вообще молятся по пять раз, ибо так установлено Кораном. Оболенский и в
самом деле даже близко не представлял себе, что и как он должен делать.
Подсмотрев пару раз, как совершал вечернюю и утреннюю молитвы старый дедушка
Хайям, он запомнил примерный порядок действий. Но вот повторить тот же
текст, да еще на древне арабском, увы... Поэтому слова он добавлял свои, и
мусульманский намаз по Оболенскому звучал примерно так: "Отче наш, иже еси
на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое..." Насреддина по
первому разу едва кондрашка не хватил! А как насчет ритуального омовения? Да
нигде на свете "тахарат" не делают с фырканьем, хрюканьем и мытьем себя под
мышками... Потом, молодой Багдадский вор никак не мог уловить всех тонкостей
религиозного этикета. Ну, например, что встреченному на пути мулле или
муфтию надо низко кланяться, пытаясь поцеловать край его одежд, а не
панибратски жать руку. И оборванных дервишей гнать в шею не положено, они
святые люди, просят - дай, а не то Аллах накажет. (Оболенский давал...
редко, когда уж очень доставали, но как давал! Многие дервиши уходили потом
в горы практиковаться в боевых искусствах, чтобы когда-нибудь встретиться и
отомстить...)
вот прямо сегодня, когда крал на базаре вино для аль-Дюбины, увидал
человека, хлещущего себя плетью по обнаженной спине. Глаза безумные, камча
уже мокрая от крови, сам шатается и все бормочет что-то религиозное...
Добрая душа, Оболенский подхватил мужичка, плеть отобрал и выбросил, а на
исхлестанную спину вылил полбанки розового масла, стыренного тут же
поблизости. Что началось!... Когда подоспели прочие самоистязающиеся, первый
мазохист, рыдая от обиды, тыкал пальцем в сторону "избавителя" - Леву едва
не прибили! Он-то потом рассказывал друзьям об этом со смехом, но сомнения
Ходжи только крепли - его друг какой-то не такой, не сплошь мусульманский...
в дом-лавку-хибару-сарай-палатку башмачника Ахмеда вошла сводная сестра его
возлюбленной - Ирида Епифенди.
пожимая друг другу руки, а в их глазах вспыхнул здоровый охотничий азарт
истинного мужчины. Стоящая перед ними девчушка лет восемнадцати была
изумительно хороша: ярко-рыжие от хны волосы, изумрудно-зеленые глаза,
точеный носик с горбинкой, чуть жеманные губки и стройная спортивная фигурка
в ярком костюме уличной танцовщицы.
покровительственно приобняв родственницу за плечи. - Подрабатывает на жизнь
танцами и показывает фокусы, а я иногда слежу, чтоб ее не обижали. - Неужели
бывали прецеденты? - деланно удивился Лев. Девушка была настолько мила, что
ее хотелось защищать здесь же и сейчас, причем не важно от чего.
опустила глазки. - Да какие там претенденты... О законном браке по Шариату
никто и думать не хочет, а вот затащить к себе в шатер уличную танцовщицу
многие считают единственно правильным... Скоты!
Ахмеда, ожидая его реакции.
своевременное решение:
самых добродетельных и замечательных девиц из всех, когда-либо носивших
гордое имя Ириды!
обстановке. Аль-Дюбина целенаправленно целовала своего возлюбленного, а тот
страшно ревновал ее к Ходже. Сам Насреддин старательно крутился вокруг
гораздо более скромной сестрицы, составляя постоянную конкуренцию ретивому
Оболенскому. Рыженькая Ирида говорила мало, тихо, но охотно смеялась шуткам
обоих друзей, а те просто блистали остроумием. Где-то после третьей пиалы
внебрачная дочь визиря упросила сестру станцевать, и та, аккомпанируя себе
маленьким бубном, шагнула в центр ковра. Удар босой пяткой об пол, звон
монист и ножных браслетов, плавные изгибы бедер, забившихся мелкой дрожью,
и... яркое покрывало слетает с золотистых плеч, газовым облаком опустившись
между Оболенским и Насреддином. Ах, что такое танец живота на Востоке...
всепоглощающей страсти, идущий из самых неизведанных глубин сокровенного
таинства женщины! Это вода жизни, пробуждающая старцев, опьяняющая зрелых
мужей и наполняющая упоенным светом души неопытных юношей... Каждое движение
выверено веками и потому неповторимо! Каждый жест словно плавится от
невыносимой любви и потому непереносим для взгляда! Каждый изгиб пахнущего
мускусом тела поднимает вас к заоблачным высям и оттуда швыряет в пыль,
потому что нет на свете таких слов, и таких чувств, и такой сладостной
боли... Только блеск глаз, только звон бус, только оглушающий стук сердца!
Сводные сестры ушли уже затемно. Поглощенный своей любовью Ахмед
заторможенно прибирал лавку, вынося мусор и разбирая посуду. Лев и Ходжа
неподвижно сидели все в тех же позах, в каких их застал искрящийся танец, и
не могли пошевелиться. В остекленевших глазах Багдадского вора отражались
разноцветные танцовщицы, а вялые губы домулло бессвязно шевелились, пытаясь
вслух произнести имя рыжеволосой пэри из недоступных райских кущ ближайшего
базара. Они и уснули так же сидя, попросту прикрыв глаза и отдавшись
сладострастным грезам. Но самое удивительное вы отметили бы, заглянув в это
время на задворки лавки башмачника. Там стоял совершенно остолбеневший осел
с переплетенными меж собой ушами, высунутым языком и блаженно окосевшим
взглядом. Видимо, любопытный Рабинович имел глупость подсматривать за танцем
в щелочку... Утром все встали мрачные. Нет, не все: восхищенный влюбленный
носился взад-вперед, как солнечный зайчик, приставая к товарищам с дурацкими
вопросами типа: "Правда, она прелесть? А как вы думаете, она меня любит? Ну
разве я достоин такого счастья?!" Лев, не разжимая зубов, послал
счастливчика так далеко, что тот обратился за разъяснениями к домулло. Тот
тоже добавил, для корректировки курса, и Ахмед, махнув рукой, начал взахлеб
изливать душу флегматичному ослику. Потом они оба отправились на базар, а
наши герои получили возможность наконец-то высказаться. Поначалу все было
пристойно и вежливо...
пути нашего счастья.
самом...
многообещающих взглядов, которыми меня одарила прекрасная Ирида Епифенди!
как она на меня смотрела и на что намекала!
электрические разряды.
калечить жизнь бедной девушки?! Поверь, она достойна лучшей доли!
намного лучше? Жена мошенника! Звучит не очень...
глаза наливаются кровью, а голоса наполняются громокипящей медью.
лохов кидать... Брехло и бабник!
плешью на голове, кривыми ногами и мозгом, умещающимся в скорлупе ореха...
откинулся - и что-то грузное рухнуло на пол. Минутой позже оно было опознано
как потерявшая сознание могучая Ирида аль-Дюбина. Под правым глазом бедной
девушки красовался впечатляющий синяк...
x x x
не на-до-рва-а-ться!
двум спорщикам пришлось на своем горбу волочить бессознательную девицу с
порога комнаты на ковер. Задача была непростой, и спустя какое-то время они
просто рухнули рядом без сил, пытаясь отдышаться. В эту роковую минуту через
парадный вход вошел насвистывающий Ахмед с бодреньким Рабиновичем. Дальше -
как в кино... У ослика отпала нижняя челюсть, а впечатлительный башмачник,
увидев свою пассию с побитой физой, в рваной одежде, ногами вверх (а что
делать, так тащили), в окружении двух отдыхающих по бокам проходимцев, -
взвыл дурным голосом! Откуда ни возьмись в его руках оказалась тяжелая
палка:
домогательствами мою единственную, хрупкую любовь!
взбешенный Ахмед скоропалительно приступил к претворению угроз в жизнь.
Бедолаги метались по лавке, как степные сайгаки, истошно вопя и прикрывая
руками голову. В щуплого башмачника словно вселилась сила девяти пустынных
дэвов - палка с визгом носилась взад-вперед, с каждым ударом достигая цели!
Рабинович демоническим хохотом только поддавал жару. Об организованной