-
ным поступком. Я подумал также о том, не уступить ли мне инстинктивному
желанию - скомкать бумажки и бросить их, однако и это могло кому-нибудь
показаться подозрительным. Но я ни за что, ни на одну минуту не хотел
оставлять у себя чужие деньги, тем более прятать их в бумажник, хотя бы
и с мыслью подарить их кому-нибудь: привитое с детства, вместе с привыч-
кой к чистому белью, чувство опрятности восставало против прикосновения
к этим кредиткам. Отделаться, только бы отделаться от этих денег, стуча-
ло у меня в висках, любым способом, только бы отделаться! Невольно я
стал растерянно озираться по сторонам, высматривая, нет ли какого-нибудь
укромного уголка, где я мог бы выбросить деньги, и вдруг я заметил, что
люди уже опять проталкиваются к кассам, но теперь уже с деньгами в ру-
ках. Тут меня осенило: вернуть деньги коварному случаю, который мне под-
кинул их, сунуть их обратно в прожорливую пасть, которая жадно поглощала
на моих глазах новые ставки - серебро и банкноты. Да, это выход, это по-
истине избавление!
два человека стояли передо мной, первый уже подошел к окошку, когда я
вдруг сообразил, что даже не знаю, какую лошадь назвать. Я стал напря-
женно прислушиваться к разговорам вокруг. - На Равахоля ставите? - спра-
шивал один. - Разумеется, на Равахоля, - отвечал другой. - Вы думаете, у
Тедди нет шансов? - У Тедди? Ни малейших. Он в гандикапе совсем сплохо-
вал. Тедди просто блеф.
Итак, Тедди безнадежен, Тедди не может победить. Тотчас же я решил пос-
тавить на него. Я сунул деньги в окошко, назвал только что впервые услы-
шанное имя Тедди, прибавив "в ординаре"; чья-то рука бросила мне билеты.
Я сделался обладателем девяти карточек вместо одной. Это тоже было неп-
риятно, но все же не так мерзко и унизительно, как держать в руках ше-
лестящие кредитки.
покончил с неприятной стороной приключения, и оно опять приняло характер
безобидной шутки. Усевшись на тот же стул, я невозмутимо курил сигарету,
пуская кольца дыма. Но мне не сиделось на месте; я вставал, ходил взад и
вперед, опять опускался на стул. Удивительное дело: блаженный мечта-
тельный покой исчез без следа. Какая-то непонятная тревога овладела
мной. Сначала я думал, что это неприятное чувство вызвано опасением уви-
деть Лайоша и его жену среди проходивших мимо людей; но как могли бы они
догадаться, что эти новые белые с красным билеты принадлежат им? Не ме-
шала мне и суетливая, взволнованная публика; напротив, я внимательно
следил, не начинает ли она уже опять тесниться к барьеру, и даже поймал
себя на том, что поминутно встаю со стула и ищу глазами флажок, который
поднимают перед началом заезда. Так вот оно что - просто лихорадочное
нетерпение, охватившее меня в ожидании старта, потому что мне хотелось,
чтобы эта нелепая история поскорее кончилась.
нялся разбирать непонятный, написанный на спортивном языке текст, пока
не набрел, наконец, на Тедди; я узнал фамилию жокея, владельца конюшни и
цвета - красный и белый. Но зачем мне это? Я со злостью скомкал листок и
отшвырнул его, встал со стула, опять сел. Меня вдруг бросило в жар -
пришлось вытереть платком влажный лоб, воротник стал тесен. Заезд все
еще не начинался.
ужасом почувствовал, что этот звон, точно будильник, вырвал меня из дре-
мотного оцепенения. Я так порывисто вскочил, что стул опрокинулся, и
поспешил - нет, побежал сломя голову, крепко сжимая в кулаке билеты, и
врезался в толпу, словно я страшно боялся опоздать, упустить что-то
чрезвычайно важное. Грубо работая локтями, я протолкался к барьеру и на-
хально рванул к себе стул, на который собиралась сесть одна дама. Все
неприличие моего поведения я сразу понял по ее изумленному взгляду - это
была моя хорошая знакомая, графиня Р., и она с гневом смотрела на меня,
высоко подняв брови; но из стыда и упрямства я холодно отвернулся и
вскочил на стул, чтобы лучше видеть дорожку.
рвавшихся вперед лошадей, которых с трудом сдерживали маленькие, пест-
рые, похожие на паяцев, жокеи. Я пытался разглядеть среди них моего, но
глаз у меня был ненаметанный; какой-то мерцающий туман мешал мне, и я не
мог различить среди многоцветных пятен красный и белый цвет. Раздался
второй звонок, и, как семь пестрых стрел, пущенных с одной тетивы, лоша-
ди вылетели на дорожку. Для спокойного наблюдателя это было, вероятно,
необыкновенно красивое зрелище.
саясь копытами земли, но я ничего не замечал, я только делал отчаянные
попытки узнать мою лошадь, моего жокея и проклинал себя за то, что не
захватил бинокля. Как я ни изгибался, как ни вытягивался, я только видел
не то четыре, не то пять пестрых козявок, слившихся в один летящий клу-
бок; но вот, на повороте, сплошной клубок начал растягиваться, образуя
клин, острый конец выдвинулся вперед, а позади уже отделилось несколько
отставших лошадей. Борьба шла ожесточенная: три или четыре лошади, расп-
ластавшись в галопе, шли голова в голову, и казалось, что это разноцвет-
ные бумажные полоски, наклеенные рядом; лишь иногда то одна, то другая,
сделав бросок, чуть вырывалась вперед. И я вытягивался всем телом, судо-
рожно напрягая мышцы, как будто это могло помочь лошадям скакать еще
быстрее, еще стремительней.
ятно, уже на кривой различили цвета жокеев, потому что над невнятным гу-
лом, словно ракеты, взлетали имена. Подле меня стоял человек, неистово
махавший руками, и когда одна лошадиная морда вдруг выставилась вперед,
он затопал ногами и дико заорал омерзительно торжествующим голосом: "Ра-
вахоль!
синеет, и я пришел в ярость оттого, что не моя лошадь побеждает. Все не-
выносимее становился пронзительный вопль моего противного соседа: "Рава-
холь! Равахоль!" Во мне клокотало холодное бешенство, я едва удерживал-
ся, чтобы не ударить кулаком по его широко раскрытому черному рту. Меня
била лихорадка, я весь
почти поравнялась с первой. Может быть, это Тедди, может быть, может
быть - и эта надежда снова окрылила меня. И вправду, мне показалось,
будто над седлом мелькнул красный рукав, когда жокей хлестнул лошадь по
крупу; это мог быть Тедди, это должен, непременно должен быть Тедди! Но
почему он его не гонит, негодяй? Хлыстом его! Еще, еще! Вот, вот, дого-
няет! Полголовы осталось! Почему Равахоль? Равахоль? Нет, не Равахоль!
Не Равахоль! Тедди, Тедди! Ну, ну, Тедди! Тедди!
кричал "Тедди! Тедди!" истошным голосом? Да ведь это я сам кричал. И,
вопреки охватившему меня безумию, я испугался самого себя. Я хотел сдер-
жаться, овладеть собой, меня мучил стыд. Но я не мог оторвать глаз от
обеих лошадей, точно сросшихся друг с другом, и, видимо, действительно
Тедди боролся за первое место с гнусным Равахолем, которого я ненавидел
лютой ненавистью, потому что вокруг меня поднялся многоголосый, пронзи-
тельный визг: "Тедди! Тедди!" - и я, опомнившийся лишь на краткое мгно-
вение, снова обезумел. Тедди должен, обязан победить! И в самом деле,
вот, вот из-за скачущей впереди лошади выдвинулась голова другой, сперва
только на четверть, а вот и наполовину, а вот уже и шея видна - в этот
миг звонко задребезжал звонок и над толпой грянул взрыв: все голоса сли-
лись в едином вопле торжества, отчаяния, гнева. На одну секунду желанное
имя заполнило весь синий небосвод. Потом крик оборвался, и где-то загре-
мела музыка.
стула. Мне пришлось на минутку присесть - у меня кружилась голова. Лико-
вание, какого я никогда еще не испытывал, охватило меня - неистовая ра-
дость от сознания, что случай так рабски подчинился моему вызову; тщетно
пытался я убедить себя, что лошадь выиграла вопреки моей воле, что я хо-
тел проиграть эти деньги. Я сам этому не верил и уже чувствовал зуд во
всем теле; что-то толкало меня, и я отлично знал, куда: я хотел ощутить
победу, видеть ее, осязать, держать в руках деньги, много денег, переби-
рать дрожащими пальцами пачку кредиток. Какое-то еще не изведанное ожес-
точенное вожделение овладело мной, и никакой стыд уже не останавливал
меня. Едва поднявшись со стула, я побежал к кассе, грубо расталкивая
очередь, протиснулся к окошку, чтобы только поскорей, поскорей увидеть
деньги, живые деньги. - Невежа! - проворчал кто-то за моей спиной, но я
и не подумал оскорбиться, я весь дрожал от непостижимого лихорадочного
нетерпения. Наконец, очередь дошла до меня, я жадно схватил пачку креди-
ток. Я пересчитал их с трепетом и восторгом. В пачке было шестьсот сорок
крон.
вить, выиграть еще больше, гораздо больше. Куда девалась моя афиша? Ах,
я выбросил ее от волнения! Я озирался по сторонам: где бы раздобыть дру-
гую? Но тут я к своему ужасу увидел, что толпа вокруг меня редеет, рас-
текается по направлению к выходам, кассы закрываются, флаг опустился.
Скачки кончились. Это был последний заезд. На мгновение я оторопел. По-
том во мне вспыхнул гнев, словно я стал жертвой несправедливости. Я не
мог примириться с тем, что теперь, когда мои нервы напряжены до предела,
когда впервые за долгие годы кровь так горячо бежит по жилам, что именно
теперь наступил конец. Но напрасно я обольщал себя надеждой, что это