откровенностей. Он верил и не верил своим ушам. Никогда Оросутцев не
посвящал его в подробности своих дел и поступков.
фотоаппаратом. Это я сразу подметил".
трудный момент ничего не скрывал от тебя. Он так и писал на твоей башке.
Значит он доверяет тебе.
Оросутцев. - Расскажи тебе все раньше, ты бы со страху давно убежал.
Оросутцеву.
и только глаза его поблескивали при свете огня.
неба, но он встряхнулся и продолжал:
они чуть ли не год гонялись. Да они готовы не один, а дюжину самолетов
прислать.
денется. Все учтено, все предусмотрено. Я тоже не дурак, я отдам аппарат,
когда твердо стану ногой на той стороне. А иначе шиш...
мысли убегали, он выхватывал их клочками.
Разожжем пять костров конвертом. Вот так... - Оросутцев хотел начертить
пальцем на снегу расположение костров, но упал на бок и выругался.
Поднявшись, он рассмеялся. - Разожжем и встретим... И мое дело в шляпе...
- и спохватился. - И твое дело тоже. Улетим, и шабаш. Довольно. Свое мы
сделали. Мы и там еще пригодимся. Такими, как я, не бросаются, жирно
больно. И буду жить, как душа пожелает. Надо только не опоздать...
скоро как вольные птицы. Чихать мне на все.
неловкими движениями недалеко от костра хвойные ветви. - Молодец, если бы
майора так чикнуть...
бежит по следу.
Оросутцев. - У нас всегда два выхода: или живыми остаться, или на одной
веревке болтаться. А в общем, ничего не будет до самой смерти. Ложись.
освободиться от захлестывающей его горло петли, и подбросил в огонь
большое полугнилое полено.
костра.
ночи вошел храп Оросутцева. Он храпел так сильно, что казалось, человек
или задыхается, или захлебывается.
крепким, скорее тяжелым сном охмелевшего человека и не чувствовал никакого
холода, а Шараборин не спал.
огонь, который то совсем потухал, то, вдруг, находил себе новую пищу и
ярко вспыхивал.
Оросутцева.
не мог обрести душевного покоя! Сколько времени он с тревогой пытался
проникнуть мыслями в будущее и найти ответ на вопрос, что его поджидает!
Пытался и не находил. И вот сегодня он лежит и не знает, что произойдет с
ним завтра. Не верит он Оросутцеву. Не такой человек Оросутцев, чтобы
сказать правду и оказать помощь другому. Да и он, Шараборин, не такой
человек, чтобы принять ложь за правду. Да, он верит в то, что Оросутцев
убил инженера и переснял какой-то важный план. Ничего в этом удивительного
и невозможного нет. И не вызывает у него сомнений и то, что этот план надо
обязательно к завтрашнему дню доставить к Кривому озеру, куда прилетит
самолет. И что за план дадут большое вознаграждение, тоже правда. И что
самолет прихватит Оросутцева - тоже верно. Но вот в то, что Оросутцев
готов прихватить с собой на ту сторону его, в это Шараборин никак не мог
поверить. Нет, нет и нет. Зачем Оросутцеву делить с кем-то свою славу и
деньги? Зачем ему нужен Шараборин? Какой дурак пожелает себе живого
свидетеля, который может где-нибудь и когда-нибудь сказать что-то лишнее?
Да и на что, кому нужен Шараборин на той стороне?
выболтал многое, но все это не спроста, а с определенным расчетом.
Оросутцеву надо, чтобы его довели до Кривого озера. Довели в срок. А все
остальное насчет "вольных птиц", "свободы", - все это чистая выдумка.
Зачем Оросутцеву брать на шею какую-то обузу? И ничего ему Гарри не писал
насчет Шараборина. Брехня это. Гарри мог и сам сказать об этом при
встрече. А там, когда они придут к озеру, или когда прилетит самолет,
Шараборину придет конец. О, да... Оросутцев умеет это делать. Его не надо
этому учить.
Оросутцев по-прежнему храпел с каким-то ожесточением.
он. У него трое или четверо нарт. И что же получается? Дойдем мы до
Кривого озера, и там меня кончит Оросутцев. Не дойдем, не успеем, - майор
изловит. Изловит, и опять мне конец. И так, и этак худо. Совсем худо. И
так конец, и этак конец. Оросутцев не оставит меня в живых, а я его веду.
Не доведу, не успею, - майор изловит. Колотился всю жизнь, а что толку?"
кухлянку. Он ежился, вертелся на месте, но все это мало помогало.
короткими неровными толчками. Шараборин уже не мог лежать. Он приподнялся,
сел, подобрав под себя ноги. Прислушался. Тайга хранила молчание. Закурил.
Стало как будто теплее. Но потом дым табака показался ему горьким,
вызывающим тошноту, и он отбросил прочь папиросу.
очень далеко.
последней ночью в его жизни, что все зависит от него самого. Надо
действовать, надо что-то предпринимать. Он стоит на решающем рубеже своей
жизни.
мерзнет. Будет спать до утра. Однако, много я ему дал спирта". И вдруг,
озаренный какой-то новой мыслью, неожиданно пришедшей в голову, он быстро
поднялся на ноги, странно скособочился и тихо позвал Оросутцева:
голову в плечи, сделал осторожный шаг вперед и уже громче повторил:
прерывается дыхание. И уже совсем громко, точно желая разбудить
Оросутцева, крикнул:
напряженно обдумывая, а потом решил обойти вокруг угасшего костра. Он шел,
и снег оседал под его ногами, а Шараборин нарочито сильно нажимал
торбазами, чтобы звучнее слышался хруст. Он сделал круг и вернулся на
прежнее место.
Шараборин, громко кашлянул несколько раз сряду и приблизился вплотную к
Оросутцеву. Приблизился и наклонился над ним, упершись руками в свои
колени.
мог его перебить.
Быканырова. Конец ствола ружья торчал под самым его подбородком.
ствол, и выругался про себя.
и руки тряслись, но решение уже созрело и останавливаться на полпути он не