в доспехах, которые не ввалились шумной толпой в тронный зал, а остались
стоять в дверях, и в самом их центре был одетый в кольчугу Балад. Его голова
была не -покрыта, но мокрые пряди волос свидетельствовали о том, что он
только что снял шлем, который носил в сражении.
В тронный зал влетело стройное женское тело в лохмотьях шелка. Оно
приземлилось с мягким глухим стуком, его шея безвольно мотнулась, и глаза
Тигрицы Чиа, казалось, уставились на ее хозяина.
Балад поднял руку в ней был лук с наложенной на тетиву стрелой. Он
поднял другую руку, быстро прицелился - и послал стрелу в человека на троне.
Актера отбросило назад, к спинке его большого кресла, и он крякнул потом,
цепляясь пальцами за подлокотники, поднялся на ноги. Балад снова отпустил
тетиву. Позади него приверженцы заметались, и на некоторых лицах отразился
ужас. Вторая стрела вонзилась в тело Актера с хлюпающим глухим звуком.
Два тонких древка с серо-белыми перьями торчали теперь из его живота.
- Балад! - взревел Конан. - Он открыл тебе двери - он сидел с
достоинством короля! Он даже не вооружен! Это не честный бой - это бойня!
Он пылал яростью, и Испарана не видела ничего красивого в его лице.
- Солдаты! Будете ли вы продолжать следовать за ханом-убийцей? Кто же
клянется на верность человеку, который завоевывает престол и убивает его
обладателя не в поединке и не в бою, а предательски - на расстоянии?
И солдаты зашептались между собой. А Балад перевел свой блестящий
взгляд на киммерийца, который стоял совсем один.
Встревоженная Испарана предостерегающе сказала
- Ко-нан...
Балад и Конан мерили друг друга свирепыми взглядами, а Актер в это
время осел, скатился по ступенькам, ведущим на возвышение, и остался
неподвижно лежать на плитках пола.
- Конан? Я теперь хан! Хан Замбулы! - Балад воздел вверх руки, одна из
которых сжимала орудие убийства. - Ты должен будешь получить награду,
приятель!
- Актер, - сказал Конан, - правил, как скотина, но он был правителем и
только что доказал это. Он сидел, как король, готовый принять свое смещение,
- и был убит, как преступник, человеком, который пустил в ход оружие,
действующее на расстоянии, оружие труса или самого подлого охотника!
Балад сделал несколько шагов вперед, входя, как хозяин, в тронный зал,
на который заявлял права. Он небрежно поставил ногу на кончик ножен
заколдованного меча, взглянул на Конана и заговорил голосом, который казался
еще более зловещим из-за того, что был таким спокойным.
- Не говори со мною так, Конан. Это чудовище заслуживало только смерти,
и у нас нет времени на судебные процессы! Нужно столько всего сделать для
Замбулы! Что касается тебя, Конан, чужестранца, но верного помощника, - как
будет звучать для твоих ушей пост личного телохранителя Хана?
Испарана смотрела на Конана, закусив губу. Балад смотрел на него и
ждал, и в нем уже чувствовалась холодная надменность правителя. Конан
отвечал ему хмурым взглядом. Солдаты в доспехах, вооруженные и
окровавленные, ждали в широком проеме дверей.
Наконец Конан сказал:
- Я не стану охранять твое тело, Балад. Ты встретил меня ложью, боясь
даже сказать мне, что это был ты, а не какой-то Джелаль. Ты смог захватить
дворец благодаря мне и Хаджимену и его воинам на верблюдах. Когда мне
понадобится престол, я тоже убью ради него, - но только если у правителя
будет в руках клинок. Я присоединился к тебе, чтобы выступить против
неправедного убийцы - и я не стану теперь охранять убийцу!
В огромном зале снова, как свинцовые тучи, повисли напряжение и тишина.
Потом Балад, на скулах которого перекатывались тугие желваки, поднял
руку, чтобы достать из-за плеча еще одну стрелу.
Он вытаскивал ее из колчана, когда его глаза покинули лицо Конана и
уставились на что-то за его спиной. Конан обернулся, чтобы бросить взгляд, и
задержался, чтобы вглядеться более внимательно. Распахнулась дверь. На полу
появилась ладонь. В тронный зал, помогая себе правой рукой, вполз
окровавленный Зафра. Глаза Конана расширились, округлились и потемнели, а на
его затылке зашевелились волосы. Он медленно отступил прочь, так, чтобы
видеть и Зафру, и Балада, поворачивая только голову.
Голос Зафры был не громким, прерывающимся, скрипучим. Он возвышался и
затихал короткими неровными порывами между приступами боли. Зафра лежал на
боку, и его левая ладонь была прижата к окровавленной груди.
- Человека, настолько... искушенного в... волшебстве, как я... не... не
так-то... не так-то ле-егко уби-и-и-ть, ким-мериец. Нам с-следовало быть
союзника-ми... Балад, ведь так? - даже распростертый на полу, истекающий
кровью, несомненно умирающий человек мог насмехаться. - Только заклятие...
наложенное давным-давно-о-о... удерживает меня в живых, чтобы... чтобы
посмотреть на тебя, Бала-ад. Балад на этом т-троне? Даже... этот пес Ак...
был бы лучше! Уб-бей... его.
Где-то в зале вскрикнул солдат, подобравший трофей, и этот крик
оборвался жутким хрипом, когда меч Зафры безошибочно нашел его сердце. В то
же самое время меч на полу выскользнул из ножен, на которые опиралась нога
Балада. Тот так и не шевельнулся, застыв во время доставания другой стрелы,
которая должна была оборвать жизнь и успокоить язык киммерийца. Но теперь
именно Балад умолк навеки, потому что у меча совсем рядом была жертва, и ему
не пришлось принимать решение он поднялся, выровнялся в воздухе и, как
искусно брошенное копье, вонзился в грудь ближайшего к нему человека.
Конан, увидел, что он ошибся в одном своем предположении: убив, каждый
меч бездействовал, пока ему не приказывали снова. Зафра, лихорадочно глотая
воздух, лежал на полу Балад лежал неподвижно, и над его телом стоял Меч
Скелоса.
В зловещей тишине киммериец прошел через широкий зал к пораженной
ужасом кучке людей у двери. Они убили короля человек, которым его хотели
заменить, пережил его лишь на какие-то минуты.
- Ну-ка, дай мне это, - сказал Конан и выкрутил меч из вялых пальцев
одного из сторонников Балада прежде, чем тот смог очнуться.
Конан не пошел обратно он подбежал к обмякшей фигуре Зафры, и теперь
все наблюдали за тем, как этот варвар с Севера взмахнул позаимствованным
мечом над головой. Зафра смотрел на него снизу вверх.
- Уб-бей... - судорожно выдохнул колдун, и Конан сделал это.
Ему пришлось ударить дважды, и на второй раз меч со звоном ударился об
пол, высекая из него искры. Голова волшебника Замбулы еще не прекратила
своего омерзительного вращения по полу, когда Конан резко обернулся и
заговорил.
- Я предлагаю вам сжечь это, - сказал он. - С этими волшебниками
осторожность не помешает.
Он помолчал еще одно долгое мгновение, потом заговорил снова.
- Мне не нравится ваш город, и я покину его и буду клясться, что
никогда даже не слышал о нем. Что ж. что случилось со всеми вами, бравыми
защитниками Замбулы? Трое негодяев лежат мертвыми, и по справедливости, и
Замбула и весь мир будут чувствовать себя гораздо лучше без всей этой
троицы! Неужели никому не придет в голову сказать... да здравствует
Джунгир-хан!
Через мгновение Испарана выкрикнула эти же самые слова, а потом кто-то
в коридоре - это был визирь Хафар, - и вслед за ним другие подхватили этот
клич, и вскоре это был хор, отдающийся эхом по всему городу, пока Хафар и
Испарана разыскивали мальчика, который стал Ханом Замбулы. По пути они
договорились ни один из них так и не рассказал ему, как один чужестранец
сделал его королем и Сатрапом Империи.
* * *
Могучий молодой человек сидел верхом на лошади, к седлу которой был
привязан повод пяти тяжело нагруженных вьючных животных. Его окружали люди
на верблюдах. Все они были одеты в белые каффии и халаты поверх красных
шаровар, и все смотрели сверху вниз на женщину, которая подошла к всаднику.
- Что у тебя на вьючных лошадях, Конан? Киммериец улыбнулся и взглянул
через плечо на своих животных.
- Привет, Испа. Вода, которой, надеюсь, хватит, чтобы доехать до Заморы
или этого оазиса, как он там называется. И... несколько безделушек, которые
я... подобрал. Я боялся, что Джунгир-хан может забыть наградить меня за ту
службу, что я сослужил его отцу, когда вернул ему тот амулет! Ты же знаешь,
нам пообещали награду.
Она улыбнулась ему мимолетной, измученной улыбкой, потом сказала:
- Он хорошо переносит смерть своего отца. Он заверяет Хафара и меня,
что простит заговорщиков, если они принесут ему клятву на верность. Боюсь,
нам пришлось убедить его в том, что Балад был колдуном, подчинившим их всей
своей воле... и никто не упомянул при нем о некоем киммерийце.
- Мы с ним никогда не видели друг друга. Надеюсь, что и не увидим. Мне
не нравится его поганый город и его поганый, плетущий заговоры народ, и я
уверен, что мне не смог бы понравиться никакой сын Актер-хана, даже если бы
его шаги направляли ты и Хафар. А насчет того, что он всех простит и никогда
не станет никого карать... я поверю, когда увижу это, - сказал Конан, потому
что он еще немного повзрослел, и встретил еще несколько королей и
неудавшихся королей, и стал немного мудрее. - Лучше бы они седлали лошадей и
ехали, ехали, ехали. - Испытывая некоторую неловкость, он потянул за повод,
и его вьючные лошади зашевелились. Он, сузив глаза, наблюдал за тем, как
смещаются тюки на их спинах. - Мне бы очень не хотелось, чтобы они
соскользнули. Мы с Хаджименом уезжаем, Спарана. Я, может быть, задержусь у
них на день или два. Шанки - самый лучший народ из тех, что я встретил за
этот год, а я встретил слишком многих. Ты знаешь, никто не присматривает за
конюшнями. Там много прекрасных животных. Я беру только шесть, и Хаджимен
настаивает, чтобы я принял от него одного или двух верблюдов. Оседлать еще
одну лошадь - для тебя?
- Значит, ты действительно уезжаешь.
- Да. Я предпочитаю места, подобные Шадизару, где человек знает, что
ему делать: все открыто порочны и признают это, и поэтому никто не
устраивает заговоров и не прикидывается!