единственное здравое решение, которое они могли принять. Никто и ничто не
могло обрести безопасность в окружавшем их мире, пока он оставался в
живых.
вокруг них словно безжизненные деревья. - Мисай, ты видишь, он проснулся,
теперь он в наших руках. Так как же мы должны с ним поступить?
Совы. Тем временем кровь с пальцев капала прямо на землю между его ног. Он
вытер щеку тыльной стороной ладони и выглядел при этом абсолютно
подавленным.
котором говорил банник. Саша продолжал раздумывать над происходящим и
обратил внимание, что их пленник не собирается нападать на них и ведет
себя так, будто ничего не понимает...
эти мысли. - Он все еще держал в руке меч. Глядя на него можно было
подумать, что он готов вновь использовать его: Саша даже пожелал, чтобы
тот так и сделал, пока Черневог не собрался мыслями и не попытался в одно
мгновенье остановить оба их сердца.
побледнело от боли, а глаза выражали лишь одно замешательство.
сверкающий след, развернулся, повторяя неожиданное поворот дрогнувшей
руки, и ударился о землю у колена Черневога.
опасности, а только взглянул на них все с тем же выражением растерянности.
свои желанья?
взглянул на Черневога, не выпуская из рук меча.
где-то в зарослях кустов. Саша старался не думать об этом. Он ухватил
Петра за руку, оттащил его в сторону и прошептал:
присмотра, и я не уверен, что лешие способны сейчас охранять ее.
вести себя подобно дуракам и расходиться в разные стороны, верно? Ведь он
только этого и дожидается от нас!
если теперь оно вернулось к нему... может быть, именно этого и хотели
лешие, может быть именно поэтому они так и поступали с ним все эти годы...
разговаривают с нами. И тем более сейчас, когда они выглядят как убитые. -
Петр говорил все громче, хотя и делал явные попытки понизить голос.
волшебство, подобное тому с которым им пришлось столкнуться. А что, если
они исцелили его каким-то образом...
была бы настоящая помощь! И что, по-твоему, мы должны теперь делать?
Забрать его с собой? Позволить жить в нашем доме, сидеть вместе с нами за
столом, гулять по лесу и беседовать с лисами? Совершать визиты вежливости
к водяному и еще Бог знает к кому? Здесь в лесу болтается оборотень! Уж не
Мисай ли послал нам этот скромный подарок? Может быть, он прислал нам и
банника? Или перевернул в доме все вверх дном, а меня заставил заблудиться
в лесу? Где сейчас Ивешка, вот что я хочу знать! Она должна быть здесь
раньше нас!
беспорядке гнездились в его голове, которая была и так переполнена мыслями
о Черневоге.
- Я, например, не знаю. И я ничего не знаю про оборотня. Может быть, это
вот он послал его, а может, это водяной пытался удержать нас от этого
места.
там...
этом весь смысл случившегося. Он должен был спрятать его где-то
много-много лет назад, еще будучи молодым. Ведь когда он пришел к
Ууламетсу, он был еще мальчик, но у него и тогда уже не было сердца. Я не
знаю, что оно являло собой раньше, но я далеко не уверен, что оно сейчас
именно такое, каким было в то время.
прилететь сюда, так же, как заставило прийти сюда и нас, и эта сова не
должна была умереть.
проникнуться жалостью к нему!
нас он хочет видеть не иначе как мертвыми. И если сейчас это его желание
не выполнимо, то это вовсе не означает, что он не будет возвращаться к
нему всякий раз, как только мы замешкаемся и подставим ему наши спины.
Ивешка идет сюда, мы должны молить Бога, чтобы она дошла, и поэтому, мы
должны сделать с ним что-то прежде, чем она явится сюда. Я не хочу, чтобы
он проделывал с ней свои чертовы трюки!
Мисай, будь ты проклят, просыпайся и рассказывай нам!
попытки восстановить утраченное доверие и он воспринимался как движущийся
вокруг них свет, в то время как все пространство за этой странной рощей
погрузилось в темноту.
он никогда не двигался, как будто даже ветерок не мог поколебать его.
говоришь? Ты хочешь, чтобы мы отвели его к Ууламетсу, но ведь он давно
умер! Мисай! Ууламетс умер почти три года назад! Проснись и выслушай меня!
по лесу прошелестел ветер...
была лишь легким пушистым комочком, когда он выкормил ее и научил летать,
пряча от посторонних глаз. Иначе Драга могла бы убить ее. Научив ее
летать, он сделал ее свободной и пожелал ей быть в постоянной
безопасности. А через некоторое время он спрятал в ней свое сердце,
надеясь на то, что уж там-то Драга никогда его не найдет его. Это было не
слишком давно.
И ему казалось, что все, ранее знакомое ему, теперь изменилось. Над
головой сверкали молнии. Он мог бы успокоить их, если бы без сомнений
знал, что именно этого желает. Он мог бы освободиться, если бы ему не
хотелось одного больше чем другого. Но Совы больше не было, как не было и
Драги, а причудливый рисунок из пятен его крови, смываемый с листьев
каплями дождя, в том самом месте, где он стоял, подогнув колени, был схож
с тем очарованием, с которым его тюремщики спорили о том, будет ли
достаточно мудрым решение убить его. Он мог бы предложить им и свое
мнение, но это могло показаться излишним: лешие уже отдали им свои
приказы, и он почувствовал на самом деле самую настоящую боль в своих
руках, которая очень кстати отвлекала его от желаний. Он все еще не мог
собрать все отдельные кусочки своего волшебства в единое целое, не мог
отважиться на это, и поэтому чувствовал себя как слепец.
поймать каждый его взгляд, и всем сердцем желал добиться дружеского
расположения от этого обычного человека...
повернул голову и в тот же самый момент, когда он взглянул на Сашу, тот
пожелал ему стать беспомощным и тихим.
почувствовал то, где они оба стояли, ощутил границу между естественным
миром и волшебством, и на мгновенье сплошной ужас поколебал его
уверенность на этом пути.
что это поможет ему обрести разум. Он знал старое правило: думать о
текущей воде, когда все складывалось из рук вон плохо. Вода и камни не
вызывали страха, это были всего-навсего перемены без перемен. Таким
образом он успокоился и пришел в себя, а затем вновь взглянул на Петра...
точно так же, как он когда-то отослал его к Сове. Он рассчитывал, что
обычный человек, вроде Петра, сможет воспользоваться им не больше, чем