перенес тело Мефодия в беспризорную машину.
начали мучить сомнения, а потом и угрызения совести. В конце концов, не
выдержав их гнета, он решил пойти в милицию и во всем сознаться.
покойного, кражу атропина из поликлиники, куда обращался лже-Мефодий, мотивы
Архангельского, не желавшего брать на себя вину за чужую смерть, и мое
соучастие. Кроме того, она давала Архангельскому железное алиби, устраняла
всякую связь Мефодия с квартирой Генриха и прекрасно укладывалась в рамки
той лжи, которую я выдала Машеньке в самом начале нашего расследования.
Короче говоря, она была безупречна. Оставалось лишь позаботиться о том,
чтобы она удовлетворила въедливого следователя Петровского. Для этого в
показаниях свидетелей по делу не должно было возникнуть ни малейших
расхождений. С показаниями участников вечеринки особых сложностей не
предвиделось. Они должны были говорить правду и только правду - но не всю.
Им следовало напрочь забыть обо всем, что имело отношение к незваному гостю.
Не приходил Мефодий к Генриху и не мог прийти. Зная о его отношениях с
остальными гостями, Генрих ни в жизнь Мефодия не позвал бы.
были так отрепетировать с ЛЈничем, Глыбой и Мищенко сцену допроса, чтобы
слова роли отскакивали у тех от зубов. По счастью, Глыба, озабоченный
сохранением тайны своей личной жизни, вряд ли решится ставить нам палки в
колеса. Он заинтересован в ограничении следственных мероприятий не меньше
нашего. Некоторое опасение вызывал Игорек Мищенко, но я наказала Генриху с
Марком покрепче напирать на его чувство локтя и мужскую солидарность. ЛЈнич
охотно пойдет нам навстречу, если мы не будем впутывать его жену. Но, судя
по тому, что Мефодий в пятницу вечером сам подходил к телефону, ее дома не
было, а значит, она не могла знать, куда отправился их беспокойный жилец.
Стало быть, врать ей не придется.
Архангельским показаний, поскольку они относились к сфере чистого
художественного вымысла. Мы могли по разному ответить на вопросы: на каком
боку лежал Мефодий, была ли на нем обувь, как выглядел клочок бумаги с
запиской, какие предметы лежали на столе в гостиной, каким образом
Архангельский донес покойника до машины, как мы ехали к больнице, и т. д. и
т. п. Дабы избежать этой неприятности, я решила воссоздать воображаемую
картину в действительности.
силам, Прошка согласился изобразить Мефодия. Подозреваю, что главной
причиной его поразительной уступчивости была обильная пища, которую он
должен был поглотить в этой роли. Пока я ездила на Петровку, они с Лешей
обошли с десяток магазинов и купили продукты из составленного мной списка.
Благодаря Лешиной обязательности и хорошей памяти им удалось ничего не
перепутать и купить все. Теперь салаты с закусками в точности повторяли
ассортимент блюд на вечеринке Генриха.
представление, я потребовала у хозяина образец почерка Мефодия. Серж долго
рылся в письменном столе, но таки нашел исписанный корявым почерком листок с
названиями журналов, которые Мефодий просил его принести несколько месяцев
назад.
подделки документов. Я выдавала прогульщикам безупречные справки от нашего
факультетского врача, изготовляла в целях розыгрыша различные удостоверения
и официальные письма и даже рисовала проездные билеты, по которым бдительные
бабульки беспрепятственно пропускали народ в метро. Сейчас весь свой талант
я направила на создание фальшивой записки Мефодия. Конечно, записку Серж
потом уничтожит, но зато, описывая ее следователю, он не будет затрудняться
в подборе слов.
записку и ключи от квартиры Архангельского. По моему замыслу все время
Прошкиного моноспектакля мы, то есть я, Леша и Серж, должны были просидеть
на кухне. Когда Прошка закончит выступление, на сцену выйдет Архангельский,
постарается запомнить все, что увидит, сделает то, что ему положено по
сценарию, и позовет меня. Я, в свою очередь, огляжу место действия, исполню
свою роль, после чего мы с Архангельским сядем в "Запорожец" и поедем
сначала к больнице, а потом на Петровку.
напутствовала я Прошку. - С тебя еще станется выпить эту гадость!
И тут же уточнил с беспокойством: - Надеюсь, вы не влили туда атропин?
важностью стоящей перед ним задачи, в рекордно короткий срок опустошил
баночки с салатами, после чего устроился у Сержа на кровати и притворился
бесчувственным телом. Архангельский сыграл свою роль блестяще. Он так
естественно чертыхнулся, удалившись к себе в спальню, что мы с Лешей едва
удержались от аплодисментов. Треньканье параллельного аппарата,
установленного на кухне, возвестило мой выход. Я подняла трубку, выслушала
маловразумительную речь Сержа и выбежала в прихожую. Мы обменялись
репликами, которые по нашему представлению приличествовали случаю, и Серж
проводил меня в гостиную. Я быстро изучила оставленный Прошкой натюрморт и
подошла к дверям спальни. "Покойник" лежал поверх светлого ворсистого
покрывала в грязных ботинках (маленькая Прошкина месть убийце). Он довольно
точно воспроизвел позу Мефодия, обнаруженного нами злосчастным субботним
утром в гостиной Генриха. Смятая записка валялась на полу, куда бросил ее
Серж.
подпортил мрачную атмосферу последней сцены. Когда Архангельский брал его на
руки, он непристойно хихикнул (боязнь щекотки). Да и вес его не очень
соответствовал весу настоящей жертвы. Вряд ли Серж стал бы так отдуваться,
неся Мефодия от спальни до порога квартиры. Но в остальном я осталась
довольна.
в гостиной бутафорию и очистили помещение. Леша с Прошкой отправились ко мне
домой ждать результатов, а мы с Архангельским влезли в "Запорожец" и поехали
к больнице. По дороге я в подробностях изложила наши тамошние приключения.
На сей раз мы оставили машину за чугунной оградой и проникли за ворота
беспрепятственно. Я провела Сержа нашим маршрутом, объяснила, где стояла
"скорая" и где "Запорожец", показала, в каком направлении убегала от шофера
и как потом возвращалась. Мы вернулись к машине.
- проникновенно спросил Архангельский. - Да что там знакомством! Я горжусь
просто тем фактом, что дышу с тобой одним воздухом и имею возможность ходить
по тем же улицам!
Подкопаева с заключением: "самоубийство". Мы сумели-таки перехитрить
дотошливого следователя Петровского. Вероятно, если бы он напористее давил
на гостей Генриха или всерьез озаботился фактом исчезновения Леши, у него
что-нибудь и получилось бы, но он сосредоточил весь нерастраченный запас
своей въедливости на нас с Архангельским, а мы стояли насмерть. Помимо
тщательно проведенной мной подготовки нам немало помогло то обстоятельство,
что Архангельский после Генриха действительно отправился к подружке, и
соседи заметили, как он возвращался утром четырнадцатого. Правда, как и
следовало ожидать, с телом Мефодия на руках его никто не видел, как не видел
никто и прихода Мефодия тринадцатого вечером, но ведь не все же замечают
соседи! Зато окулист в поликлинике опознала Мефодия по фотографии и,
сверившись с картой, подтвердила, что он обращался к ней за несколько часов
до "варварского разгрома", учиненного в ее кабинете ноябрьской ночью. Леша
до самого четверга просидел у меня на даче - мы не осмелились подвергать его
бесхитростную душу суровому испытанию допросом у Петровского.
но длинная гневная нотация из уст работника прокуратуры все же лучше самого
короткого тюремного заключения, поэтому можно считать, я легко отделалась.
Равно как и Архангельский, хотя ему, на мой взгляд, повезло совсем
незаслуженно. Но таким уж он уродился счастливчиком.
явился ко мне домой взимать долг. Во исполнение данного обещания я должна
была рассказать одну из старинных баек о нашей университетской жизни, а
потом вечером представить его друзьям, которые наконец вновь соберутся у
меня на традиционный пятничный бридж.
у него я была лишь единожды, но он звонил мне каждый вечер, справлялся, как
дела, частенько забегал пересказать свои диалоги с Петровским, а иногда
предлагал пойти погулять. За это время мы узнали друг о друге много нового и
выявили немало совпадений во взглядах и вкусах. Изобилие общих
привязанностей укрепило меня во мнении, что Селезнев прекрасно впишется в
нашу компанию и тем самым мое безоглядное доверие к нему будет оправдано в
глазах друзей, которым я пока не решалась поведать подлинную историю нашего
сообщничества.
оптимистического прогноза.
ему расположиться на кухне. Уютно устроившись в любимом кресле с любимой
чашкой и куском торта в руках, я начала обещанный рассказ.
представляли тогда Глыба и Мефодий. И тот и другой считались мехматовскими
знаменитостями, каждый в своем роде, однако Глыба сам искал славы, а Мефодия