Чтение 42–й страницы книги ~Слепой против маньяка~

на проспекте Мира обнаружен сверток с четырьмя детскими руками, а также
труп бомжа.

Бомжа опознали, и жильцы рассказали, что уже около месяца этот бомж
обитал на чердаке. Правда, с ним жил и еще один. Утром его видели.
Поднялись на чердак, но там уже никого не нашли. В общем, вся Москва,
или те, кто не спал, узнали о страшной находке возле мусорного
контейнера на проспекте Мира, а также все видели двух ярко высвеченных
лампами старух, которые оказались героями этого вечера.

Старухи, как могли, объясняли происшествие. Олег Иванович Соколов
даже заставил Марью Ивановну, перепутав ее с Анфисой Петровной, держать
мусорное ведро. Вот так они и были показаны по телевидению: Марья
Ивановна, бывшая учительница, с ведром в руках, и Анфиса Петровна с
обувной коробкой.

Теперь уже разговоры о страшном, кровожадном маньяке, убивающем
детей, поползли по Москве, мгновенно материализовавшись. Теперь всех
исчезнувших, пропавших без вести детей приписывали кровожадному маньяку,
а число этих детей и подростков было довольно значительным.

***

Конечно же, выпуска "Новостей" Григорий Синеглазов не видел. Он в это
время сидел в купе скорого поезда, который мчался в направлении Питера.

Напротив него на мягком диване, поджав под себя ноги, сидела Анжела.
На ее лице поблескивали очки в тонкой золотой оправе, и она
просматривала документы.

Лицо Синеглазова было бледным.

- Что это с тобой, Григорий? - подняв голову от бумаг,
поинтересовалась Анжела. - Уж не заболел ли ты?

- Да, знаешь, что-то меня трясет. Может быть, простыл, а может,
просто нервы расшалились.

- Да, да, может быть, нервы, а может быть и простыл. Погода, видишь,
какая?

На темном оконном стекле поблескивали капли.

- У тебя ничего нет выпить? - тронув за плечо Анжелу, вдруг спросил
Синеглазов.

- Выпить? Ах да, есть, я взяла бутылку коньяка. Будешь коньяк?

- Да, с удовольствием, - прошептал Синеглазов, чувствуя, что у него
во рту пересохло.

- И еще у меня есть лимон и "салями".

- Вот и хорошо. Давай.

И Анжела, раскрыв свой чемодан, поставила на стол плоскую бутылку
армянского коньяка, достала два лимона. У Синеглазова в руках появился
ножик, он тонко порезал лимон, и спутники начали пить коньяк.

Анжела посматривала на Григория довольно холодно. Она все еще не
могла ему простить то ночное вторжение.

Григорий Синеглазов понимал это, но просить прощения не хотел.

Единственное, что он сказал после четвертой рюмочки, так это то, что
он и сам не понимает, как все получилось.

Анжела пожала плечами и усмехнулась в ответ.

- Не понимает он! Ворвался, набросился на меня, словно зверь
какой-нибудь, словно насильник.

От этих слов Синеглазов вздрогнул и побледнел.

- Ладно, выйди, я разденусь и лягу спать, - попросила Анжела.

- Да раздевайся, мне-то что, - ответил Григорий.

- Ну, как знаешь.

Она переоделась. Синеглазов смотрел на ее округлые плечи, на тонкую
талию, на высокую грудь, на блестящий шелк комбинации, на золотую
цепочку, на сережки и у него не было желания. Он сидел, положив голову
на руки, и недовольно морщился, словно перед ним была не привлекательная
молодая женщина, а старуха, которая не вызывает никаких чувств, кроме
брезгливости.

Анжела попыталась соблазнить Григория, но это ей не удалось.

- Я себя плохо чувствую, Анжела, - сказал Григорий Синеглазов. -
Может быть, я перенервничал, а может быть, действительно, сильно
простыл.

- Ох, эти мужчины! Вечно у них какие-то причины, и вечно они все
любят делать по-своему.

Анжела забралась под одеяло и отвернулась к стене.

Григорий понимал, что она не спит, что она ждет, когда он сядет рядом
с ней, положит руку вначале на плечо, затем ладонь скользнет под одеяло,
нащупает упругую грудь, затвердевший сосок, и Анжела, задыхаясь,
перевернется на спину и потянется к нему губами.

Но Григорий был неподвижен. Анжела, проклиная Синеглазова, уснула, а
он долго еще сидел, медленно потягивая коньяк, заедая его кислым
лимоном.

Но в конце концов усталость и нервное напряжение взяли свое, и он
тоже уснул, правда, сон его был тревожен. Ему виделось перекошенное от
ужаса, небритое, грязное лицо бомжа, кричащего в трубку: "Алло, алло,
милиция, скорее приезжайте! Здесь такое, такое..."

Дважды или трижды Григорий просыпался, пил коньяк и вновь пытался
заснуть.

В Питер поезд прибыл утром, и Григорий Синеглазов с Анжелой сразу
поехали устраиваться в гостиницу, затем направились по делам.

***

А в Москве дело с маньяком набирало обороты. Повсюду говорили об
ужасной находке во дворе дома по проспекту Мира. Сюжет повторили и в
утренних "Новостях", затем показали днем.

О мертвом бомже в дневных "Новостях" уже не упоминалось. Да и кого
может интересовать труп какого-то человека, чье имя даже не было
известно. Бомж и бомж.

Милиция занималась своим делом: звонил телефон, начальство требовало
как можно скорее найти маньяка. Журналисты приставали к высоким чинам,
требуя объяснения и домогаясь, почему милиция бездействует и почему
ужасный преступник все еще на свободе? Генералы обещали, что вскоре
маньяк будет пойман и посажен за решетку. Журналисты, конечно же, не
верили этому.

Ночное происшествие обрастало новыми и новыми подробностями. Родители
уже не пускали детей одних, встречали их после школы, дворы опустели.
Дети сидели по домам, а если и гуляли, то только под присмотром
взрослых.

Экспертиза определила, что руки, найденные в целлофановом свертке,
принадлежат Даше и Наташе Мамоновым. Анна Ивановна Мамонова после того,
что узнала, попала в больницу. У нее случился обширный инфаркт, и сейчас
врачи пытались ее спасти. Она лежала под капельницей в палате
реанимации, ее муж, убитый горем, потерянный, ничего не понимающий,
нервно ходил в коридоре, то и дело подскакивая к выходящим из палаты
врачам.

- Как она?

Врачи пожимали плечами, воздерживались от утешительных обещаний.

Глава 9

Сиротка провел эту ночь на Павелецком вокзале. Конечно же, он видел и
ночные, и утренние "Новости", и ему захотелось пойти в милицию,
рассказать все, что он знает.

Но, наученный горьким опытом, он никуда так и не пошел.

Прошло еще два дня. Все дела в Питере были закончены.

Возвращались из северной столицы Григорий Синеглазов и Анжела не
поездом, а самолетом.

В последний день Григорий Синеглазов направился погулять по Невскому
проспекту. Он зашел в один из букинистических магазинов, долго топтался
у полки с антиквариатом и, наконец, подозвал продавщицу.

- Будьте добры, покажите мне вон ту книгу.

Синеглазов был одет респектабельно, на нем было кашемировое пальто,
безукоризненно белая рубашка, шикарный итальянский галстук.

Девушка легко взобралась по стремянке и достала с верхней полки
старую книгу. Синеглазов принялся быстро ее просматривать, судорожно
перелистывая пожелтевшие страницы.

Это было дореволюционное издание книги небезызвестного Крафта Эйбинга
"Половая психопатология". В ней было описано более шестисот случаев, а в
начале шло огромное предисловие страниц на сто с лишним. Около часа
Григорий Синеглазов листал книгу, время от времени облизывая пересохшие
губы.

Продавщица с явным интересом наблюдала за Григорием Синеглазовым.

Наконец, она не выдержала, тем более, что приближалось время
обеденного перерыва.

- Так вы будете покупать книгу?

- А? Что?...

Синеглазов вздрогнул, словно ему в затылок уперся холодный ствол
револьвера.

- Я говорю, вы книгу будете покупать? Мы закрываемся.

Синеглазов сглотнул слюну, затем набрал полную грудь воздуха.

- Конечно, конечно, сколько она стоит? Цена, в общем-то, была
головокружительной, но Синеглазов преспокойно вытащил из внутреннего
кармана пиджака портмоне, отсчитал деньги и подал продавщице. Девушка
запаковала книгу, Синеглазов спрятал ее в кейс и вполне удовлетворенный
вернулся в отель.

Он вошел в номер Анжелы Литвиной. Та, уже собравшись, ждала его.