Чтение 42–й страницы книги ~Умножающий печаль~

табличкой "Генеральный директор Л.А.Серебровская".

Без стука толкнул дверь и, как говорят в Одессе, - уже имеете! Подруга
моей славной комсомольской юности Людмила Андреевна, бывшая, ноне
разведенная жена магната, так сказать - соломенно-вдовствующая магнатесса,
отставная олигархиня, тайкунистая могулка, стоя у окна кабинета,
разговаривала по телефону с каким-то чмо:

- Степик, дружок, ничего мы не можем сделать... Это не от меня зависит...
Банк не пропустит, я тебе объясняла сто раз. Степа, дорогой, я устала от
тебя... Тебя как послать - устно или по факсу?..

Она перевела взгляд на меня, устраивающегося поудобнее в кресле напротив,
нормального скромного посетителя, заурядного путешественника, торящего по
миру свою нелегкую тропу VIP-классом. На лице ее менялись с непостижимой
быстротой маски, будто слайды в проекторе, - растерянность, волнение, испуг,
досада и боль.

В телефоне продолжал клокотать Степа. Люда Серебровская
удивленно-брезгливо посмотрела на трубку, словно на крысу, неведомо как
попавшую к ней в руки, сердито нажала несколько раз на кнопки - по-моему,
отключила Степу навсегда.

- Здравствуй, Люда, - доброжелательно-мягко поздоровался я.

- Здравствуй, Кот, - настороженно ответила Серебровская, и звучало это
приблизительно так: пропади ты пропадом!

Она мало изменилась, ну, может, заматерела чуток - крупная, еще
интересная женщина, находящаяся в последней, осенней поре женской красоты.
Эх, гребаная перестройка! Стоял бы на дворе благословенный застой, она бы
сейчас не билетами торговала, а руководила Комитетом советских женщин.

Сложив руки на груди, она по-прежнему подпирала окно, внимательно
всматриваясь в меня, пытаясь понять, зачем Это я пожаловал -
просить-побираться или грозить-скандалить?

Или еще зачем?

А может, завалился с честными намерениями - например, предложение
сделать? Мол, давайте, как в мазурке - кавалеры меняются дамами! Дорогая
Люда, моя незабвенная подруга перешла к вашему герою-супружнику, а вы
отходите ко мне! Танцы продолжаются! Веселимся до упаду!

А тут вдруг и небольшой радиоприемник на шкафу негромко и проникновенно
доложил нам:

- ...радио "На семи холмах"... Режиссер Сергей Ордынцев... сериал...
"Верный Конь, Хитрый Пес и Бойкий Кот..."

Погоди, Серега, отстань, сейчас не до кино. Танцы пока в разгаре. Я со
смешком предложил:

- Присядь, подруга! Поговорим - мы ж с тобой не чужие...

Люда пронесла себя в огромное "банкирское" кресло, закурила сигарету
"Картье", спросила:

- Выпьешь? - и видок у нее был такой, что я мог попросить только стакан
выдержанного, хорошо настоянного раствора мышьяка.

- Не-е... На работе не пью.

- А ты здесь, у меня, на работе?

- Скажем так - с деловым визитом, - ухмыльнулся я.

- Пришел за долгами своего дружка, моего бывшего мужа? - недобро
прищурясь, спросила Люда. Удивительная, невыдыхающаяся, нелиняющая сила
старых предубеждений по-прежнему бушевала в ней.

- С моего друга, твоего бывшего мужа, долги можно получить только на
Новодевичьем, - попытался я ее успокоить.

- Думаю, долго ждать будешь, - заверила твердо Серебровская.

- Может быть, - пожал я плечами. - Главное, чтобы время ожидания
оказалось короче моего жизненного срока...

- А вот этого, как любит говорить мой бывший муж, уверенно обещать тебе
не могу. - Она кивнула на радиоприемник, вещающий обычную рекламную чепуху:
- Дурачок Серега Ордынцев думает, что он - режиссер предполагаемого
спектакля... А режиссер у нас один...

- Не пугай! - схватился я в ужасе за голову.

- Смейся-смейся, пустомеля! Сашка назначает нас на роли друзей или
врагов, он приближает нас или прогоняет со сцены, он велит нам быть героями
или злодеями. Он дарит нам свою любовь или... Рассердится - велит убить...

- Не преувеличивай! - веселился я. - Бог не выдаст, свинья не съест.

Людмила тяжело вздохнула:

- Да, так все время и рассчитывали, и надеялись... А Бог выдал, и свинья
сожрала... - Она нервно давила в хрустальной пепельнице сигарету и сразу же
чиркала зажигалкой, закуривая новую. - Кот, тебе в лагере круто довелось?

- Люда! О чем ты говоришь! Не смеши меня и не жалоби! Три года всего! Да
я их на одной ножке простоял!

Она усмехнулась грустно, и в лице ее появилось нечто человеческое.

- Я забыла, что ты, хвастун, не жалуешься! - Она помолчала, потом тихо
сказала: - Если можешь, прости - я к тебе плохо относилась всегда... Думала,
что ты Сашку с толку сбиваешь. У тебя ведь всегда на уме только пьянь да
блядки были...

- Как вам не совестно, мадам! А фарцовка? Пламенный комсомолец-негоциант
Кот Бойко! А карты? А бега? Мало забот было?..

- Да, ты был человек очень занятой, ничего не скажешь...

В глазах у нее была печаль - она явно жалела, что не может, как в давние
времена, снова исключить меня из комсомола. Люда была в те поры секретарем
Свердловского райкома комсомола нашей прекрасной столицы, которую мы все по
призыву партии превращали в город коммунистического быта. Люда тенденциозно,
на мой взгляд - глубоко ошибочно, считала, что моя деятельность не помогает
росту коммунистического быта. На бюро райкома комсомола оскорбляла меня
клеветническим предположением, что я, мол, унижаю, оскверняю и вообще позорю
высокое звание члена Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Такой ужасный упрек вызывал у меня нестерпимую боль.

Я предлагал старшим товарищам доказать свою верность идеалам.

Я обещал повеситься или застрелиться из вражеского пулемета, как наши
комсомольские бабушка и дедушка Зоя Космодемьянская и Александр Матросов.

А они все равно упрекали меня в неискренности.

Они кричали в гневе: "Этот проходимец смеется над нами!"

Конечно, я бы забил болт на них на всех, но меня могли выключить не
только из комсомола, но и выпереть с треском из сборной, и Хитрый Пес
отправился к Люде отмазывать меня - он был гений всякого рода разговоров с
начальством.

Пришел, увидел, пошутил.

Поговорил, понял, полюбил.

Сошелся, трахнул, женился.

С помощью Люды, ее громадных повсеместных связей мы потом разворовали
половину городских денег. Золотая пора: идеи наши - бензин комсомольский,
общественный, партийный, государственный - чужой, одним словом. Ушли те
времена...

- Ах, если бы можно было что-то вернуть! Я боялась, что ты у меня мужа из
дома сгонишь, а вышло совсем по-другому, - с горечью говорила Люда, и у нее
на глаза наворачивались слезы. - Твоя ненаглядная и тебя кинула, и меня из
дома выбросила...

- Люда, не люблю я говорить об этом, не хочу вспоминать ничего, - мягко
остановил я ее.

Она смотрела на меня долгим сверлящим взглядом, качала головой:

- Мне-то не ври!.. Тебе и вспоминать ничего не надо - ты об этом никогда
не забываешь, каждый миг помнишь. И живешь в том же аду, что и я...
Колдунья, ворожея твоя Марина...

- Не моя, - сказал я.

- Нет, Кот, я баба, я все про это понимаю... Марина всегда будет твоя!..
Далекая, чужая, недоступная, а сниться по ночам будет только она. Ворожбу
она знает, приворотное чудо... Ненавижу ее, презираю, могла бы - убила, а
все равно знаю: есть в ней страшная сила чародейская...

- Не преувеличивай! - Я резко встал, достал из кармана дискету. - Ни с
кем и никогда я не говорю на эту тему. Даже с тобой...

- Особенно со мной! - подняла палец Серебровская. - Мой муж...

Я перебил ее:

- Твой муж, мой бывший брат, - из породы людей-чертей. Он - бес! Бес
Пардонный... И меня не устраивает роль солиста на ниточках в кукольном
театре моего друга. Хватит, надергался! Поезжай срочно к своему бывшему мужу
и передай ему эту дискету...

- Какой-нибудь скелет в шкафу? - горько усмехнулась Люда.

- Это у обычных людей припрятан скелет в шкафу, - поправил я. - Здесь -
то самое Новодевичье кладбище...

- Хорошо, - согласилась сразу Людмила. - Сейчас постараюсь с ним
созвониться и поеду.

- Никуда не звони, ничего по телефону не объясняй. Поезжай и отдай из рук
в руки. Ни одному человеку, кроме него...

- Это так серьезно? - тревожно спросила Людмила.

- Серьезно, поверь мне. И еще одно - не вздумай после моего ухода
посмотреть на компьютере дискету. Если твой нежный супруг догадается, что ты
знаешь ее содержание, я за твою жизнь гроша ломаного не дам...

Я дошел до двери, обернулся к оцепеневшей женщине:

- Люда, Ванька вспоминает обо мне? Когда-нибудь?

- Очень часто. Он так и зовет тебя - Капитан...

На улице мы с Лорой остановились у витрины большого магазина электроники
- двенадцать Серебровских одновременно обращались к прохожим, торопливо
снующим по своим ничтожно-маленьким, но почему-то очень важным для них
делам. Двенадцать поставленных друг на друга крупноэкранных телевизоров
"Сони" транслировали передачу, в которой Николай Сванидзе беседовал с моим
замечательным другом Александром Серебровским.

Это было впечатляющее зрелище - из витрины смотрела в мир толпа магнатов.
Олигархи заполонили улицу, как на первомайской демонстрации.

- ...Ну хорошо, Александр Игнатьевич, - говорит Сванидзе. - Вы
принадлежите к той группе наших сограждан, которых называют "Господа Большие