оконца в болоте. Вместо сети появилась дачная платформа, вместо кусающихся
цветов - заборы, очертания мирной среднеевропейской деревни начала XX века,
помещицы, гарцующие на иноходцах, крестьяне в широкополых шляпах, тележки с
брюквой, запряженные мулы. И среди них вышагивает по грязи широкогрудый
богатырь, лобастый, губастый, с курчавой бородой, в чересчур коротком
плаще. Видимо, подходящего не нашлось в магазине готового платья.
Таким нарисовал мне его анапод, таким прошу изображать на иллюстрациях, не
изобретать переплетение лент с глазками. В Здарге нам важен разум...
аналогичный человеческому. И художников прошу: "Рисуйте человека".
А нарисуете адекватно, поймут превратно.
Итак...
Среди людей, и среди нелюдей тоже, существует ходячее мнение о том, что
гениальность - это болезнь, ненормальная гипертрофия одной какой-нибудь
функции, развившейся за счет других. Например, слух абсолютный, а сам -
дурак дураком.
Но на Здарга как на характерный пример ссылаться не придется.
Этому сапиенсу много было отпущено от природы. Всего много: объемистые
легкие, зычный голос, могучие мускулы, много энергии, много трудолюбия,
много напора, много сил и много ума.
Научные работники называются одинаково - "ученые", хотя труд их
многообразен и требует различных способностей. Есть среди них добытчики
фактов - экспериментаторы, есть знатоки фактов - эрудиты, и есть теоретики
- толкователи фактов. Первым нужно терпение рыболова, воображение механика
и тонкие пальцы ювелира. Вторым - память, память, память, а, кроме того,
любовь к порядку и еще уважение к печатному слову. Теоретику же важен
кругозор, широта и непредвзятость - оригинальность мышления. Обычно люди не
соединяют в себе все эти разнородные дарования. Но Здаргу досталось все:
пальцы, память, широта и независимость ума. Он схватывал на лету быстрее
других, понимал отчетливее, мыслил яснее. Пока соученики с трудом
втискивали в голову условия задачи, Здарг успевал найти ответ. Пока другие,
напрягая извилины, искали хоть какой-нибудь подход к решению, Здарг успевал
продумать общий метод, составить алгоритм для всех задач подобного типа,
подсчитать, сколько методов может быть вообще, и поставить вопрос: где
могут быть нужны подобные задачи?
Биограф замечательного человека или нечеловека всегда немножко влюблен в
своего героя (иначе зачем же тратить годы на его жизнеописание?). Биографу
хочется, чтобы этот герой был образцом во всех отношениях - не только
великим ученым, но и прилежным учеником, добрым товарищем, хорошим
семьянином, так, чтобы на всех планетах молодые граждане брали бы с него
пример. Надеясь стать великими, становились бы заодно и хорошими.
Увы, Здарг не оправдал моих надежд.
Я уже не говорю об учении - пятерки рядом с тройками, нередко и двойки.
Впрочем, возможно, тут не только Здарг виноват. Многие педагоги не одобряли
его недисциплинированной пытливости, постоянных рывков за пределы
программы. Они считали, что студент приходит к ним учиться, знания
набирать, рассуждает пусть позже. Но в том-то и дело, что Здарг успевал и
выучить, и обсудить, и осудить. Подражатели же его пытались осуждать, не
обсудив и даже не выучив. Так что я никого не призываю следовать примеру
Здарга. Следуйте, если вы, как Здарг, способны на каникулах от скуки
вывести все формулы дифференциального исчисления и прочесть учебники на
пять лет вперед.
Был ли Здарг хорошим товарищем? Воспоминания противоречивы. "Никудышным", -
утверждают одни. "Великолепным", - по мнению других. Здарг был щедр, ему
ничего не стоило подарить товарищу новенький костюм. Причем щедрость эта
шла не от богатства. Выше говорилось, что отец его был скромным кусаеробом.
Здарг зарабатывал по-студенчески - репетиторством, переводами, разгрузкой
вагонов. Но все ему давалось легко, даже работа грузчика. По мнению
сапиенсов Вдага, скупость рождается от неуверенности в завтрашнем дне.
Здарг не сомневался, что сумеет заработать на новый костюм. Доброта его
объяснялась верой в себя.
Он щедро делился имуществом и столь же щедро знаниями. Однако не все
соученики охотно обращались к нему за помощью. Схватив суть мгновенно,
Здарг не понимал, как это другие схватывают не мгновенно, удивлялся,
возмущался, даже вслух высказывал презрение к тупости. Правда колет глаза;
даже откровенному тупице неприятно, когда его называют тупицей. А Здарг
судил по себе: кинули тебе намек, и достаточно. Снисходительной
деликатности не было у него ни на грош. Он помогал с легкостью и обижал с
такой же легкостью. И обиженных словом было не меньше, чем благодарных за
действенную помощь.
Среди студенток было особенно много обиженных. Здарг имел успех у девушек.
Он казался им олицетворением мужества со своей широченной грудью, зычным
голосом и курчавой бородкой. Здарг и сам не был равнодушен к томным глазкам
и тонким талиям, но он немедленно высвобождал свою бычью шею, как только
подруга пыталась свить ярмо из своих нежных ручек. Нет, у Здарга не было
холодной расчетливости вечного холостяка, берегущего свой покой. Чаще всего
он изменял девушкам ради лаборатории. И, конечно же, женщины Вдага, которым
любовь представлялась наиважнейшим делом жизни, осуждали этого "обманщика",
убегавшего от них к осциллографам.
Только одна оценила его, только одна не осудила ни разу, прошла всю жизнь
рядом, все принимая, все прощая. Нет, не жена. Здарг так и не женился. Я
имею в виду Ридду - ассистента кафедры математической физики в том
институте, где учился Здарг.
Ридда была похожа... нет, не буду описывать ее адекватно. Анапод же
нарисовал мне плоскую фигуру, бледное лицо с нездоровой кожей, прищуренные
близорукие глаза, бескровные тонкие губы, сжатые с выражением брезгливости,
словно Ридда только что проглотила ягоду с червячком. Ридда была некрасива
и по понятиям Вдага не очень уж молода - лет на восемь старше Здарга. Ей
уже грозила опасность остаться бездетной, и ученики постепенно становились
ее детьми. Конечно, и Ридду Здарг изводил своими каверзными вопросами. Но в
отличие от других педагогов Ридда радовалась его уму, как мать радуется
превосходству талантливого сына. Эта безграничная снисходительность к
Здаргу объяснялась отнюдь не слабостью характера. К другим ученикам Ридда
относилась с жесткой требовательностью, была непримирима к неспособным,
хотя бы и старательным, коллег подавляла апломбом, умела быть энергичной,
хитрой и даже беспринципной в борьбе.
Мужчины Вдага не устают удивляться таинственной противоречивости женской
натуры. Со своей мужской прямолинейностью они не могут понять, как это в
одном существе уживаются лань и львица. Но в сущности, что же тут
нелогичного? Женщина по своему биологическому назначению - мать. Мать
опекает детеныша, но нуждается в опеке сама. В защите опекаемого она
яростная львица, отважная до отчаяния. По отношению к опекающему - лань,
ласковая, нежная, мнимо покорная, беспомощная, даже кокетничающая своей
беспомощностью. И превращение из лани в львицу происходит мгновенно, как
только взгляд переходит с мужа на врагов младенца. А мужья с их узколобой
линейностью считают эту двойственность притворством, все гадают, которая
натура подлинная.
Обе подлинные.
Увы, отцветающей Ридде не пришлось быть ланью в жизни. Вероятно, она
мечтала быть ланью Здарга, но ей пришлось удовлетвориться ролью личной
львицы. Ученый мир запомнил соратницу, ратницу, неприятно резкую амазонку
от науки. И только после смерти Ридды в ее бумагах нашли стихи, писанные
ланью, - томные стансы о душе, чувствительной и истерзанной, о широкой
спине настоящего мужчины, за которой так хорошо идти, зажмурив глаза,
бездумно и беззаботно.
Но о Ридде-лани мир узнал только посмертно, при жизни же имел дело с
Риддой-львицей. И какие же острые когти выпустила она, когда Здарг кончал
институт!
Говорилось уже, что табель у Здарга был не идеальный. На Вдаге ни один
педагог не согласится, что какой-то студент знает предмет лучше, чем он
сам. Большинству представлялось, что Здарг просто нахал и зазнайка,
невоспитанная личность, не понимающая своего места. Можно с такими
недостатками стать научным работником? Ну конечно, нет!
И вышел бы Здарг из института с отметкой "посредственно", практически
закрывающей путь в науку, если бы не Ридда.
Ридда пустила в ход все свое блекнущее обаяние, чтобы очаровать всех, кого
сумела очаровать. Кого не сумела, постаралась одарить, или запугать, или
дискредитировать. Упрямых окутывали нашептывания, почему-то на них начинали
смотреть косо, почему-то называли некомпетентными, слабыми, устаревшими, с
Шилова Юлия
Семенова Мария
Бажанов Олег
Ильин Андрей
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк