прошествии времени, а особенно когда нас покинул несравненный, честный и
талантливый Уолт Порч, я все больше и больше проникался сознанием того,
что эта проза, хоть и отличающаяся от моей самым кардинальным образом, тем
не менее имеет право на свое место под нашим литературным солнцем.
новеллы молодого неизвестного автора Билла Сиднея Портера.
необходим адрес м-ра Портера, чтобы мы могли соответствующим образом
оформить наши отношения и оговорить условия оплаты.
своей новизной, любопытным стилем и уважительным доверием к читателю.
сообщить мне, где находится ныне архив незабвенного Уолта М. Порча.
вывезены на свалку хозяином пансионата перед началом ремонта его номера,
который в течение семи лет занимал покойный.
трагически ушедший, нашего сотрудника, который попытается выяснить адрес
м-ра Портера.
европейским литературам, чтобы застраховать себя от возможной
мистификации.
автора крайне рискованно.
Вашу работу, которую Вы сочтете возможным нам прислать.
совершенно иной, и это не могло не сказаться на здоровье Маргарет, нашей
любимой маленькой умницы... Врачи и у нее обнаружили начало туберкулезного
процесса... Все лекарства, какие есть здесь и в Европе мы уже приобрели...
Конечно, Билл ничего не знает, это подкосит его окончательно... Впереди -
мрак и безнадежность... Какой-то ужасающий рок висит над нашей семьей...
За что такая несправедливость?
Маргарет, как она похожа на отца, только глаза у нее Этол, такие же карие,
широко поставленные, полные озорства, доброты и горькой мысли. На полях ее
школьных тетрадей я то и дело нахожу два рисунка: принцесса в роскошном
платье (этому ее научил отец, он изобретал для нее самые прекрасные
костюмы) и маленькая девочка в гробике. Я боюсь спрашивать ее об этом
страшном рисунке... Однажды она уже сказала мне: "Я кашляю, как мамочка".
появится капелька крови...
жизни, но он сразу же спохватывается и начинает шутить и подтрунивать надо
всем... Наверное, только такие мягкие люди, как он, обладают настоящим
мужеством... А ведь мне поначалу казалось, что он слишком уж податлив,
нерешителен, и я открыто говорила об этом Этол, когда они только
поженились, и как же она тогда плакала от обиды за него... Каждый виноват
перед каждым...
сразу же написать мне.
предпринять, считая, что это моя очередная выдумка, а может, ничего не
сумел сделать, но я тем не менее хочу описать тебе, как закончилось дело
Кида.
сестренкой Эмми убежал из дома мачехи и поселился в заброшенном подвале.
Дети, они спали на досках, укрывались лохмотьями, однако счастье их было
безмерно оттого, что здесь никто не мог поколотить их, выругать, оскорбить
подозрением. Эмми вообще никуда не выходила из подвала - так ее забила
мачеха; она боялась всего, каждого нового человека, любого непривычного
звука... А Кид отправлялся утром в город продавать газеты. Он запирал
сестренку, чтобы никто не смог еще больше испугать ее, возвращался с
несколькими центами и парой пряников, дети садились к столику, который он
смастерил из старых ящиков, Эмми варила в кастрюле воду, которая
называлась кофе, и они пировали до глубокой ночи, и сестренка восхищенно
шептала: "Кид, Кид, какой же ты храбрый, ты ничего не боишься, ты один
выходишь на улицу и бродишь среди людей!" Когда зимой сестренка заболела,
она, чувствуя приближение конца, спросила брата: "Кид, скажи, ты правда
ничего не боишься?" И он ответил ей: "Я ничего не боюсь, Эмми". - "И
смерти тоже?" - "И смерти не боюсь". Маленькая улыбнулась: "Спасибо тебе,
теперь мне будет не так страшно, если придется умирать".
стул, Кид был бледен, словно ему высыпали на лицо муку, ноги его
подворачивались, но, увидав меня, он у л ы б н у л с я, Па! Он осознанно
улыбнулся и с вымученной улыбкой сказал: "Здравствуйте, мистер Эл! Видите,
я ж не боюсь! Я ни капельки не боюсь!"
по телу, макушка выбрита, чтобы на нее наложить электрод, а брюки
закатаны, чтобы легче было обвязывать икры электрическими проводами.
нос ужасающе длинным, синим, хотя вчера еще он был веснушчатым и курносым;
Кид был зажат между двумя стражниками, которые подталкивали его к стулу, а
позади шел священник и невнятно бормотал слова Библии. Чем ближе к стулу
он подходил, тем явственнее дрожал его подбородок, и я услыхал, как его
крепкие зубы выбивали какую-то стеклянную дробь.