ногу, неестественно отставленную в сторону. Черты его лица смягчились.
пропагандистских лекций, я вернусь для вас с бутылкой водки.
вы говорите серьезно.
просто хотел взять что-нибудь и для вас.
забираться по крутому склону оврага вверх.
чтобы движения причиняли как можно меньше боли его сломанному ребру. Он
скреб руками мягкую, скользкую землю и подтягивался вверх, не глядя никуда,
только строго перед собой. Первые двадцать ярдов дались ему без труда.
Однако потом склон сделался круче, и земля стала более твердой, что
затрудняло движение.
Его силы истощились, движения стали совершенно механическими: зацепляться и
подтягиваться, зацепляться и подтягиваться. Сначала он пытался считать футы,
но после тридцати потерял счет, его мозг отказывался выполнять любые
умственные функции.
осязание. В этот момент страх впервые настиг его -- это не была боязнь
падения или страдания от ран -- это был настоящий холодный страх, что он не
сможет помочь людям, что их жизни зависят от того, доберется он или нет до
той полосы, которая соединяет землю и небо и которая, казалось, так еще
далека. Минуты казались часами. Сколько прошло времени? Он не знал, он не
имел никакого представления. Время, как средство измерения, уже не
существовало. Его тело превратилось в тело простого робота, повторяющего
одни и те же движения, даже не нуждаясь в командах мозга.
-- сказал он себе, -- одна минута отдыха, и снова вверх". Дыхание его стало
прерывистым, пальцы кровоточили, ногти сломались, мускулы рук ныли от
постоянного напряжения. По лицу катился пот, но воспаленная плоть не
чувствовала ничего. Он сделал еще одну остановку и сквозь щели распухших
глаз посмотрел наверх. Край оврага скрывался за неясной линией туманных
очертаний, что затрудняло определение расстояния.
силой, о которой и не подозревал, он вытолкнул свое тело и перевернулся на
спину, замертво растянувшись на ровной поверхности.
только его грудь. Постепенно чувство полного изнеможения переросло в
тревогу, С трудом он поднялся на ноги и посмотрел вниз, на дно оврага, на
крошечные фигурки, разбросанные там. Он сложил руки рупором, чтобы
закричать, но потом передумал. Все, что могли видеть люди, находившиеся
внизу, это его голову и плечи, возвышавшиеся над краем оврага. Он махнул им
рукой и пошел.
Глава 18
все стороны, куда простирался взгляд, она была покрыта темно-зеленой мшистой
растительностью. На краю горизонта виднелись невысокие, в легкой дымке,
холмы. За исключением нескольких одиноких кустиков, пробивавшихся к солнцу,
земля была совершенно необитаемой. У него было такое чувство, что он в этой
холодной пустыне совсем один, но вдруг он заметил небольшого бекаса,
взмывшего в небо в поисках невидимой добычи. Он летел в сторону Питта и,
находясь на высоте двухсот футов, стал кружить над его головой, внимательно
приглядываясь к этому странному животному, неприкаянно стоявшему в своем
желто-красном оперении посреди огромного зеленого ковра. Сделав три круга
над головой Питта, маленькая птичка потеряла к нему всякий интерес,
взмахнула крыльями и полетела дальше.
и пробормотал: "Да, похоже, одет не к месту. Выгляжу я, конечно, нелепо".
вновь. Его охватило чувство небывалого подъема: несмотря на раны, он был
жив. Он смог выбраться из этого проклятого оврага, и он должен найти помощь
раньше, чем оставшиеся внизу люди умрут от переохлаждения. В приподнятом
настроении он направился в сторону видневшихся на горизонте холмов.
пронзила мысль -- он заблудился. Солнце высоко стояло на небе. Не было ни
одной звезды, которая могла бы указать ему направление. Север, юг, запад,
восток -- это были просто слова, которые ничего для него не означали: их
нельзя было определить. Как только он вступит в зону стелившегося по земле
тумана, он совсем перестанет ориентироваться. Он шел наугад, не имея
никакого представления о направлении.
поглотила все его мысли, злость на свое собственное благодушие, которое чуть
не привело его к концу. "Каждая случайность, -- думал он, -- каждый вариант
был просчитан этими дьявольскими компьютерами "Хермит лимитед". Ставки в той
кровавой игре, которую затеяли Келли, Рондхейм и их компания, были слишком
высоки". Он заставил себя успокоиться, сел на землю и стал думать.
оказался где-то в центре безлюдной части Исландии. Он постарался вспомнить,
что он знал об этом райском уголке Северной Атлантики, что говорили морские
карты, которые он изучал на "Катавабе". Остров протянулся на сто девяносто
миль с севера на юг и примерно на три сотни миль с запада на восток.
Поскольку расстояние с севера на юг было намного короче, оба других
направления были им сразу отвергнуты. Если он пойдет на юг, то, скорее
всего, попадет на ледник Ватнайекулль, самый большой не только в Исландии,
но и во всей Европе. А это будет означать конец всему.
примитивной, но была еще одна причина: он принял решение, противоречившее
возможным компьютерным выкладкам, согласно которым он выбирал наименее
разумное направление. Обычный человек в подобной ситуации стал бы
пробираться в сторону Рейкьявика, крупнейшего центра цивилизации на острове,
находившегося далеко на юго-западе. "Эту случайность они не предусмотрели.
Они рассчитали все исходя из логики обычного человека", -- подумал Питт.
все. Где, в какой стороне находился север? И даже если бы он знал, он не мог
двигаться точно по прямой. Он знал, что любой правша, не имея точных
ориентиров, обязательно будет уклоняться в правую сторону. Эта мысль
тревожила Питта.
блеска яркого голубого неба, он поднял голову, глядя на пассажирский
самолет, безмятежно совершавший свой далекий путь. Питт мог только
предполагать о месте его назначения. Он мог лететь куда угодно: на запад --
в Рейкьявик, на восток -- в Норвегию, на юго-восток -- в Лондон. Он не
сможет правильно определить направление без компаса.
пива у человека, попавшего в центр Сахары. Компас, простой кусочек
намагниченного железа, надетого на небольшой штырь и плавающего в смеси воды
и глицерина. Внезапно в глубине его мозга забрезжил свет. Он вспомнил урок,
который ему преподали много лет назад, когда он ходил в горы с отрядом
бойскаутов.
прямо у подножия небольшого куполообразного холма. Быстро, как только
позволяли его сбитые в кровь пальцы, он отстегнул коричневый кушак и вытащил
скреплявшую его булавку. Обвязав один конец длинного шелкового шарфа вокруг
своей ноги, он встал на колени и, туго натянув другой свободный конец левой
рукой, правой начал тереть булавкой о шелк, пытаясь намагнитить маленький
кусочек металла.
одежду. Булавка выпала из окостеневших пальцев, и он несколько минут
безнадежно искал ее во мшистой земле, пока острый серебряный кончик не
воткнулся ему под ноготь. Он был почти благодарен боли: она означала, что
пальцы еще не потеряли чувствительность. Он снова начал тереть булавкой о
кушак, стараясь, чтобы она не выскользнула из его пальцев.
лоб и нос, чтобы она покрылась жиром кожи лица. Затем вытащил из рубашки две
небольшие ниточки и аккуратно обвязал ими булавку. Наступила самая хитрая
часть операции. Питт расслабился на мгновение, сгибая и разгибая пальцы, и
перебирая ими, как пианист перед выходом на сцену.
медленнее опустил ее в маленький спокойный водоем. Задерживая дыхание, он
наблюдал, как вода прогнулась под весом булавки, затем его пальцы медленно
отпустили нитки, чтобы булавка, движимая земным притяжением и удерживаемая
жиром, свободно вращалась в воде.
испытывать такое же удивление, какое пережил Питт, когда он увидел, как эта
сумасшедшая булавка описала в воде полукруг и повернулась острием в сторону
магнитного полюса. Минуты три он сидел, замерев, вставившись на свой
крохотный компас, с таким чувством, что, если он прикроет глаза, она пойдет
ко дну и исчезнет.
пробормотал он.