представлению, которое она закатила. Да, она себя убедила, что Рэкхем
виновен, но не доставало доказательств его вины, и вот она решила, что
кроме нее представить такие доказательства некому.
рыдать.
нервно пощипывал нижнюю губу. Дайкс, стиснув зубы, качал головой.
издаваемые Линой Дарроу, не мешали внимать моей речи, - когда придет в
себя эта девушка, постарайтесь выяснить, вдруг Рэкхем и в самом деле
сообщил ей что-нибудь полезное. Например, я вполне допускаю, что он
получил деньги за содействие какому-то мошенничеству или вымогательству.
заразительно, что я не удивился, если бы оба блюстителя правопорядка,
присоединившись к ней, заплакали в три ручья. Я отодвинул свой стул и
встал.
очень напряженный, но мне передадут.
показывали семнадцать минут двенадцатого. Стоял теплый солнечный день, и
на лицах прохожих появились благодушные улыбки. Я не улыбался. Несколько
минут спустя Лина Дарроу очухается и независимо от того, какую версию она
изложит, им может взбрести в голову вызвать для разговора по душам Барри
Рэкхема, а это очень нежелательно. Выйдет задержка, что для моих натянутых
нервов будет уже чересчур.
телефонную будку и набрал телефон Редера. Молчание. Я побрел к тому месту,
где оставил машину, залез в нее и двинулся по шоссе в сторону Нью-Йорка.
Редеру, и с четвертой попытки, на Сто шестнадцатой улице, наконец,
дозвонился. Я сказал ему, где нахожусь. Он спросил, что хотели от меня в
Уайт-Плейнз.
отношение к одной из версий расследования. Я направляюсь в "Черчилль",
чтобы подтвердить, что с сегодняшним мероприятием все в порядке.
счет.
сегодня?
сколько могут меня подслушивать.
освободятся апартаменты люкс. Поэтому я полагаю, что еще более
нежелательно откладывать мероприятие. Не уверен, но у меня создается
впечатление, что оно может состояться сегодня или же никогда.
Сороковых улиц, оставил ее, прошел пешком до Мэдисон-авеню и поднялся в
номер 1019. Немного посидел, постоял у окна, опять посидел и еще постоял у
окна. Звонить в телефонную службу я не хотел, опасаясь занимать аппарат,
но несколько минут спустя начал колебаться, подозревая, что Редер мог
звонить, пока я был в пути. Раздираемый противоречивыми чувствами, я уже
собрался потянуться к трубке, как вдруг раздался звонок, и я тигром
прыгнул к аппарату.
часа.
произнес:
половины третьего. Думаю, впрочем, что этого не случится.
десяти час он должен был быть на месте.
моей записки, но я коротко сказал, что поездка за город отменена и сейчас
я буду в "Черчилле". Рэкхем заявил, что не хочет меня видеть. Я в свою
очередь напомнил, что выхода у нас нет, поэтому ровно в час тридцать я
приеду.
бутерброда с бужениной и запил тремя стаканами молока, даже не ощутив
вкуса, потом обжег язык сверхгорячим кофе, дошел пешком до "Черчилля" и
поднялся в апартаменты Рэкхема.
разговора со мной быстро расправиться с большим стаканом сока, поскольку
стакан был пуст, но к весьма заманчивым блюдам - совершенно потрясающей
ветчине, благоухающему картофельному пудингу, артишоку с анчоусовым соусом
и половинке сочной дыни - Рэкхем при мне едва-едва прикоснулся. Пока я
сидел, листая журналы, чтобы не мешать его пищеварению, Рэкхем в общей
сложности проглотил кусочков пять дыни и на этом обед был закончен. Когда
я доложил, что свидание с Зеком назначено на четыре, он вытаращился на
меня, словно проглотил язык, а затем тупо уставился на кофе, даже не
пытаясь взять в руку чашку. Подойдя к стоящему рядом с Рэкхемом креслу, я
невзначай заметил, что в Вестчестер мы поедем вместе с Редером.
к своим достижениям. К счастью, Рэкхем уже и сам решил, что иного выхода,
кроме попытки достичь хоть какого-то соглашения с Арнольдом Зеком, у него
нет. Наконец я сообщил, что нам пора, а Рэкхем налил себе лошадиную порцию
виски и проглотил ее, глазом не моргнув.
прошли пешком. Пока мы стояли на тротуаре, я все глаза проглядел в
ожидании седана "шевроле", но поскольку подкатившая машина оказалась
новехоньким черным "кадиллаком", я порадовался за честь, нам
предоставленную. Я забрался на переднее сиденье, а Рэкхем устроился на
заднем, по соседству с Редером. Я познакомил их, рукопожатиями они не
обменялись. Водителя - коренастого детину средних лет, чернявого, с
недружелюбными черными глазами - я видел впервые. Всю дорогу он рта не
раскрыл, да я у остальных, видно, не нашлось, что сказать, так что все
молчали как рыбы. Лишь однажды, когда на шоссе Тейконик-стейт машина,
перестраивающаяся в наш ряд, едва не царапнула бампер "кадиллака", угрюмый
водитель что-то пробурчал, а я отважился метнуть на него взгляд, но особо
высказываться тоже не стал. Тем более, что мозг был занят важными мыслями.
поваляться на полу с завязанными глазами не поступило. Через пару миль
после Милвуда мы съехали направо, проползли по проселку, вырулили на
другое шоссе, опять свернули и, еще немного покрутившись, вновь оказались
на трассе. Гараж находился недалеко от Маунт Киско, и я до сих пор не могу
понять, зачем нам надо было столько петлять. Снаружи гараж выглядел совсем
обычно: с заправкой, с покрытой гравием площадкой, с ямой для ремонта
машин и всякой всячиной. Своеобычность состояла в том, что был он
крупноват для глухой провинции. Нас встретили двое - один в комбинезоне
механика, а второй в летнем костюме при галстуке; когда мы подъехали, они
поздоровались только с водителем.
непритязательно, как и тысячи других. Наш "кадиллак", миновав колонки,
подкатил к дальнему концу гаража и притормозил перед крупной закрытой
дверью. Дверь стала медленно подниматься, и "кадиллак" въехал в
образовавшийся проем. Дверь тут же начала опускаться, и к тому времени,
как машина остановилась, она уже закрылась, а нас встретили двое с одной
стороны и один с другой. Двоих из встречавших я уже знал, а третьего видел
впервые. Он был без пиджака, но с пистолетом в кобуре на поясе.
пути.
меня, потом Рэкхема и в заключение Редера. С Редером обошлись чуть-чуть
вежливее. Его ощупали не слишком, впрочем, усердно, а портфель только
раскрыли и, заглянув внутрь, возвратили.
двери в дальней стене проводил нас уже не один, а двое; они же сопроводили
нас через прихожую и вниз по лестнице в четырнадцать ступенек, до той
самой железной двери. Цербер, открывший ее и впустивший нас, был все тот
же отечный субъект с заостренным подбородком - Шварц. Второй охранник на
сей раз не остался сидеть за столом за своими бухгалтерскими записями. Он