натолкнулась где-то далеко на собственные ответвления, вгрызлась в них,
вернулась по ним к собственному сердцу и теперь сама себя точит и
разъедает, все глубже и глубже. Может, то, другое Здание, вообще не
существует, а служит лишь оправданием самопожертвования.
Для чего ты носишь сутану? Чтобы скрывать мундир?
понять? Я ничего не скрываю. Да, я выдал тебя, но ведь здесь все является
лишь видимостью, даже измена, даже убийство. Всеведение - тоже. Оно не
только невозможно, но даже и не нужно. Вполне достаточно его имитации,
фантома, сотканного из доносов, намеков, слов из сна, клочков, выловленных
из канализации, перископов... Не всеведение важно, а вера в него.
подумать я, а он, бледный, продолжал шепотом, шипя словно от ненависти.
Как мне доказать тебе? Ты видел командующего? Видел того тупого, покрытого
бородавками склеротика на вершине пирамиды? Вот, смотри!
рук, блестящий, покрытый с одного конца крапинками, словно яичко.
точечки, на эту дырку. Однако возьми миллион таких камешков, триллион,
пространство искривится от них, подует ветер, они соберут лучи звезд, и
выползет из нагромождения их Совершенство. Кто отдал приказ звездам? Кто?
Точно так же и Здание...
что оба заключают в себе совершенство. О, ты считаешь себя узником
лабиринта зла, думаешь, что все здесь имеет значение, что кража планов -
это ритуал, поэтому Здание перечеркивает сам его смысл. Оно уничтожает - и
в то же время все больше творит, созидает, чтобы еще больше было того, что
можно уничтожить - и это показалось тебе мудростью зла. Ради этого ты
занимался умственной эквилибристикой, изворачивался, полагая, что с тобой
так играют, хотел сам согнуть себя в отмычку, в крючок своей погибели, в
знак, который окажется решением этого уравнения ужаса, но это не так!
Слышишь? Нет плана, уравнения, ключа, нет ничего - есть только Здание!
самопроизвольно. Оно воплощает себя в людях, хотя взялось из самих же
людей, произошло от них. Ты слышишь? Людское зло мелко и малозначно, а тут
возникла величина. Горы дерьма! Океаны пота! Рев агонии, миллионогрудый
хрип! Испражнения веков - опора! Здесь ты можешь утонуть в людях, можешь
ими удавиться, затеряться в людской пустыне, брат! Гляди: люди, продолжая
помешивать чай, разорвут тебя на куски, не ведая о том, говоря при этом о
пустяках, ковыряя в зубах, затем начнут поигрывать твоим трупом и выжимать
из него соки, когда настоится, и ты станешь безволосой обтрепанной куклой,
тряпкой, детской погремушкой, мусором, залитым грязными слезами. Так
действует самозародившееся совершенство, не мудрость. Мудрость - это ты,
ты один. Либо мы вдвоем! Ты - и Второй, и между вами - мост праведных
молчаний... из глаза в глаз...
казалось мне все более знакомым. Я уже слышал нечто подобное. Вдруг я
понял, что точно так же он проповедовал с амвона, и было там об удавлении,
там он ссылался на зло, на Сатану, и брат Уговорник сказал, что эта
проповедь была провокацией, что Орфини провоцировал...
здесь то, что на одном уровне является разговором или шуткой, на другом
оказывается вчиненным иском, на следующем - розыгрышем Отдела, и если ты
будешь далее отслеживать эту нить, то она разойдется у тебя под руками,
исчезнет в стенах, ибо тут каждый след ведет ко всему!
существует для того, чтобы она была невозможна, иными словами, чтобы
сделать невозможной неизбежность. Как? Уничтожая правду. Измена становится
бесплодной, когда правда обращается в одну из масок лжи. И потому нет
здесь места никакой вещи, названной своим именем, нет места ни
действительному отчаянию, ни настоящему преступлению, которое стало бы для
кого-то роковым и раз и навсегда увлекло бы на дно. Слушай! Свяжись со
мной! Мы образуем тайный союз, заговор! Это освободит нас! Это нас
вызволит!
тебя, а ты мне меня. Только так мы можем стать свободными.
уверенность, мы тем более сделаем это! Веря в поражение с первой минуты,
искупим свою вину! Я буду умирать за тебя, а ты - за меня, и это будет
действительно правдой, ибо сфальсифицировать это они не смогут, понимаешь?
Ты будешь находиться бок о бок с распятым негодяем, ибо я - негодяй! Да!
Ибо мне приказано склонить тебя к этому заговору. Я провокатор.
обязанности священника. Здесь только священник, как провокатор, может
сказать тебе то, что я говорил! Мне было приказано, ибо они убеждены, что
ты согласишься.
согласиться?
есть на самом деле. У тебя уже нет сил. Сегодня ты донес на невинного
человека, который тебе сочувствовал, ибо таким был - по крайней мере в
твоем представлении - Баранн, когда ты его выдавал, поэтому если не
сегодня, то завтра ты ответишь согласием, и если не мне, то кому-то
другому. Но согласишься ты именно так, как навязывает Здание - мнимо, как
принимают вынужденную игру. Не делай этого! Согласись на самом деле, в
сердце, в действительности, сейчас, сразу, и тогда изнутри провокации
родится Правда.
согласится с тобой!
согласием на ложь и шутовскую маску, которую я по приказу свыше надел тебе
на лицо - однако ты, делая все именно так, как мы договариваемся, но не в
силу договора, а по собственному почину, от себя, все видя и понимая все
до конца, заполнишь пустоту, и таким образом заговор, спланированный
Зданием как провокация, станет Делом. Согласен?
слеза. Он гневно смахнул ее. - Не обращай на нее внимания, - сказал он. -
Это так, по привычке.
словно бы вновь впервые оказался в сети белых коридоров, словно у меня
украли все, что только можно было украсть. И, имея еще перед глазами
мертвый блеск лабиринта, ощущая в ушах его мерный пульс, я сказал:
и щеки.
тебя, - сказал он наконец, - но с этим ничего не поделаешь. Слушай: всякие
клятвы, присяги и обещания не имеют здесь никакой ценности, поэтому я тебе
скажу лишь - ничего этого нам не нужно. Никаких условных знаков. Они нас
все равно не могут спасти. Нашим оружием будет явность заговора, явность,
в которую никто не поверит. Я теперь донесу на тебя своему начальнику.
Веди себя естественно, поступай так же, как действовал до сих пор.
обеда между двумя кариатидами, поддерживающими свод на восьмом этаже,
рядом с лифтом тебя будет ожидать Второй...
будем находиться вместе.
перед завтрашней встречей?
бы ты сам...
мы спасемся вместе, спасем свои души, даже если погибнем. Прощай.
уходом, какое-то время еще овевал мое лицо.
Маккефри Энн
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Куликов Роман
Мурич Виктор
Афанасьев Роман