Чтение 43–й страницы книги ~Мост Верразано~

менее знают, где у собаки хвост, где голова. А тут им предстоит иметь дело
со специалистами, говорящими на совершенно уж непонятном языке: холодная
атомная реакция, видите ли... И конечно, их устрашат предвидимые масштабы
изменений в стране, в американской жизни...

Все это Клем уже пережил, и благополучно пережил, вот он сознавал -
опять-таки благодаря специфике своего образования, - что он иной, нежели
руководители другик автомобильных компаний.

Зачем же тогда Си-Джи затевает столь безнадежное дело?

Не может остановиться, вот почему. Не может. Не может...

Мисс Карринггон уже обзванивает господ президентов и председателей
советов директоров, согласовывая день и место встречи. Отдел по связям с
прессой готовит материалы, в которых приоткрывается суть грядущей революции
- очень осторожно, чтобы серьезные люди заинтереСовались этой информацией и
не отвергли ее с порога, вдумались.

Дьяволы, как они точно рассчитала удар! После того как "гуроа" Эйвона был
стерт с лица земля, ни о какой полноценной информации не приходилось и
думать. "Ничего, я с ними рассчитаюсь, вы у меня попляшете, когда вышка
взлетит на воздух", - думал Си-Джи. Думал, понимая всю нелепость этой затеи
в деле такого масштаба.

А может быть, и не так уж глупа эта затея; нефтепромыслы - штука оч-чень
уязвимая...

И конечно, на встрече должен быть представитель правительства: иначе
посчитают, что они собрались для согласования цен на автомобили, а это
запрещено законом.

Может быть, надо встретиться еще с людьми из "Гринпис" - организация
как-никак влиятельная; они должны костьми лечь, поддерживая идею
электромобиля.

Приятно, однако, было сознавать, что при всех условиях циркониевые
месторождения скуплены - перспективное имущество...

Так или примерно так думал Клемент Гилберт, отщелкивая заметки на
компьютере, принимая посетителей - приятных и неприятных, важных и
никчемушных, - отдавая распоряжения, проводя очередной совет директоров. К
середине дня он и вовсе отключился от мыслей об электромобиле: дела
крутились и завивались штопором. В этом штопоре начинало казаться, что нет
ничего важнее, чем подготовка моделей будущего года, и новой коробки
передач, и нового полуавтоматического пилота, и соглашения с "Боингом", и
прочих сиюминутных дел. Но совсем глубоко, на донышке сознания, все время
бродила мысль... не мысль даже - ощущение: не хочу возвращаться в пустой
дом, хочу, чтобы Энн была рядом. И чтобы мальчишки. Неизвестно еще, где им
опаснее, в этом европейском захолустье или дома.

***

Автор же Эпохального Изобретения, заваривший всю кашу, тоже был ей не рад
- по причинам, о которых уже говорилось. Он тоже остался без своей женщины,
а сверх того - без мастерской, книг и возможности ездить в книжный магазин
"Границы" в Аня-Арборе. Стал изгнанником из-за собственной дурости - так он
это ощущал, отлично зная при том, что дурости никакой не было, что он
предвидел этот вариант задолго до своего визита к Клему Гилберту. Даже
уверен был, что именно так и выйдет, только не знал, каким способом их
прищучат, и потому купил кое-что в тихой Голландки. Некое имение, кроме
домика в Занстадте. Ах, Голландия - сонная веселая страна с миллионом
велосипедов! Не знала она, какого опасного гостя приютила... Не знала и
дремала себе спокойно. Поля за домом Марты Лионель затянуло вечерней дымкой,
смолкли овцы в загонах, на башне бывшей ратуши засветились часы. По шоссе
проносились, тихо шурша, машины деревенских жителей, возвращающихся из
Амстердама, от дневных трудов, И вот, умягченный вечерним спокойствием - а
может быть, сияющими серыми глазищами Амалии, - Умник смирился с навязанной
ему опекой, разрешил охранникам ночевать в доме а произнес таинственно: "До
завтра перебьемся", Что будет завтра, не сказал. И уединился с Мартой - на
целый час.

Остальные сидели по углам. Рональд - у себя, за компьютером; оттуда
временами слышалось щелканье клавиш и жужжание большого принтера. Амалия -
на кухне, довольно просторной и уютной, хотя и вытянутой в кишку на
голландский манер. Джек сидел в углу в самом буквальном смысле - на полу
гостиной, под окном, выходящим на улицу, - и дремал.

Наконец наверху послышались тяжелые шаги, и Эйвон негромко позвал:

- Эй, сторожевые псы! Сюда!

Они, как было договорено, прошмыгнули к лестнице вдоль стен. Умник стоял
в двери своей спальни и делал приглашающие жесты; когда Амалия с Джекам
вошли, скучливо промолвил:

- Будет так, ребятки... Завтра переезжаем в другое место, там для вас
найдется работа... кой какая работа.

- Кое-какая? - немедля переспросила Амалия, - Не объясните ли, сэр?

- Я тут, э-э... имею маленький заводик... мастерскую... - врастяжку
проговорил Умник. - Двадцать человек рабочих, выпускает электрическое
такое... вы не поймете, Там есть жилой дом, побольше этого, на десять
примерно комнат. В общем, сами увидите. Марта завтра едет закупать
меблировку.

- Площадь завода большая? - спросил Джек.

- Три с половиной акра примерно.

- Огорожено?

- Голландии это незачем, сынок. И по месту незачем - говорю, сами
увидите.

- Значит, будем охранять это предприятие? - наседал Джек. Он выспался, и
ему хотелось поговорить.

- Если возьметесь, - лениво ответствовал Умник. - Но сначала будет
уборка, обустройство... Одежду вот вам надо купить - тебе, например, чистая
рубаха нужна, верно?

- Еще как нужна, сэр, - чистосердечно сказал Джек.

Он был стандартный американец и привык менять рубашки, а желательно и
джинсы, каждый день как минимум. О носках и говорить нечего. Во Франкфурте
он, правда, сменил рубашку (ужаснувшись европейским ценам), но когда это
было!

- Вот видишь... Как у вас с деньгами, ребятишки? Есть на что купить
приличную одежку, комбинезоны рабочие, все такое? Чеки ваши тут не примут.

- А кредитные карточки примут, - выпалила Амалия, которая уже сто раз
прокляла себя за то, что ринулась на поиски, не взяв с собой ничего - ни
одежды, ни обуви.

- Еще спасибо скажут, Амми... Значит, завтра езжай с Мартой, купишь то,
что надо, на обоих, а ты, Джонни, поедешь с нами прямо туда.

Из-за причуд английского языка "Джек" есть уменьшительное от имени "Джов"
- так же, как "Джонни". А из-за странностей американского обихода,
уменьшительным именем можно официально пользоваться как полным, наглядным
примером чему служит президент Билл Клинтон, полное имя которого (Уильям)
все давно и прочно забыли.

Джек хотел было сказать, что он - именно Джек, а не Джон, однако решил не
вязаться с этим чудаком,

- Это далеко? - спросила Амалия.

- Э, тут все близко, здесь тебе не Америка... Ты, значит, его обмерь или
как там полагается - нас с Роном Марта уже измерила вдоль и поперек.
Отличная компания! - объявил Умник с неожиданным весельем, - Все примчались
чуть не нагишом!

Амалия сразу оценила новую перспективу; возможно, там легче будет
наладить охрану, - если Мабен пришлет людей, как обещал. Она осторожно
спросила:

- Простите, Джошуа, но могу я вызвать сюда подкрепление для охраны?
Вдвоем, вы же понимаете, мы мало чего стоим, верно?

Умник встал и заходил по комнате, бубня под нос какую-то мелодию. Амми
вслушалась и поняла, что это - знаменитая негритянская духовная песня
"Отпусти народ мой". Старая, как мир; в представлении Амалии - едва ли не
как сама Библия.

Наконец Умник заговорил:

- Охрану заводить, наверное, надо, И тебе я верю. Жаку вашему - верю. А
средствам связи не верю. Поручиться могу, его телефоны прослушиваются.
Согласна?

- Вам виднее, - сказала Амалия. - Мы с Джеком не знаем общей обстановки,
информации у нас - почти что ноль, Джошуа. - Было очень странно называть его
чужим именем. Она вздохнула и закончила:

- Не знаю, что и предложить.

- Я тоже не знаю, - сказал Умник. - Но подумаю; подумаю... Телевизор
посмотреть не хотите? Вон в углу есть маленький, а я пошел к Рону.

Телевизор действительно стоял в углу под занавеской, действительно
маленький - и черно-белый. Кому ж такое захочется смотреть? Амалия еще раз
вздохнула, ощутив вдруг безмерную усталость. Сказала Джеку, чтобы он
подежурил внизу, а сама без стыда и совести плюхнулась на кровать Берта
Эйвона и заснула,

Она спала и видела сны и во сне удивлялась что видит сны потому что она
очень редко видела сны и все было цветное как весной когда на небе ни
облачка и зацветают магнолии и бумажные деревья и гиацинты а близко Пасха но
там не было Берта было огромное здание огромный зал это аэропорт поняла она
какой странный народ здесь все безликие совсем без лии только один с лицом
Мабена смеется ха-ха-ха но это не Мабен а у нее нет пушки потому что отняли
при входе а он смеется ха-ха-ха.

Она проснулась. На кровати рядом с нею сидел Эйвон и тихо, но от души
смеялся. Ха-ха-ха. Амалия села, почему-то потрогала его за локоть,
промычала:

- M-м, извините, Джо, я как-то вдруг свалилась и уснула.

- А как не свалиться, - со вкусом сказал Умник, - после такой вот дороги!
Ты, конечно, железная девка, да не стальная все-таки...