Чтение 43–й страницы книги ~Дорога славы~

А этот идиот при первом же ударе начал петь!

Меня вам, друг мой, не сразить:

Зачем вы приняли мой вызов?

Так что ж от вас мне отхватить,

Прелестнейший из всех маркизов?

Бедро? Иль крылышка кусок?

Что подцепить на кончик вилки?

Так, решено: сюда вот, в бок

Я попаду в конце посылки.

Вы отступаете... Вот как!

[Э. Ростан "Сирано де Бержерак".

Перевод с французского Т. Щепкиной-Куперник]

Пока он все это пел, ему хватило времени чуть не на тридцать почти
успешных попыток лишить меня жизни, а при последнем слове он вышел из боя
так же гладко и неожиданно, как начал.

- Давайте, давайте, юноша! - сказал он. - Подхватывайте! Хотите,
чтобы я пел в одиночку? Хотите умереть, как шут, когда на вас смотрят
дамы? Пойте! И прощайтесь достойно с жизнью, чтобы последний ваш стих
глушил предсмертный хрип. - Он громко топнул правой ногой, как будто
танцуя фламенко. - Попробуйте! Цена от этого все равно не изменится.

Я не опустил глаз от его топота; это старый прием, некоторые
фехтовальщики топают при каждой атаке, каждом обманном движении,
рассчитывая, что резкий звук собьет противника с ритма или заставит его
отшатнуться и поможет выиграть очко. В последний раз я на такое попался
еще до того, как начал бриться.

Однако его слова подали мне определенную мысль. Выпады его были
коротки - вытягиваться до конца годится, когда выделываешься на рапирах.
Для настоящего Дела это слишком опасно. Все же я понемногу отступал, а
позади меня была стена. Вскоре, когда он вступит в бой снова, я или буду,
как бабочка, пришпилен к этой стене, или споткнусь о что-нибудь невидимое
позади, полечу вверх тормашками и буду наколот, как обрывок газеты в
парке. Я не мог позволить себе оставаться со стеной позади.

Хуже всего то, что сейчас в любую секунду из этой крысиной норы
позади меня могла вылезти Стар и ее могло убить на самом выходе, даже если
бы я сумел в это же время убить его. Если бы мне удалось развернуть его...
Моя любимая была женщиной с практическим складом ума; никакое "рыцарство"
не спасло бы его спину от ее стального жала. Однако счастливой контридеей
было то, что если я стану поддерживать его сумасшествие, попытаюсь слагать
стихи и петь, он, возможно, мне подыграет, из желания послушать, на что я
способен, прежде чем убить меня.

Но я не мог позволить себе долго тянуть такое. Он нанес мне укол в
предплечье, которого я даже не почувствовал. Просто царапина до крови,
которую Стар залечила бы, но она быстро ослабит мою кисть, да и в низком
бою я оказывался в проигрыше: от крови рукоять становится скользкой.

- Строфа первая, - объявил я, наступая на него и завязывая легкий бой
на кончиках клинков. Он уважил меня, не атакуя, поигрывая с острием моего
лезвия, слегка отбивая и, как перышко, парируя.

Этого я и хотел. Я начал круговое движение направо, как только стал
читать стихи - и он не помешал мне:

Твиддлдам и Твиддлди

Сговорились скот украсть.

Сказал Твиддлдаму Твиддлди

"С седла мне как бы не упасть".

- Стойте, стойте, мой хороший! - сказал он с упреком. - Без
воровства. Честь нам навеки превыше всего. Да и рифма со скандированием
хромают. Кэрролл должен свободно слетать с языка.

- Попробую, - согласился я, продолжая двигаться вправо. - Строфа
вторая.

Пою о двух девах из Дэлони,

Как попали, увы, да в скандал они..

...И я внезапно атаковал его.

Вышло не очень-то. Он, как я и надеялся, самую малость расслабился,
очевидно ожидая, что, декламируя, я продолжу имитацию боя самыми кончиками
клинков.

Это его слегка застало врасплох, но отступать он не стал, а только
сильно спарировал, и мы вдруг оказались в невозможном для обороны
положении, телом к телу, клинком к клинку, почти сор-а-cops [Лицом к лицу
(фр.)].

Он рассмеялся мне в лицо и отскочил назад, как и я, мы возвратились
en gavde [В оборонительном положении (фр )]. Но я кое-что добавил. До
этого мы сражались только в расчете на острия. Острие сильнее лезвия, но у
моего-то оружия было и то и другое, а человек, привыкший сражаться
острием, иногда легко уступает в рубке. Когда мы разделились, я круговым
движением направил клинок ему в голову.

Намеревался-то я раскроить ему череп. Времени не хватило, да и силы в
ударе не было, однако лоб ему справа рассекло почти до брови.

- Тоuche! [Задет (фр.)] - прокричал он. - Хороший удар, и спето
неплохо. Давайте все до конца.

- Ладно, - согласился я, фехтуя осторожно и дожидаясь, пока кровь
попадет ему в глаза. Из всех поверхностных ран ранение кожи черепа
вызывает больше всего крови, и я на эту его рану сильно надеялся. К тому
же фехтование весьма своеобразно: мозг в нем не сильно участвует, оно для
этого слишком быстро. Думает кисть руки и, помимо мозга, отдает приказы
ногам и телу - все, что вы думаете, это на потом, на запас сведений, как
запрограммированный компьютер.

Я продолжил:

Они уже в тюрьме

За кражу...

Я достал его в предплечье, так же, как и он меня, только хуже. Мне
показалось, что он у меня в руках, и я пошел вперед. Но тут он сделал то,
о чем я только слышал, но чего никогда не видел: он очень быстро отступил,
взмахнул клинком и сменил руку.

Легче мне не стало... Фехтующие правой рукой терпеть не могут
сражаться с левшой; от этого все полностью расстраивается, а левша к тому
же знает все слабые места большинства владеющих правой рукой. К тому же
левая рука у этого ведьмина сына была не менее сильна и искусна. Что еще
хуже, теперь его ближайшему ко мне глазу не мешала кровь.

Он уколол меня еще раз, в коленную чашечку; боль вспыхнула огнем и
замедлила мои действия. Несмотря на ЕГО раны, которые были намного хуже
моих, я понял, что долго продержаться не сумею. Мы принялись за дело
всерьез.

Есть во второй позиции одна ответная атака, жутко опасная, но - в
случае удачи - блестящая. Она помогла мне выиграть несколько боев в йpйе,
когда на карту ставился только счет.

Начинается она из сикстэ; противник первым наносит встречный удар.
Вместо парирования на картэ, надо нажимом сковать его, скользя штопором
вдоль по его клинку до тех пор, пока острие не войдет в плоть. Или можно
отбить, нанести встречный удар и сцепиться с ним на выходе из сикстэ, если
надо начать самому.

Недостаток этой атаки в том, что если ее не выполнить безукоризненно,
то не останется времени на ответ или парирование; собственной грудью
налетаешь на его клинок.

Я не пытался начать ее, с таким фехтовальщиком это невозможно; я о
ней просто подумал.

Мы продолжали сражаться, каждый по-своему безупречно. Потом он слегка
отступил назад при встречном ударе и едва заметно поскользнулся на
собственной крови.

Моя рука приняла команду на себя; я ввинтился штопором с великолепной
связкой до второй позиции - и клинок мой пронзил его тело.

На лице его выразилось удивление; чашка шпаги поднялась в салюте, и
колени его подогнулись, а эфес выпал из руки. Мне пришлось, когда он
падал, шагнуть вслед за своим клинком, и я хотел было выдернуть его.

Он схватил его.

- Нет, нет, друг мой, оставьте его, пожалуйста, на месте. Пусть он,
как пробка в бутылке, немного придержит кровь. Ваша логика остра, она
тронула мое сердце. Как вас зовут, сэр?

- Оскар Гордон.

- Доброе имя. Не годится, чтобы тебя убивал незнакомец. Скажите мне,
Оскар Гордон, видели ли вы Каркассон?

- Нет.

- Посмотрите на него. Я изведал, что значит любить женщину, убить
человека, написать книгу, слетать на Луну - все, все. - Он судорожно
вздохнул, и изо рта показалась пена, окрашенная в розовый цвет. - Однажды
на меня даже упал дом. Что за разящее остроумие! Что за цена чести, когда
балка бахнет по башке? "Балка?" булка? белка, битва-бритва! - когда по
башке как бритвой. Вы меня отбрили.

Он закашлялся, но продолжил:

- Темнеет. Обменяемся, если вам угодно, дарами и расстанемся
друзьями. Сначала мой дар. Он в двух частях. Первая: вам везет, вы умрете
не в постели.

- Надо надеяться.

- Постойте. Вторая: бритва Отца Гийома [Логический принцип, введенный