— Он самый крутой среди хохляцких бандитов?
— Хвастал, что круче него был только Аль Капоне. Не знаю, наверное, врет, хотя ездит на последнего года выпуска «Линкольне» за сто с лишним тысяч баксов, и его все время сопровождают двое вооруженных горилл — «с Харкива», как они говорят.
— Как связаться с этим Мореным?
— Не связывайся ты с ним: еще и тебя захочет трахнуть! С него станется… А у него так: захочу, говорит, значит, мое!
— Ему же будет лучше, если подобная мысль не придет ему в голову, — мрачно ответила Розочка. — Давай его координаты.
— Запиши номер мобильного и его адрес: с мобильником он никогда не расстается, а адрес… так, на всякий случай. — Лена продиктовала адрес и телефон. — Если бы ты его как-нибудь кинула, я была бы рада, только не проговорись, что от меня получила наводку.
— Договорились! Спасибо, подруга, увидимся как-нибудь!
— Удачи…
Розочка положила трубку и вопросительно взглянула на Савелия.
— Если никто не возражает, то я звоню этому Мореному… дубу.
Савелий набрал номер и вскоре услышал надменный голос с характерным украинским акцентом:
— Слухаю безплатно тильки якщо по дилу, яке мени интересно, а як ни, то буде подвийный тариф.
Савелий сразу понял, что с этим «крутым» легко сыграть на жадности:
— Я бизнесмен из Москвы, у меня возникли проблемы в Нью-Йорке, и мне посоветовали обратиться к вам, — сказал он, изобразив отчаяние.
— Хто дав мий номер? — настороженно спросил Мореный.
— Вася Меченый, — на ходу придумал Савелий, уверенный, что номер пройдет.
— Сказал, что он свами дела делал на Украине. Так и сказал: «Передай привет Мореному от Васи Меченого».
— Васыль Меченый? Жив ще курылка? — Мореный сразу успокоился: то ли ему понравилось прозвище, то ли действительно был у него такой знакомый. — Не люблю москалей, но… друзья Васыля Меченого — мои друзья! Ты хде?
— В двадцати минутах от Южного Бронкса.
— Тебе як зовуть?
— Николаем.
— Добре, Мыкола, значить, тебя кто-то здеся кинул, грошей богато?
— Сто двадцать тысяч…
— Подряды мои знаешь?
— Фифти-фифти.
— Нормально?
— Конечно.
— Тогда подруливай через пару часов по адресу… — Он продиктовал тот самый адрес, который дала подруга Розочки.
— Ловко ты его развел, — довольно проговорил Воронов.
— А кто такой Вася Меченый? — спросил Константин.
— А я знаю? — рассмеялся Савелий.
— Ну ты даешь! — с восхищением оценил юмор Рокотов-младший.
— Ну что, поехали? — спросил Воронов.
— Рано еще: туда от силы минут тридцать езды от нас, — возразил Савелий.
— Мы что, с голыми руками отправимся к этим отморозкам? — поинтересовался Константин.
— Справимся, — уверенно ответил Савелий. — Нас же трое.
— Я поеду с вами! — спокойно, но твердо сказала Розочка.
— Разумно ли это? — стараясь скрыть беспокойство, осторожно спросил Савелий.
— Я поеду с вами! — упрямо повторила она. — Это — мой сын!
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Савелий, почувствовав, что ее не отговорить. — Только с одним условием…
— С каким?
— Не лезть поперед батьки! — вставил Константин.
— Вот именно! — кивнул Савелий.
— Как скажешь, батька! — в тон Константину проговорила Розочка.
— Пока у нас есть время, предлагаю пообедать, тем более что наши гости с дороги, — предложила Розочка.
— Господи, как же я рад видеть тебя, наставник! — Константин вновь бросился обнимать Савелия.
— А мне архиприятно, — сказал Говорков и тут же вспомнил о Позине: — «Интересно, добился ли Шура встречи с Кондолизой?» — подумал он.
В тот момент, когда у Савелия возникла мысль о Позине, Александр ехал на встречу с ней. Это действительно оказалось архисложно. Дама постоянно была в разъездах, сопровождая Буша в его поездках по стране. Позин продолжал настаивать, а вода, как говорится, камень точит. Наконец она сдалась, но поставила ему такие условия, что можно было подумать, будто во вражеском тылу встречаются два разведчика.
Позин должен был приехать со всеми предосторожностями в семь часов вечера, одетый просто, без сопровождающих, в квартиру в Вашингтоне, которую снимал конгрессмен-республиканец с Юга. Там Кондолиза обещала уделить Александру ровно один час своего драгоценного времени. Позин был несколько шокирован, но выхода у него не было.
Из Нью-Йорка в Вашингтон Позин приехал на поезде. На нем были джинсы, темно-синяя куртка и какая- то нелепая кепочка, специально купленная для этого случая. Более того, он сбрил бороду и нацепил большие темные очки. Взяв у вокзала такси, Позин назвал только улицу без номера дома, чем отчасти удивил таксиста. Остановив такси за несколько кварталов, он прошелся до нужного дома пешком. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он юркнул в подъезд. Ему было смешно. Несмотря на историю Моники Левински, он так и не проникся тем священным трепетом, который испытывают западные политики, особенно американские, перед прессой.
В небольшой, скромно и стереотипно обставленной квартире его встретила дама в очках, лет сорока пяти, с типично американской лошадиной челюстью и фальшивой улыбкой во весь рот.
— О, как приятно с вами познакомиться, мистер Позин. Мадам Гатти сейчас придет. Меня зовут Джейн.
Вскоре явилась госпожа Гатти. Джейн принесла им кофе, тарелочку с сухим печеньем и оставила в гостиной одних.
Бросив быстрый оценивающий взгляд на Позина, Кондолиза сказала:
— Ас бородой вам лучше:
— Спасибо, обязательно отпущу!
— Почему вы так стремились встретиться со мной, Алекс, мне ясно, — с места в карьер начала Кондолиза: даже среди эмансипированных вашингтонских дам — политиков и журналисток она славилась своей бесцеремонностью.
— Но вот почему вы так старательно избегали встречи со мной, для меня загадка, — в тон» ей, но подчеркнуто дружелюбно заметил он.
— Потому что считала и считаю нашу встречу совершенно лишенной смысла, — отрезала Кондолиза. — Понятно, вы получили задание позондировать политику Президента Буша в отношении России, но этой политики не существует. Наш приоритет — внутренняя политика, которой демократы, на наш взгляд, не уделяли должного внимания. К тому же я убежденная противница всяких закулисных переговоров, которые порождают лишь слухи и не более того.
Позин подумал, что пора пускать в ход испытанное веками оружие — лесть.
— По существу, вы совершенно правы, дорогая Кондолиза, никто и не думает, что какая-то определенная политическая линия уже сформулирована, — она назвала его Алексом, и он рискнул обратиться к ней по имени. — Но у нас в Кремле ведь не дураки сидят. Наши американисты с полным на то основанием считают вас крупнейшим специалистом по России, такое тонкое, как у вас, понимание нюансов русской жизни и русского характера немногим на Западе доступно.
Темное скуластое лицо Кондолизы оставалось непроницаемым.
— Президент Буш уже проявил себя мудрым и дальновидным политиком, пригласив вас в свою команду советником по международным делам, и нашим руководителям в высшей степени важно знать вашу, именно вашу точку зрения на потенциальные возможности нашего сотрудничества. Много лет назад мы с приятелями придумали формулу, которая регулярно подтверждает свою правоту: «Во второй половине двадцатого века Историю делают умные советники и спичрайтеры». Думаю, и в двадцать первом веке вряд ли что-либо кардинально изменится.
Если ей и польстили слова Позина, то она этого не показала.
— Раз мое частное мнение так высоко ценится в московских политических кругах, мне не жалко поделиться им с вами, Алекс. — Она поправила очки. — Прежде всего я считаю, что мы не должны помогать России финансами. Во всяком случае, не так, как это делали демократы, бросая деньги американских налогоплательщиков в бездонную дыру, именуемую Россией. Я убеждена, что эти деньги обогатили только ваших коррумпированных чиновников, ничего не дав русскому народу.
— Полностью с вами согласен.
— Если так считает крупный чиновник кремлевской администрации, то, может, у вас уже появились единомышленники и зреет тайный заговор против коррумпированной верхушки?
Кондолиза славилась своим ехидством, и Позину ничего не оставалось, как сделать вид, что он не расслышал. Он продолжал как ни в чем не бывало:
— Я много думал об этом и тоже пришел к выводу, что схема финансовой помощи России западными финансовыми институтами плохо продумана, потому и малопродуктивна.
— А может, наоборот: слишком хорошо продумана вашими и нашими коррупционерами-демократами? Ведь большинство ваших молодых реформаторов оказались жуликами, активно расхищавшими наши кредиты, не так ли?
— Мне трудно судить об этом: нет полной информации.
— Хорошо. Забудем о жуликах и коррупционерах. Я буду против оказания России финансовой помощи и потому, что цены на нефть резко выросли и доходы от ее продажи регулярно пополняют ваш бюджет, в то время как миллионы западных автомобилистов вынуждены покупать дорожающий с каждым днем бензин.
— Кондолиза в благородном порыве защитить весь западный мир даже повысила голос. — Боюсь, что не порадую вас и ответом на второй вопрос, который вы хотели бы мне задать. Если Президент Буш поинтересуется моим мнением по поводу развертывания системы стратегической противоракетной обороны даже в ущерб существующим между нашими странами соглашениям о разоружении, я буду обеими руками голосовать «за». Америка не может рисковать, оставляя хотя бы один шанс безумцам, которые уже имеют или скоро будут иметь ядерное оружие и средства его доставки.
Позин предпочел промолчать — жесткая позиция Буша-младшего по этому вопросу была известна в Москве.
— Я ознакомилась с вашей точкой зрения, Алекс, в доме Руфи и вовсе не хочу задевать ваших патриотических чувств, но объясните: почему весь Запад должен носиться с вашей Россией, сочувствовать ей, помогать? Когда-то СССР был нашим серьезным и уважаемым главным противником. Я помню ваш знаменитый советский тезис о мирном сосуществовании и соревновании двух систем. Так вот, мы в этом мирном соревновании победили окончательно и бесповоротно не только СССР, но и весь мировой коммунизм. Надеюсь, у вас нет в этом никаких сомнений?