зарослях босые пятки, и нет преграды, что могла бы остановить меня на пути
к этой цели. Сперва на цыпочках, затем на четвереньках - так, что ни
единый стебелек не шелохнется. Последние метры - ползком. Ласково, но
сильно веду указательным пальцем от пятки до носочка. Эффект превосходит
все ожидания. Визг, яростное лягание. Все, что подвернулось под руку,
летит в мою сторону - с полным пониманием того обстоятельства, что я
непременно увернусь. И я действительно уворачиваюсь, успевая сложить все
пойманное в аккуратную кучку. Обиженный голос: "Хулиган!.. Бандит!.. А
если бы я умерла с перепугу?!" - "Ни за что. Ты никогда не умрешь. И я
возле тебя - тоже". - "Так и будешь вечно щекотать мои бедные пятки?" - "И
черпать в этом занятии силы для вечной молодости!" Плюхаюсь на живот
рядом, искательно заглядываю ей в глаза, все еще обиженные. Потом
переворачиваюсь на спину и устраиваю голову на стопке листков из плотной
бумаги, от изучения которых так бесцеремонно ее оторвал. "К свиньям
собачьим ваши топограммы! Самая сложная топологическая фигура - человек.
Потому он и звучит гордо. Изучай-ка лучше меня. Благо, я всегда под
рукой". - "Поразительная самонадеянность! Человек как топологическая
фигура довольно тривиален. А уж ты вообще примитивен. Ты симметричен, как
радиолярия. Брысь с моих бумаг, им цены нет! Брысь, кому говорят?" Я и не
думаю подчиняться. Есть только один способ добиться от меня полного
повиновения, и она им прекрасно владеет. Воровато оглядывается - трава
надежно прячет нас от всего белого света - и целует меня в растянутые в
блаженной улыбке губы. Теперь из меня можно вить веревки, что немедленно и
происходит...
снежного поля, как в изголовье постели сказочного великана. "Ну же, Юль,
давай, ветер поднимается!" - "Легко тебе торопить, а я боюсь!" - "Что тут
страшного?! Оттолкнулась и лети, я же рядом". - "Н-ну... Если что не так -
я сразу падаю и ору..." - "Не надо падать. Кинулась с горы - езжай до
конца". Ветер и в самом деле набирает силу, злобно швыряя пригоршни
колючего снега нам в лица. Она, в облегающей красной куртке с парусящимся
капюшоном и белых брюках, переступает лыжами, щурится, пробует палкой
склон. Ей действительно страшно, хотя именно она первой вызвалась в такую
погоду на такую высоту. Это в ее характере, и не могу сказать, что я в
восторге от ее необъяснимой страсти к головоломным поступкам. Все наши
друзья уже скатились и ушли пить кофе, а мы двое торчим здесь и боремся с
собой и ветром. "Юлька! - я начинаю сердиться. - Либо ты едешь, либо я
хватаю тебя в охапку и еду сам!.." В этот момент, не дослушав моей рацеи,
она с отчаянным визгом отталкивается палками и начинает разгон. Она
несется книзу как ракета, с шумом вспарывая лыжами снежное пространство, и
при этом еще как-то ухитряется закладывать лихие виражи. Я надвигаю на
лицо защитную маску, бросаюсь вдогонку и... падаю. Когда я, злой как
сатана, распутав несусветное сплетение палок и лыж, которых в подобные
минуты становится много больше, чем на самом деле, поднимаюсь, отряхиваюсь
и с грехом пополам сползаю к подножию горы, она уже дожидается меня. И
всем своим видом демонстрирует крайнее нетерпение. Ее огненные волосы
забиты снегом, щека расцарапана, однако носик задран и настроение
воинственное. "Что же вы, сударь, - презрительно выговаривает она мне. -
Заставили даму скучать, я уже и проголодалась тут слегка..." - "Знаешь
что!.." - взрываюсь я. "Знаю. Рожденный ползать летать не может. Это вам,
шевалье, не кабина какого-нибудь там блямба". - "Блимпа", - машинально
поправляю я. Тогда она показывает мне язык и, вызывающе покачивая бедрами,
уходит к лагерю, предоставив мне подбирать обломки ее лыж...
накатила приблудная тучка, разродилась крупным частым дождем. Теплым,
оттого что капли нагреваются, не успевая достигнуть земли, так что никого
этот дождь спугнуть не может. Он и не спугнул. Я даже благодарен ему за
то, что он хотя бы немного остудил мое горящее лицо. Она же просто не
замечает этих крутых жестких струй. Ударь возле ног ее молния, разверзнись
земля - она и тогда не отвела бы от меня своего взгляда. Голубой сарафан,
потемневший от воды, сползает и никак не может сползти к ее ногам
окончательно, льнет к ее мраморной коже, и она нетерпеливо помогает ему
руками. Переступает через него и делает шаг навстречу мне, полумертвому,
задохнувшемуся. Алмазные капли сверкают на ее плечах единственным
украшением, вспыхивают на упруго качнувшихся в такт движению грудях, в
спутанном облаке волос. А больше я ничего не вижу, прикованный к месту ее
распахнутыми глазами...
погружаются в серую занавесь. За ней ничего нет. Прошлое отрезано от меня.
Беспамятство. Покой. Руки мои опускаются. Им не к кому тянуться.
на сказочного гнома, ведет меня под локоть до гравитра. Я безропотно
принимаю его помощь. Во всем теле жидкая расслабленность. Можно сказать, я
сплю на ходу. Так что пусть ведет. "Ты помнишь меня?" - спрашивает гном,
когда я с трудом влезаю в кабину. "Нет... А кто вы?" - "Это неважно.
Назови автопилоту свой адрес". Я называю. Дверца захлопывается и машина
свечой взмывает в ночное небо. "Потише, - прошу я, и гравитр послушно
сбрасывает скорость. - Я тут подремлю немного..."
вылезая из кабины. С чего меня так разморило?.. Поэтому мне приходится
поспешить со сборами, чтобы не опоздать на первый рейс суборбитального
челнока. Разумеется, впопыхах я забываю о массе важных дел, в том числе
связаться с мамой. Я пытаюсь сделать это, уже сидя в глубоком мягком
кресле челнока, но связь неустойчива, рвется помехами, и проститься толком
так и не удается. Зато на орбитальной базе все устраивается наилучшим
образом. Видеалы там мощные, их сигналу пробить атмосферу ничего не стоит,
и мы с мамой прекрасно видим и слышим друг дружку.
взаимодействуют. Никаких разломов и трещин. Однородное, нигде не
прерываемое поле памяти. Что ты чувствуешь?"
особое значение. Она же ничего не стоит. Я не понимаю себя. Что побуждало
меня искать смерти? Какие еще сильные эмоции? Всего лишь нелепый
горячечный бред. Дикость, несуразица".
пространство мысли, я вышел на новый для себя уровень мышления. Поднялся
над самим собой, прыгнул выше головы. И на этом уровне мои эмоции
становятся иными. Может быть, еще более сильными. Может быть, они отмирают
за ненадобностью, как атавизм. Этого я пока не понял. Во всяком случае, с
этого нового уровня мои прежние переживания кажутся слишком мелкими,
недостойными моего разума".
этим заняться. Ты забыл о той задаче, которая стоит перед тобой. Это
задача спасения корабля и людей".
операции. Мой мозг - прекрасный, неизмеримого могущества, не имеющий
аналогов во вселенной интеллектуальный прибор. И я намерен использовать
все сто триллионов его синапсов с максимальной пользой. А если этого
окажется недостаточно, я создам новые нейронные связи. Я программирую свой
мозг на выполнение спасательной операции. Неудачи быть не может".
выдумал меня. Собеседника, Учителя. На каком-то этапе тебе было удобно
вообразить себя лишь слепым Учеником. Но ты все делал сам. Я лишь игра
твоей пробужденной фантазии. Защитная реакция твоего мозга на недостаток
информации о причинах его усовершенствования. Или, если угодно, пусковая
программа, программа-бустер, возникшая в твоем мозгу, чтобы инициировать
процессы его самопознания и самообъединения. Теперь ты можешь действовать
автономно, и часть твоего мозга, занятая программой-бустером, должна быть
освобождена".
указательным пальцем. Кстати, можешь его отнять от пульта. И не трать
времени на самокопание. Используй для работы все свое "Я", все пять пятых
его мощи.
девяносто пять процентов. Остался еще один сегмент, который не отработал.
привлекли внимание Кратова. Он покрутил головой, локализуя их источник.