находить!
Мишель, будьте предельно осторожны, ни единого намека в прессе, да и мне,
пожалуй, не звоните - лучше напишите. У нас говорят: береженого бог
бережет.
Дональдсону, можно доверять?
вы отдадите мне, это позволит связать многие разрозненные нити в одну и
выйти на искомый результат. Вы не возражаете?
вами. Извините за шутку. Всего доброго!
находились в подвешенном состоянии. Поначалу события развивались, как и
положено в таких случаях: была послана предварительная аккредитация,
внесен соответствующий долларовый залог, меня поставили в известность, что
жить буду, как и остальные советские журналисты, за исключением
электронщиков, в олимпийской деревне прессы, что примыкала к главной
олимпийской деревне и находилась в двух шагах от Олимпийского парка. Я
накапливал досье на наиболее вероятных победителей, анализировал состояние
дел в том или ином виде спорта, записывал на магнитные ленты сведения о
предыдущих Играх, кои могли понадобиться в Сеуле, - словом, занимался
рутинной подготовительной работой. Без нее трудно рассчитывать на
серьезные материалы, какой бы новый фактаж не давала сама Олимпиада.
сокращена квота советских журналистов, и потому меня перевели в резерв. Я
позвонил Гаврюшкину, но он тоже не ответил определенно, промямлил что-то о
сложностях, ожидаемых в стране, с которой у нас нет дипломатических
отношений, напомнив с пафосом, - да и разве могут корейцы простить
пассажирский "Боинг-747", сбитый нашей ракетой в сентябре 1983-го? Потом
долго и нудно что-то плел о происках неких служб, заполонивших олимпийские
объекты, о необходимости быть готовым к самым неожиданным поворотам,
естественно, далеко не лучшего свойства...
когда, сами себя напугав, мы не поехали в Штаты.
- новые времена...
самолюбивый и властный, мгновенно вспыхивающий при малейшей попытке
несогласия с его отработанным и апробированным мнением Гаврюшкин не
простит такого выпада, тем более его уязвившего еще и потому, что Вячеслав
Макарович слыл одним из тех, кто рьяно поддерживал председателя
Госкомспорта в его борьбе против Игр в Лос-Анджелесе.
одиннадцати, темнело. Слева и справа густой стеной - точнее не скажешь -
еще поднималась пшеница, пылили комбайны и грузовики, вывозившие с поля
хлеб. Высокие тополя, окружившие шоссе, стоило только выехать из Софиевки,
создавали впечатление, что машина несется в глубоком зеленом ущелье.
Аккуратно подбеленные стволы фосфорисцировали в вечернем воздухе,
убаюкивая водителя. Редкие машины иногда вспыхивали фарами. Заканчивался
воскресный день.
сообщил, что шеф твердо решил послать его в Сеул, в надежде, что сможет он
развернуться и там, но сам Дейв очень в этом сомневается и честно
признается, что смотрит на открывшуюся перспективу довольно мрачно. "Что с
того, писал он, что я уже дважды посетил "Уэмбли": в первый раз я просидел
весь матч в баре перед телевизором со знакомой девицей, а второй раз попал
в драку, учиненную болельщиками, и это обошлось мне подбитым глазом и
порванным костюмом (20 фунтов стерлингов). Увы, шеф ничего слышать не
желает и требует поставить точку в той истории, которую я так "ловко
раскопал". Если б он знал, кто в действительности раскопал! Без вашего
позволения Мишелю Потье в Берн я не звонил, да и, скорее всего, он мне
ничего не сказал бы. Я надеюсь увидеть вас в Сеуле? Иначе мне хана..."
пополнилось кое-чем интересным. Мишель, вновь звонивший из Женевы, твердо
пообещал к началу Игр выдать код расшифровки допинга, в основе которого
лежит натуральный возбудитель, до сих пор неизвестный науке и получаемый,
как он предполагает, из определенного вида мексиканских кактусов. Поэтому,
высказал предположение Мишель, сама лаборатория располагается или в
Мексике или в Колумбии, где скрываются главные центры мирового
наркобизнеса.
мозгах его коллег, занимающихся наркотиками и попытаться выйти на
секретную лабораторию.
угрозыска республики: кое-какие мысли возникли у нас после неофициальной
беседы у него дома, где он отмечал в конце июля день рождения и где я, по
традиции, произносил первый тост в честь именинника. Салатко загорелся
идеей и пообещал поспрашивать своих ребят. Правда, он потребовал от меня
под честное слово не лезть без него ни в какие расследования, достаточно
ему, то есть Леониду Ивановичу, свиньи, которую я подложил в истории с
Виктором Добротвором. Ведь не поспей он вовремя, ну, спусти колесо или
появись необходимость вмешаться в иную ситуацию - в жизни ведь всякие
непредвиденные осложнения возникают, словом, опоздай он тогда, мне бы
несдобровать.
дорога подталкивала поднажать, а мысль успокаивала сомнения - вряд ли
гаисты устроят засаду в столь поздний час. Слева промелькнули остатки
Змиевого вала, этой славянской китайской стены, не менее древней и
загадочной, протянувшейся на тысячи километров по украинской земле.
Уколола мысль: а что мы знаем о ней? Спроси любого школяра, он тебе
нарисует целую картину - длина, высота, история Великой китайской стены, а
мимо Змиевого вала проезжают тысячи и тысячи людей и лишь единицы
останавливаются, чтоб постоять у этого вечного памятника предков и
задуматься об истоках своих...
сбрасывать скорость. Откуда появился этот "МАЗ", уму непостижимо. Я успел
лишь до предела выкрутить руль влево, но удар был так силен, что меня
выбросило из "Волги", как летчика, нажавшего на катапульту.
чем-то темным, дымящимся глаза лицо человека в поварском колпаке, и успел
подумать, а причем тут ресторан, и услышал глухие слова: "Один случай из
тысячи..."
синяки, порезы и ушибы. "Волга" же оказалась разбитой вдребезги: она
сделала два кульбита через "голову" и остановилась, врезавшись в
толстенный придорожный тополь, довершивший разгром автомобиля.
поврежденная в столкновении, на сердце лежал камень, и чем красочнее,
праздничнее, раскованнее разворачивалось грандиозное, невиданное доселе
шоу, до последней минуты хранившееся в глубокой тайне организаторами Игр,
тем горше становилось на душе. После восьми лет треволнений, упорных
попыток унизить Олимпийские игры до уровня обычных чемпионатов мира,
свести на нет их вдохновляющее и объединяющее воздействие, после урезанных
Игр в Москве и Лос-Анджелесе, когда, казалось, уже ничто и никто не в
состоянии возродить дух всеобщего братства и взаимопонимания, роднивший
людей разных вероисповеданий и политических устремлений, разного цвета
кожи и жизненных идеалов, Сеул, столько раз объявленный нами чуть ли не
новой "империей зла" (а разве не видели мы с вами буквально накануне
открытия Игр, когда уже было решено, что, вопреки мрачным ожиданиям и
прогнозам, сборная СССР прибудет в южнокорейскую столицу, буквально
леденящие кровь зрелища расправ местной полиции над бунтующими
студентами?), вдруг явил нам симфонию всеобщей надежды на лучшее будущее в
нашем перенасыщенном подозрениями, ядерными ракетами и бездуховностью мире
стандартизированных ценностей.
моих глазах почти гипнотического действа всеобщего очищения от мелочности,
подозрительности, вражды и ненависти.