Чтение 43–й страницы книги ~Острее шпаги~

Мазарини возлагал на эту встречу определенные надежды, тщательно
продумав, как вести разговор. Важно выяснить: стоит ли привлечь
просительницу из Тулузы к выполнению своих планов?

Он дал молчаливый сигнал служителю в серой сутане, и через минуту тот
ввел в кабинет ослепительную даму.

Если бы кардинал не держал всегда глаза опущенными, ему пришлось бы
зажмуриться, так сверкала нарядом, драгоценностями и сохранившейся
красотой черноволосая и черноокая красавица, присевшая перед поднявшимся
ей навстречу кардиналом в глубоком реверансе, подойдя потом под
благословение кардинала и благоговейно коснувшись влажными, упругими
губами холеной кардинальской руки.

На ее склоненной голове под бриллиантовой диадемой кардинал успел
заметить похожую на драгоценное украшение седую прядь, подобную Млечному
Пути на ночном небе, единственную отметину тридцати лет, прошедших со
времени, названного в донесении сыщиков.

Кардинал, не садясь и не поднимая век, внимательно изучал
посетительницу.

Можно ли довериться ей? Впрочем, слепое доверие никогда не
признавалось "серым кардиналом". Куда более надежно сочетание страха и
выгоды, более глубоко действующих на человеческую натуру. И ничто так не
объединяет людей, как ненависть, общая ненависть!

Мазарини считал себя (и не без оснований!) знатоком человеческих душ
и человеческих лиц, их отражающих.

Подметив еще сохранившуюся у Орлетты де Гранжери былую демоническую
красоту и затаенную страсть, "серый кардинал" решил, что может приступить
к выполнению задуманного плана.

Первый министр Франции галантно усадил посетительницу, склонясь над
ней и наслаждаясь пьянящим ароматом ее волос, наряда, шелестом ее юбок,
близостью ее роскошного тела, но, безжалостно смирив свою плотскую
сущность, перешел к делу, весьма и весьма сложному и запутанному, о чем
посетительница и представления не имела. Он сел за стол, перебирая четки,
и вкрадчиво начал:

- Так вы хотите, мадам, чтобы его величество передал вашему славному
роду де Гранжери земельные угодья, когда-то отторгнутые у него королем
Генрихом IV и переданные гугеноту де Лейе?

- Ваше высокопреосвященство, видит бог, что вашими устами глаголет
сама истина, требующая справедливости!

Мазарини с удовлетворением отметил, как сверкнули черные глаза
Орлетты при этих смиренных словах.

- Дочь моя, своей просьбой вы заставляете самого господа бога через
его недостойного служителя заглянуть в глубь времен.

- Наш род гордится этой глубиной, ваше высокопреосвященство! -
надменно вскинула голову Орлетта де Гранжери.

Кардинал уставился на перебираемые четки.

- Во всем ли можно гордиться, сударыня? - И елейным голосом добавил:
- Вам придется напрячь память и помочь ради правды господней восстановить
некоторые события.

- Я готова, отец мой, как если бы была в исповедальне.

- Да будет так! - чуть торжественно произнес "серый кардинал". -
Пусть мое духовное звание позволит мне стать отныне вашим духовником.

- Я так счастлива, ваше высокопреосвященство! - воскликнула Орлетта,
пряча в глазах тревожные искорки.

- Рад быть тому причиной, сударыня. - Кардинал тяжело поднялся из-за
стола и, обойдя его, остановился перед смиренно поникшей женщиной. - Итак,
в 1631 году вас постигло несчастье, в чем я соболезную вам всей душой.

- Да, ваше высокопреосвященство, мой муж, господин де Гранжери, был
подло убит на поединке с проезжим мушкетером, имени которого не удалось
установить, несмотря на мою просьбу к посетившему меня в день похорон мужа
советнику парламента в Тулузе.

- Каково было его имя, сударыня?

- Пьер Ферма, отец мой. Я взывала о мести, да простит меня господь,
но слова мои остались не услышанными черствым сердцем судейского.

- Запомним это. - Кардинал сделал два шага от стола и вернулся с
опущенной головой. - В какой день, дочь моя, состоялась дуэль вашего мужа
с мушкетером?

- Во второй понедельник июля того несчастного для меня года, святой
отец мой.

- 1631-го, не так ли? А когда произошли похороны?

- Ровно через две недели, отец мой, в третий вторник.

- И ваш муж, смертельно раненный, так долго страдал? - И кардинал
участливо нагнулся к своей гостье.

- Я делала все, чтобы облегчить его страдания, ухаживая за ним как
жена и сиделка.

- Допустим. - Кардинал резко выпрямился. - А в какую ночь был убит в
Тулузе маркиз де Вуазье?

- Право, не знаю, я не была с ним знакома.

- Но с ним был знаком, молодой тогда, граф Рауль де Лейе? Не так ли?
- вкрадчиво спросил кардинал.

- Возможно, сударь, но я не знаю...

- Но не встречались ли вы с кем-либо в ночь гибели маркиза?

- Что вы, ваше высокопреосвященство! Мой муж был в таком состоянии.
Его нельзя было оставить ни на минуту!

Голос кардинала стал жестким:

- А почему, как вы думаете, приехал к вам в замок этот советник
парламента в Тулузе, Пьер Ферма? Не хотел ли он спасти с вашей помощью
графа Рауля де Лейе?

- Право, отец мой, я не знала причины его приезда.

Кардинал снова нагнулся к Орлетте:

- А если я вам, как ваш духовник, подскажу эту причину?

- Я вам поверю всей душой, - отозвалась она, поникнув головой.

Мазарини заговорил задумчиво и вкрадчиво:

- Но надо, чтобы и я поверил вам, как на вашей исповеди, дочь моя.
Раулю де Лейе грозила тогда смертная казнь за убийство маркиза де Вуазье,
оправдать его перед судом могла лишь одна знатная дама, с которой он
провел ночь убийства маркиза. Только эта дама, - внушительно добавил он, -
могла ценой своей репутации спасти любовника.

- О боже! Отец мой! Но господин Ферма не спрашивал меня об этом.

- Не спросил? Это не делает ему чести как проникновенному советнику
суда. - И Мазарини снова прошелся по кабинету.

- Но разве я... разве я тогда могла бы помочь графу Раулю де Лейе? -
пролепетала Орлетта де Гранжери.

Кардинал остановился в обличающей позе с протянутой рукой:

- Ну, вот видите, как неискренни вы на исповеди перед своим
духовником, дочь моя! Именно вы могли бы спасти его, но ваше молчание
заставило метра Ферма найти другие пути, чтобы выгородить вашего
любовника, к которому вы примчались в Тулузу, оставив ради этого
греховного свидания умирающего мужа без так необходимого ему ухода. Не так
ли?

- Ваше высокопреосвященство! - Орлетта сползла с кресла и упала на
колени перед своим "духовником". - Вашими святыми устами говорит сам
всевышний господь бог, изобличая грехи мои, об отпущении которых молю вас.
- И она спрятала лицо в ладонях.

- Иначе и быть не могло, - заверил Мазарини. - Но продолжим исповедь.
Сколько лет, дочь моя, вашему сыну Симону?

- Он родился в мае следующего за смертью мужа года, отец мой.

Мазарини стал перебирать тонкие, украшенные перстнями пальцы.

- Какое же это время прошло со дня зачатия?

- Это время установлено самим господом богом, - краснея от смущения,
произнесла Орлетта, отняв ладони от лица.

- А не кажется ли вам, мадам, что ваш ребенок, как мне показалось
сейчас, родился на месяц позже, чем предусмотрено всемогущим господом
нашим?

Орлетта вздрогнула всем телом, приложила кружевной платок к глазам и
разрыдалась.

Кардинал положил ей руку на голову:

- Я только хочу установить необходимые связи, дочь моя, ничего не
замышляя против вас, а стремясь лишь помочь вам объяснить мне и господу
богу в моем лице, почему вы подаете теперь королю жалобу на графа Рауля де
Лейе в пользу своего сына Симона. Не хотите ли вы просить короля, моля о
том же всевышнего, чтобы земли подлинного отца вашего сына перешли к нему,
Симону?

- Это так! Ах, это так! - рыдая говорила Орлетта де Гранжери. - Ничто
не укроется от ваших глаз! Но молю вас, как духовника, сохранить эту тайну
исповеди.

Кардинал ласково поднял ее с пола и усадил в кресло.

- Вы все знаете, как сам господь бог. Вам надо было бы быть папой
римским, - сквозь слезы лепетала Орлетта.

- Но уверены ли вы, что я один, как ваш духовник, владею этой тайной?

- Кто же еще? Ах боже мой! Мое сердце не выдержит!

- О таких тайнах знают всегда двое: вы и ваш избранник. Но в минуту
смертельной опасности он мог раскрыться ради спасения жизни советнику
парламента, чтобы тот взялся доказать, что обвиняемый провел ночь с вами,
а не дрался на дуэли с маркизом.

- Боже мой! Этот Пьер Ферма!

- Именно так, дочь моя. Ради этого он и приезжал к вам.

- Но за тридцать лет он не открыл тайны!

- В этом не было нужды, дочь моя. Но теперь, когда вы поднимаете руку
на графа Рауля де Лейе, претендуя на его земли, Пьер Ферма, как его старый
друг, который, как следует вот из этого документа, - и кардинал показал
издали жалобу Рауля против Ферма, - готов на любые разоблачения ради