Чтение 42–й страницы книги ~Посланник~

тяжелее для повстанцев. Дошло?

- Да.

- Тогда постарайся сейчас передохнуть. Залезай в фургон и вздремни
немного.

Я развернулся и побрел, проклиная судьбу, которая лишила нас
большинства лошадей. О боги, пешая прогулка начинала надоедать.

Я не последовал совету Капитана, хотя это и звучало заманчиво. Но я
был слишком взвинчен, перспектива ночного марша потрясла меня.

Я бродил вокруг, выискивая старых друзей. Гвардия рассеялась среди
всей толпы. Наши люди были как бы проводниками воли Капитана. Некоторых
я не видел еще со времени Лордов и не знал, живы ли они сейчас.

Мне не удалось найти никого, кроме Гоблина, Одноглазого и Немого.

Гоблин и Одноглазый сегодня были не более разговорчивы, чем Немой,
что говорило об их состоянии духа.

Они устало тащились вперед, вперив глаза в сухую землю, и только
иногда производили манипуляции руками или бормотали какие-то слова,
чтобы наш пузырь тишины не разрушился. Я волочился рядом с ними. Наконец
я попытался нарушить молчание, сказав привет.

Гоблин заворчал. Одноглазый одарил меня злым взглядом, а Немой даже
не заметил моего присутствия.

- Капитан Сказал, что мы пойдем ночью, - произнес я.

Мне хотелось, чтобы кто-нибудь еще стал таким же прибитым и
ошарашенным, каким был я сам.

Взгляд Гоблина спросил, зачем мне понадобилось рассказывать такую
чушь.

Одноглазый пробормотал что-то насчет превращения ублюдка в жабу.

- Ублюдок, которого ты собираешься превратить в жабу, - это Ловец
Душ, - сказал я с самодовольным видом. Он опять зло на меня посмотрел.

- Может, я тогда потренируюсь на тебе, Костоправ? Одноглазый не хотел
ночного перехода, и Гоблин немедленно превознес гений того человека, у
которого появилась такая идея. Но его энтузиазм был так слаб, что
Одноглазый даже не удосужился ответить на этот укус.

Я подумал, что надо попробовать еще раз.

- Вы, ребята, выглядите так же кисло, как я себя чувствую.
Бесполезно.

Даже головы не повернули.

- Ну и ладно.

Я тоже сник, в очередной раз переставил вперед ногу, выбросив из
головы всякие мысли.

Они пришли за мной, чтобы я занялся ранеными, теми,: кто был с Элмо.
Их была целая дюжина, но на сегодня это все. Отчаянная попытка
повстанцев захлебнулась.

Буря еще продолжалась, но уже стемнело. Мы делали все как обычно.

Оторвавшись немного от повстанцев, мы разбили лагерь и зажгли костры,
бросив туда все, что еще могли наскрести. Но только в этот раз отдых был
коротким, до появления звезд на небе. Они зажглись и смотрели вниз,
насмешливо мерцая, говоря о том, что все наши кровь и пот не имеют
никакого значения в сравнении с их вечностью. О том, что мы сейчас
делаем, через тысячу лет никто и не вспомнит.

Такие мысли посещали нас всех. Ни у кого не осталось ни жажды славы,
ни идеалов. Мы хотели просто попасть туда, где можно лечь и забыть о
войне.

Но война о нас не забудет. Как только Капитан решил, будто повстанцы
убедились в том, что мы стали лагерем, он скомандовал подъем, и
бесконечная колонна зазмеилась по залитой лунным светом бесплодной
земле.

Прошли часы, а мы еще никуда не пришли. Пейзаж был все тот же. Я
случайно взглянул назад и увидел, что Несущий Шторм послал очередную
бурю на лагерь повстанцев. Там пульсировали и трещали вспышки молний.
Такой яростной атаки они еще не видели.

Погруженная в темноту Лестница Слезы возникала так медленно, что
сначала я решил, будто вижу край низкой облачности. Звезды начали
меркнуть, восток засветился, и над горизонтом начала вырастать земля.

Лестница Слезы - это практически непроходимый, дикий район с сильно
пересеченной местностью. Есть только одна, очень тяжелая дорога, от
которой и берет название эта земля. Она постепенно поднимается, пока
неожиданно не начинаются нагромождения утесов и обрывов из красного
песчаника, потом и столовые горы. Такой ландшафт тянется во все стороны
на сотни миль. В свете утреннего солнца они кажутся разрушенными
временем стенами гигантской крепости.

Колонна углубилась в каньон, перегороженный каменной осыпью, и
остановилась; мы ждали, пока расчистят дорогу для фургонов. Я вполз на
вершину красной скалы и наблюдал за бурей. Она двигалась в нашу сторону.

Успеем ли мы пробиться до подхода Твердого? Дорогу перегородила
свежая осыпь. Она тянулась только на четверть мили. Под ней лежал
караванный путь, который действовал, пока война не прервала торговлю.

Я - опять повернулся лицом к шторму. Твердый показывал хорошее время.

Им, наверное, двигала злость, и он не собирался проигрывать. Мы убили
его шурина и осуществили Повержение его кузины...

Мое внимание привлекло движение на западе. На Твердого шла широкая
полоса свирепых грозовых туч, грохоча и скандаля между собой. От них
отделилось черное облако и понеслось вперед, к песчаной буре.
Поверженный играл грубо. Твердый был упрям. Он выдерживал все.

- Эй, Костоправ! - закричал кто-то. - Давай! Я посмотрел вниз. Самый
тяжелый участок фургоны уже преодолели. Пора идти.

Грозовые облака исторгли из своих недр еще одну чернющую тучу. Мне
стало почти жалко людей Твердого.

Вскоре после того, как я снова присоединился к колонне, земля
вздрогнула. Скала, на которую я забирался, колыхнулась, застонала и
опрокинулась, неуклюже развалившись поперек дороги. Еще один маленький
подарок Твердому.

Мы остановились незадолго до наступления ночи. Наконец приличная
земля!

Настоящие деревья, журчит ручей. Те, у кого оставались еще какие-то
силы, начали окапываться и готовить еду. Остальные упали там, где
стояли. Капитан не давил на них. Лучшим лечением в тот момент было дать
им спокойно отдохнуть. Я спал, что твое бревно. Одноглазый разбудил меня
с петухами.

- Давай приниматься за работу, - сказал он. - Капитан хочет
организовать госпиталь. - Он скорчил гримасу. Одноглазый выглядел как
отборный чернослив. - Ожидается подмога из Амулета.

Со стонами, жалобами и тяжелыми вздохами я поднялся. Все мышцы
задеревенели, все кости болели.

- В следующий раз, когда мы окажемся в достаточно цивилизованном
месте, где будет таверна, напомни мне, чтобы я выпил за вечный мир,
проворчал я. - Одноглазый, я готов уйти в отставку.

- А кто не готов? Но ты же хранитель Анналов, Костоправ. Ты постоянно
тычешь, нас носом в традиции.

Ты же знаешь, что у тебя есть только две возможности уйти из Гвардии:
умереть от старости или вперед ногами с поля боя. Затолкай в свой
отвратительный рот какой-нибудь жратвы, и поковыляли. У меня есть дела
поважнее, чем игры в медсестру.

- Какое прекрасное утро, да?

- Просто радужное настроение. - Он раздраженно отвернулся, пока я
приводил себя в подобие порядка.

Лагерь оживал. Люди ели и смывали со своих тел пустыню. Они ругались,
ссорились, жаловались на судьбу. Некоторые даже разговаривали друг с
другом.

Выздоровление началось.

Сержанты и офицеры осматривали окрестности, подыскивая наиболее
удобные позиции для обороны. Здесь было то место, где Поверженные хотели
остановить врага.

Это было подходящее место, отрезок того пути, который и дал Лестнице
ее название, гора, возвышающаяся на двенадцать сотен футов над
лабиринтом каньонов. Старая дорога прорезала склон горы бесчисленными
поворотами так, что издалека она была похожа на гигантскую кривобокую
лестницу.

Мы с Одноглазым взяли с собой дюжину человек и начали переносить
раненых в тихий лесок, подальше наверх от предполагаемого места
сражения. Мы потратили час, устраивая их поудобнее и готовясь к
предстоящей работе.

- Что это? - неожиданно спросил Одноглазый. Я прислушался. Шум
подготовки затих.

- Что-то происходит, - сказал я. .

- Гениально, - ответил Гоблин. -Вероятно, люди из Амулета.

- Давай посмотрим. Тяжело ступая, я выбрался из леска и пошел дальше
вниз, к месту, где расположился Капитан. Новоприбывшие показались как
раз в тот момент, когда я вышел из-за деревьев. Я бы сказал, что их было
около тысячи, половина, в сверкающей униформе, из личной Охраны Леди,
остальные, по-видимому, возницы фургонов. Колонна фургонов выглядела
даже более внушительно, чем пополнение.

- Сегодня будем пировать, -Прокричал я Одноглазому, который шел за
мной следом.

Он посмотрел на фургоны, и его лицо расплылось в улыбке. Удовольствие
на лице Одноглазого - почти такое же необычное дело, как мифические
куриные зубы. Такие улыбки определенно заслуживают того, чтобы занести
их в Анналы.

С батальоном Охраны был Поверженный, которого зовут Повещенный. Он
был невероятно длинным и тощим. Голова у него была сдвинута набок, а
вздутая шея побагровела от петли. Распухшее лицо застыло в выражении