ник изъявил желание составить тебе компанию". В словах депеши читалась
неприкрытая обида. Тово винила историка в том, что сын утратил при-
сутствие духа, был выведен из равновесия и, как выражалась она, душевно
охромел. А также ревновала к женщине, которой в считанные дни удалось
зачеркнуть все, чему сама она посвятила долгие годы. Тово сознавала свою
ревность и даже не пыталась ее унять или скрыть. Какое значение имеют
теперь ее ревность и унижение брата? Им обоим осталось лишь оплакивать
собственное поражение.
ний раз окинуть взглядом Стсе. При виде одеяла из тысячи лоскутков зеле-
ни разных оттенков - буроватых топей, отливающих золотом колосящихся по-
лей, пастбищ, обведенных ниточками плетней, цветущих садов - защемило
сердце; город своими серыми гранитными и белыми оштукатуренными стенами
карабкался ввысь по крутым склонам холмов, черные черепичные крыши на-
ползали одна на другую. Издали город все больше и больше походил на пти-
чий базар - весь в пятнышках пернатых его обитателей. Над утопающим в
дымке Стсе, упираясь в невысокие кудреватые облака, вздыбились исси-
ня-серые вершины острова, припудренные настоящими птичьими стаями.
от родных мест и люди здесь говорили с чудным акцентом, он все же почти
все понимал и с интересом глазел на вывески, которых прежде не видывал.
Хавжива сразу же признал их бесспорную полезность. По ним он легко нашел
дорогу к залу ожидания флайеропорта, откуда предстояло лететь в Катхад.
Народ в зале ожидания, завернувшись в одеяла, дремал на лавочках. Отыс-
кав свободное местечко, Хавжива тоже улегся и накрылся одеялом, которое
несколько лет назад соткал для него Гранит. После необычно краткого сна
появились люди в униформах с фруктами и горячими напитками. Один из них
вручил Хавживе билет. Ни у кого из пассажиров не было знакомых в этом
зале, все здесь были странники, все сидели, потупившись. После объявле-
ния по трансляции все похватали чемоданы и направились к выходу. Вскоре
Хавжива уже сидел внутри флайера.
шепча тихонько "напев самообладания", заставил себя глядеть в иллюмина-
тор. Путешественник на сиденье напротив тоже зашевелил губами.
зажмурился и затаил дыхание.
имя гостя, из темноты вдруг вынырнула Межа.
да! Рада видеть тебя. Пойдем же, пойдем скорее! В школе уже заждались,
для тебя там приготовили отличное местечко.
что прежде его рассудок попросту бы отверг. Прежнее знание тоже было
весьма неоднозначным, но не столь ошеломляющим. Построенное на притчах и
сказаниях, оно обращалось скорее к чувствам и всегда вызывало живой отк-
лик. Новое - сплошь факты да резоны - не оставляло места эмоциям.
ловеческие разумение и память оказывались почти бессильными перед трех-
миллионолетней историей Хайна. События первых двух миллионов, так назы-
ваемая Эпоха Предтеч, спресованные, точно каменноугольные пласты, нас-
только деформировались под весом бесконечной череды последующих тысяче-
летий, что по уцелевшим крохам удавалось воссоздать лишь самые основные
вехи. Если кому-то и удалось бы вдруг обнаружить чудом уцелевший
письменный памятник, датированный той далекой эпохой, что могло изме-
ниться? Такой-то король правил тогда-то и тогда-то в Азбахане, Империя
некогда обратилась в язычество, на Be однажды рухнул потерявший управле-
ние ракетоплан? Находка попросту затерялась бы в круговерти царей, импе-
рий, нашествий, среди триллионов душ, обитавших в миллионах давно исчез-
нувших государств: монархий, демократий, олигархий и анархии, - в веках
хаоса и тысячелетиях относительного порядка. Боги громоздились здесь
пантеон на пантеон, бесчисленные баталии на миг сменялись мирной жизнью,
свершались великие научные открытия, бесследно канувшие затем в Лету,
триумфы наследовали кошмарам - словно шла некая беспрерывная репетиция
сиюминутного настоящего. Что проку пытаться описать капля за каплей те-
чение полноводной реки? В конце концов, махнув рукой, ты сдашься и ска-
жешь себе: "Вот великая река, она течет здесь испокон веку и имя ей -
История".
ного, - лишь мгновенная мелкая рябь на поверхности этой реки, порой по-
вергало Хавживу в отчаяние, а порой приносило ощущение подлинного покоя.
чением мимолетных турбуленций в той самой реке. Хайн уже несколько тыся-
челетий кряду переживал период относительной стабильности, отмеченный
мирным сосуществованием множества небольших полузамкнутых социумов (ис-
торики прозвали их пуэбло, или резервациями), технологически вполне раз-
витых, но с невысокой плотностью населения, тяготеющего в основном к ин-
формационным центрам, гордо именуемым храмами. Многие из служителей этих
храмов, в большинстве своем историки, проводили жизнь в нескончаемых пу-
тешествиях с целью сбора любых сведений об иных населенных мирах у пояса
Ориона, сведений о планетах, колонизированных далекими предками еще в
Эпоху Предтеч. И руководствовались они лишь бескорыстной тягой к позна-
нию, своего рода детским любопытством. Они уже нащупали контакты с давно
утраченными в безбрежном космосе собратьями. И стали именовать зарождаю-
щееся сообщество обитаемых миров заемным словом "Экумена", которое озна-
чало: "Населенная разумными существами территория".
сызмальства изучал в Стсе, может быть сведено если и не к обидному яр-
лычку, то к весьма пренебрежительной формуле: "Одна из типичных замкну-
тых культур пуэбло на северо-западном побережье Южного материка". Он
знал, что верования, обряды, система родственных отношений, технология и
культурные ценности разных пуэбло совершенно отличны друг от друга -
один пуэбло экзотичнее другого, а родной Стсе занимает в этом списке од-
но из самых заурядных мест. И еще он узнал, что подобные социумы склады-
ваются в любом из известных миров, стоит лишь его обитателям укрыться от
знания, приходящего извне, подчинить все свои стремления тому, чтобы как
можно лучше приспособиться к окружающей среде, рождаемость свести к ми-
нимуму, а политическую систему - к вечному умиротворению и консенсусу.
ло душевные муки. Порой бросало в краску и выводило из себя. Он решил
было, что историки утаивают подлинное знание от обитателей пуэбло, затем
- что старейшины пуэбло скрывают правду от своих родов. Хавжива высказы-
вал свои подозрения учителям - те мягко разуверяли его. "Все это не сов-
сем так, как ты полагаешь, - объясняли они. - Тебя прежде учили тому,
что определенные вещи - это правда или жизненная необходимость. Так оно
и есть. Необходимость. Такова суть местного знания Стсе".
ля смотрели с немым ласковым укором, и он понимал, что сам ляпнул нечто
детское и не вполне разумное.
ливо объясняли ему. - Просто существуют различные виды знания. У всех
свои достоинства и недостатки. У каждого своя цель. Знание историков и
знание ученых - всего лишь два из великого многообразия этих видов. Как
и всякому местному, им следует долго учиться. В пуэбло действительно
обучают не так, как в Экумене, но это отнюдь не означает, что от тебя
что-то скрывали - мы или твои прежние учителя. Каждый хайнец имеет сво-
бодный доступ ко всей информации храмов".
сам мог прежде прочитать на экранах, установленных в храме Стсе. И неко-
торые из нынешних его однокашников, уроженцы иных пуэбло, сумели таким
способом познакомиться с историей даже прежде, чем встретились с самими
историками.
найдешь в Стсе? - продолжал взыскивать к своим учителям Хавжива. - Вы
скрываете от нас книги, все книги из библиотеки Хайна!" - "Нет, - мягко
возражали ему, - пуэбло сами избегают обзаводиться лишними книгами. Они
предпочитают жить разговорным или экранным знанием, передавать информа-
цию изустно, от одного живого сознания к другому. Признайся, разве такой
способ обучения сильно уступает книжному? Разве намного больше ты узнал
бы из книг? Есть множество различных видов знания", - неустанно твердили
историки.
различные типы людей. Обитатели пуэбло, неспособные смириться и принять,
что мироздание есть нечто незыблемое, своим беспокойством обогащали мир
интеллектуально и духовно. Те же из них, кто не успокаивался перед не-
разрешимыми загадками, приносили больше пользы, становясь историками и
пускаясь в странствия.
рода, близких, богов. Иногда в приступе необъяснимой гордыни он заявлял
самому себе: "Я гражданин Вселенной, частица всей миллионолетней истории
Хайна, моя родина - вся Галактика!" Но в иные моменты он, остро чувствуя
собственную ничтожность и неполноценность, забрасывал опостылевшие учеб-
ники и экраны и искал развлечений в обществе других школяров, в особен-
ности девушек, столь компанейских и всегда дружелюбных.
варищи, уже целый год обучался в Экуменической школе на Be.