Чтение 43–й страницы книги ~Попутчики~

подчинились сладким чарам эшвы. Существование их было долгим и однообразным.
Даже чудовища устают от такой жизни.

- Это что ж такое? - недоумевали часовые, наблюдая, как дева, в
сопровождении чудовищ, поднималась по ближайшему склону.

- Ее голова закутана покрывалом, но сама она обнажена, - сообщил с
наблюдательной вышки один из стражей. Остальные, желая избежать
кощунственных мыслей, отвели глаза.

- По-моему, она танцует! - крикнул страж с вышки. Он тоже видел этот
танец, так что заклинание частично коснулось и его. Его глаза наполнились
слезами, когда он, пошатываясь, спустился со своего поста - неслыханный
проступок!

- Нам что, пойти за ней? - удивлялись воины, стоявшие у склона.

Раньше они всегда следовали за девой. Но сейчас, даже имея приказ, они
предпочитали держаться на значительном расстоянии от чудовищ, которые вдруг
перестали вести себя так, как положено знаменитым вешумским тварям. Поэтому
воины остались на месте и совсем потеряли из виду лжедеву.

Близился закат. По пустыне поползли тени гор, башен и неподвижно замерших
стражей. Небо окрасилось золотом, западное плато казалось припудренным
красной пылью, по которой колесница солнца катилась к краю света.

Невидимая для людей, Симму подошла к высокой раскаленной стене. Над ее
вершиной в небо уперлась корона молний, сверкающих все ярче в быстро
сгущающихся сумерках.

Симму добралась до того места, где скрывалась дверь.

Она сбросила покрывало - последнее, что было на ней, - и в тот же миг
потух последний луч солнца. Симму прошептала что-то, и чудовища,
сопровождающие ее, лениво разлеглись на камнях, вяло помахивая
хвостами-змеями, а их бесцельно двигавшиеся крылья поднимались и опускались,
словно множество медных вееров. Симму направилась к двери, появившейся среди
деревьев именно в том месте, о котором рассказывали жители Вешума. Жар,
исходящий от стены, стал почти невыносимым, и дверь открылась.

Но тут путь Симму заступил страж врат сада.

Это создание могло изменять свои размеры. Сначала оно было крошечным, как
улитка, а вход в его норку - узкий, словно девичье запястье. Но, вырвавшись
на свободу, страж раздувался, у него вырастали руки, клыки и отвратительные
щупальца, Он напоминал змею, покрытую матовой чешуей; змею с несколькими
мускулистыми руками, с когтями из голубоватой стали. Его лицо, словно
вышедшее из ночного кошмара, чем-то походило на безволосое лицо безумца.
Чудовище ухмылялось, скаля остро отточенные кинжалы клыков, и два выпученных
глаза отвратительного ржавого цвета (может, цвета ядовитых гранатов
колдуньи) горели во тьме. Ладони многочисленных рук чудовища тоже были
ржаво-красными, а язык, время от времени показывающийся между зубами, -
угольно-черным. На его запястьях, скулах и висках торчали острые шипы.

Симму отступила на шаг, разглядывая нового противника. Воздух успел
насквозь пропитаться чарами эшв, но это последнее чудовище, по-видимому, их
не воспринимало. Тогда Симму мысленно обратился к стражу: "Дай мне пройти".
Страж двери издал какое-то отвратительное бульканье - насмешка, ругательство
или просто выражение безразличия. А за его спиной стояла открытая настежь
узкая дверь в сад. Время уходило.

Симму обернулась к прирученным чудовищам. Она протянула к ним руки и,
напевая вполголоса, обратилась к ним. Она посылала им безумные образы и
мысленно гладила их спины, пока твари не очнулись и не поднялись во всей
своей ужасающей красе. Они защелкали челюстями, стали бить хвостами по земле
- они приготовились к битве. Симму впервые таким образом использовала свое
колдовство. В следующую секунду сотни чудовищ ринулись на стража двери.

Колдунья создала этих тварей для битвы, страж же ни с кем не сражался.
Ему просто не представлялось случая, ведь никакой чужеземец не смог бы
пробраться так далеко - до самой стены; что касается возвращающихся дев, то
страж только рычал на них, и этого было вполне достаточно - несчастные
убегали и сами убивали себя. Последний и самый ужасный страж оказался не
готовым к тому, что произошло. Невзирая на многочисленные и разнообразные
орудия защиты, мощные доспехи и острые когти, налетевшая на него волна
чудовищ быстро захлестнула его: залитые кровью тигриные морды улыбались из
его внутренностей, а медные крылья хлопали по его разодранной чешуе.

Симму рванулась к двери и, за мгновение до того, как она исчезла, девушка
влетела в запретный сад.

Глава 7

В этот вечер от двери в глубь сада не вела мраморная лестница. Ее заменял
склон, покрытый прелестной шелковистой травой. Все дышало покоем и
благополучием в нежных лучах розовой вечерней зари.

Некоторое время Симму неподвижно стояла на склоне, едва веря в то, что
она совершила, и это приятно возбуждало ее. Она задумчива огляделась. Теперь
она стала искуснее во всех видах волшебства и чувствовала магию так же
явственно, как аромат цветов или запах воды. В Симму снова началась борьба
ее женской и мужской ипостасей. Наконец мужская гордость восстала в ней, и
ее тело, так долго бывшее мужским, отчаянными усилиями попыталось вернуть
себе привычный облик. Но Симму противилась этому, ведь сад был создан для
женщин и населен женщинами. Она боялась выдать себя, приняв обличье мужчины.

Умного погодя Симму поднялась с травы и еще раз осмотрела долину в
поисках золотого храма, скрывшего колодец.

Над садом взошла розовая луна. Лунный свет облегчал поиски. К тому же
Симму не мешали иллюзии, и она быстро отыскала храм. Теперь удержаться от
начала поисков ей было не легче, чем жаждущему отказаться от глотка воды, и
она устремилась к храму. По пути ей встретились лани - колдовские творения
Лилас, но они не обратили на Симму никакого внимания. Ведь они сами были
нереальны, к тому же несомненная женственность Симму не потревожила женскую
атмосферу долины. Тут повсюду царила мягкая чувственность и кошачья
чистоплотность, всегда символизирующие женщину. Здесь не было ничего
резкого, решительного, независимого, а если где и встречалось, то прикрытое
глянцем иллюзий. Стволы деревьев изгибались плавно, холмы были округлыми,
словно девичьи груди. И Симму вторглась сюда, к счастью, в своем женском
облике.

Симму подошла к храму. Он не был золотым, хотя и казался таковым. Два
столетия придали ему, как и всему саду, какое-то особенное величие, и на
пороге его Симму невольно задержала дыхание. Она по-кошачьи прокралась
внутрь. Ее глаза отражали сияние золотой чаши с костяной пробкой, венчавшей
колодец. Вдруг она услышала позади себя высокое неумелое пение. Восемь
девичьих голосов затянули песню или гимн.

Обычно на закате девы приходили в храм, чтобы совершить ритуал, во имя
своего Бога произнести новые обеты и возложить дары - цветы и плоды. Когда
проходили годы и первоначальный пыл угасал, девы уже не столь ревностно
относились к своим религиозным обязанностям. Все чаще приходили они в храм
уже после заката. Симму, поняв, что восемь дев направляются по тропе к
дверям храма, нырнула в ближайшее укрытие - широкий оконный проем - и
притаилась и выглянула среди теней.

Что-то похожее на ранние золотые сумерки вошло в храм.

Такое необычное впечатление создавалось отчасти благодаря блеску
драгоценностей в неровном свете - в зале храма курились какие-то благовония.
Первая из дев зажгла яркий светильник, и золотые одеяния и украшения дев
засверкали и заискрились.

Симму удивилась, что дев оказалось восемь, а не девять, как полагалось.
Всем было по шестнадцать лет, они расцвели и созрели в волшебном саду.

И теперь в золотых сумерках они начали танцевать.

Девы принесли с собой черный и зеленый виноград, алые маки, букеты белых
лилий, гиацинтов и роз, персики и пальмовые листья: все это они сложили
рядом с чашей, проходя мимо, но прежде они прижимали фрукты к губам, а
лепестками цветов осыпали друг друга с головы до ног. Танец, казалось,
породил нечто вроде музыки, которую слышали только танцовщицы. Она
становилась все быстрее, и девы, приходя в неистовство, хлестали себя
пальмовыми листьями. Казалось, одежда дев стала местами прозрачной,
приоткрыв то ослепительно сверкающую белую кожу, то темный бутон соска, то
изгиб ноги. А под золотыми покровами не было ничего, что скрывало бы тела
дев больше, чем дым скрывает огонь, Этот танец, предназначавшийся лишь Богу,
был исполнен сладострастия. Скрытые от мужских взоров, восемь дев неслись в
танце на крыльях самых необузданных фантазий. Их глаза сверкали из-под
опущенных ресниц, их алые губы чуть приоткрылись, обнажая ослепительно белые
зубы. Потом они сбросили одежды, оставшись лишь в золотистых дымчатых
покровах, и с наивным бесстыдством стали предлагать свои бархатистые тела
Богу колодца. Наконец они бросились к чаше. Их волосы разметались. Девы
порывисто дышали, рыдали и стонали, прижимаясь к холодному металлу: "Узри, я
запечатана, как и твой колодец, и своей чистотой я буду хранить чистоту
священной обители Бога, и пусть я погибну.., о, погибну.., погибну!., если
нарушу клятву".

И тут Симму оказалась в весьма затруднительном положении. Ее мужское
начало, разбуженное танцем дев, стало брать верх. Все попытки Симму
противостоять его натиску были напрасны. И даже когда она в отчаянии отвела
взгляд от танцующих - хотя в душе желала вовсе не этого, - даже тогда их
вздохов, стонов и шепота было вполне достаточно, чтобы возбуждать ее, точнее
его. И в конце концов, оказавшись не в силах больше сопротивляться,
Симму-мужчина, изнемогая, прислонился к стене. С горящими глазами и сердцем,
колотящимся, словно молот, скрежеща зубами и мрачно усмехаясь при мысли о
своем положении, Симму наблюдал, как закончился танец, как обессиленные девы
поднялись с пола, собрали одежды и, забыв светильник, спотыкаясь,
растворились во тьме ночи, чтобы снова стать маленькими девочками или
устремиться к эротическому снадобью в булькающих хрустальных сосудах.

Симму остался один и с неохотой, с большим усилием вновь изменил свой
пол. И вот когда уже все свершилось, в храм вдруг вошла девятая дева.

Голоса остальных давно затихли вдали, и Симму, почти забыв о прежних
намерениях, едва сдерживался, боясь, что другого такого случая может не