заметь - проблем только для тебя. В посольстве тебя никто, кроме меня и Вити
Кукаринцева, не видел - свидетелей нет... Вити тоже нет - его тяжело ранили
в ту же ночь, что и тебя, сейчас его эвакуировали через пролив, но, думаю,
до Москвы он не дотянет... Я не знаю, что там между вами случилось
когда-то... Но сейчас никто в этом ковыряться не будет, поверь. Ташкоров
мертв. Царьков, кстати, царство ему небесное, тоже... Получается, что на мое
слово может быть только твое и ничье больше... Как ты думаешь, кому в этом
случае поверят? Но зачем вообще доводить все до не нужной никому
драматизации? Зачем тебе и мне лишние проблемы? Ты просто должен забыть о
своем втором приходе в посольство. Ты до него не дошел, понимаешь? Тебя
ранили тогда же, когда погиб твой Назрулло. Или чуть позже - ты сам
вспомнишь... Никаких поручений Сорокина ты мне не передавал. Поэтому нами в
посольстве и было принято решение не препятствовать товарищу Исмаилу
попытаться вырваться из кольца - решение это диктовалось конкретной
обстановкой и желанием сохранить жизнь женщин и детей... Никто же не знал,
что к утру подойдут фаттаховские бригады...
неотрывно смотреть в водянисто-серые глаза полковника.
знаешь, что это за два палестинских лейтенанта, которые седьмого утром
каких-то наших девок из "Кресента" вытащили? Завалили еще там кого-то,
настоящую бойню устроили... Не слыхал про них?
того, что ты решишь... Палестинцы-то, говорят, злые, ищут тех, кто их
братков завалил, не дай бог найдут... А ведь от них, Андрюша, и в Антарктиде
не спрячешься, поверь мне, сынок, я всю жизнь на Ближнем Востоке...
парень. Соображай и дальше в том же духе - времени в обрез. При таком
говеннок раскладе, какой у тебя сейчас на руках, любой нормальный человек
должен согласиться на хорошее предложение... Ты пойми, я ведь тебе зла не
желаю...
и не знал, что полковник отчаянно блефует, пытаясь спасти свою шкуру, от
которой уже припахивало паленым. Обнорский не мог тогда даже предположить,
что Грицалюк не стал бы никогда с ним договариваться, если бы не крайняя
необходимость. Если бы полковник мог - он просто уничтожил бы Андрея (что,
кстати, уже и пытался однажды сделать - руками Куки) как ненужного
свидетеля. Ну кто мог предположить, что этот студент выживет? Можно было бы,
конечно, попробовать убрать его и в госпитале, но это уже был бы явный
перебор, и даже если бы все прошло внешне чисто, у многих возникли бы
вопросы. А их и так много, А в той системе отношений, в которой Грицалюк
прожил всю свою сознательную и очень грешную жизнь, для приговора не
требовалось ни официального следствия, ни решения суда... Не знал ничего
этого Обнорский тогда - в сентябре 1985-го. Он был еще совсем мальчишкой -
правда, постаревшим от крови, жестокости, человеческой и государственной
подлости, но все же мальчишкой, которому не под силу было расколоть и
переиграть матерого и битого полковника спецслужбы. Тем более что Андрей был
совсем слаб...
мгновение задели что-то в покрытой прочным панцирем душе грушника. Он
глубоко вздохнул и молчал почти минуту, наконец усмехнулся и ответил:
меня все равно не понял. Ты слишком молод и совсем ничего не знаешь... И дай
бог тебе не знать никогда того, что знаю я... Ты, наверное, думаешь, что вот
сидит перед тобой такой дядька-злодей, только и думающий, что бы такого
сделать плохого, как Шапокляк... А не так ведь это. Сложно все... И с
оружием тем не все так просто. Ты про внебюджетное финансирование слышал
что-нибудь?
непонимание:
историком, как и ты...
окончательно сломал Обнорского: не видел он больше смысла упираться.
Покарать зло? Так Кука уже помирает, а из других зол - - какое выбирать? Да
и есть ли вообще в этом мире что-нибудь, кроме боли, подлости и зла? За кого
воевать? За справедливость? А есть ли она, чтобы жертвовать ради нее ни в
чем не виноватыми близкими и самим собой? За йеменскую оппозицию, которая,
может, лишь чуть симпатичнее президентской команды? За кого? И ради какой
идеи?
Но все это будет потом...
незнакомый мужик, который был в кабинете у Главного, когда Обнорский,
Дорошенко и Громов докладывали о результатах рейда к Шакру, Андрей рассказал
все так, как хотел Грицалюк. Он сказал, что у Нади Дуббат они с Ташкоровым
нарвались на засаду, таджик погиб сразу, а его, Обнорского, подстрелили чуть
позже и до посольства он дойти уже не смог.
показалось Обнорскому - с облегчением. Потом генерал хлопнул себя ладонями
по ляжкам и покачал укоризненно головой:
стычки не вступать, а вы... Доводил или не доводил?
бы жив... Да ты же ничего не знаешь - сожгли его в бэтээре к ебаной
матери... Несколько часов не дотянули... Ладно, никто тебя ни в чем не
винит, тем более Ташкорова... Просто, если бы вы дошли, все могло бы совсем
по-другому повернуться... И твоя судьба, кстати, тоже... Да что говорить -
что выросло, то выросло. Прошлого не воротишь...
говорят, что ты в рубашке родился, ранения не очень серьезные, самое опасное
уже позади. Ты просто очень много крови потерял, но в тебя уже обратно
столько влили... У тебя группа крови хорошая, от любого подходит. Везучий
ты, студент.
гостей, отвернулся к стенке.
спал, просыпаясь только для того, чтобы поесть и справить естественные
надобности. Через день после визитов Грицалюка и Главного к нему в палату
пустили Илью. Новоселов казался похудевшим и постаревшим, он присел к Андрею
на кровать, взял его правую руку в свои ладони и долго молчал, время от
времени дергая уголками рта. А потом начал рассказывать.
сентября к Адену подошла Эль-анадская бригада, которая должна была
соединиться с другими фаттаховскими частями и начинать очищать город от
насеровцев. К счастью, Илюхин мусташар в городке строителей выяснил у своей
эвакуированной туда жены, что та в панике не взяла с собой денежную заначку,
запрятанную где-то в тариковской квартире. Советник чуть не рехнулся и в
конце концов решился-таки самовольно смотаться по-быстрому в оставленный
гарнизон - якобы за одеждой и обувью...
серия Большой Аденской резни, которая продолжалась трое суток. Кстати,
долгожданный советский военный флот все же подошел - к вечеру 8-го корабли
начали входить в бухту Тавахи, куда уже стекались со всех концов
разрушенного города непонятно как уцелевшие русские, болгары и восточные
немцы. Люди - в основном гражданские специалисты, женщины и дети - стояли по
колено в воде, протягивали кораблям навстречу руки и плакали от счастья. Но
счастье было недолгим - по советским военным кораблям ударила береговая
артиллерия, поддерживавшая Али Насера, и флот входить в бухту не стал.
Говорят, что командующий эскадрой связался с Москвой, обрисовал ситуацию, а
Москва в категорическом тоне приказала в конфликт не вступать, на огонь не
отвечать, и вообще хватит нам, мол, одного Афганистана... Потом корабли
развернулись и ушли, не слыша, какие проклятия и стоны несутся им вслед с
берега...
они носились по Адену на джипах под ооновскими флагами, собирали среди
развалин полусумасшедших женщин и детей и свозили за город, откуда на
плотах, катерах и лодках всех переправили через узкий пролив в Сомали.
Кого-то подбирали прямо в море американские, английские и советские
гражданские суда. Ходили слухи, что среди иностранцев самые большие потери
понесли китайцы - их было в Адене очень много, они в основном строили здания
разных министерств. Как-то так получилось, что, когда все они ринулись на
пляж Арусат эль-Бахр - (кто-то пустил слух, что оттуда начнется эвакуация),
по ним с трех сторон ударили пулеметы... Говорили, что весь пляж был завален
трупами китайцев...
этого насеровцы фаттаховцев. Потом, 10 сентября, установилось перемирие, и
бывший президент Али Насер Мухаммед пообещал покинуть город и страну, если
ему будет гарантирован свободный коридор. Коридор Насер получил, и утром
11-го колонна его сторонников - около восьмидесяти тысяч человек - вышла из