заваливший входную дверь. Конечно, Ричард мог что-то предпринять против
нас в Онтаре, но нужно ли было моему господину уходить в этот снежный ад?
Я нагнулась, пытаясь разглядеть слабенькое светлое пятнышко на месте
солнца и узнать, хотя бы приблизительно, время. Все напрасно. Порыв ветра
швырнул пригоршню снега в окно. Снежинки застучали по стеклу как маленькие
камешки. Я испуганно отскочила.
кабинка для душа и туалета. На всем многомесячный слой пыли. На моей руке,
там, где она соприкасалась с пыльной оконной рамой, отпечаталась широкая
серая полоса. Я перечитала записку. Никакого намека, когда он должен
вернуться.
Хоть бы сказал, когда надеется вернуться. Но что толку теперь жалеть. Я
положила записку в карман и снова выглянула в окно. Снег бил наискось
непрерывным потоком - густой, стремительный, гипнотизирующий. Веки начали
слипаться. Усталость не оставила меня. Наш побег отнял гораздо больше сил,
чем я предполагала. Голова моя качнулась вперед, и я пришла в себя.
посмотрела на серую полоску на своей ладони.
подождет.
следующего дня. Почти не вставала.
осмотрела комнату. Здесь были запасы провизии, кое-какая кухонная утварь,
но, в полном соответствии с их обычаями, гхаррские проектировщики
предусмотрели только самые примитивные приспособления для уборки - ведро и
щетку. Интересно, перестану я когда-нибудь удивляться странным
противоречиям этого мира, где есть, например, лучевые печи, но нет ни
одного кухонного робота.
все устраивают на свой лад.
грязь. Я не жалела времени. Куда я дену себя потом? Тщательно отмывала я
каждый предмет. Это заняло два дня.
упаковку мяса с бобами и пряностями. Я сидела за столом, положив ноги на
другое кресло. Еда казалась безвкусной, еще хуже было то, что меня стала
донимать тишина. Уже почти год прошел с тех пор, когда я была так же
одинока.
исчезает. Больше делать было нечего. Я медленно разделась и легла спать.
балки, и думала, чем себя занять в этот день. Пыталась уснуть опять, но
безуспешно. Неохотно встала.
вечером?" Знала, насколько это невероятно.
Неподвижно лежал мерцающий снег. Огромные голубые деревья согнулись под
его тяжестью. Я потихоньку отхлебывала дымящийся шоколад. Все было
неподвижно в этой безмятежной белизне, в глубине ветвей, в кристально
чистом голубом небе. Я чувствовала себя единственным живым существом в
этой искрящейся безмолвной необъятности.
задней двери, отгребла его от сарайчика для лошадей позади домика.
Придумать что-нибудь еще уже было невозможно. Я уселась за стол. Но
сидение без дела позволяло мыслям своевольно блуждать, а это было
невыносимо. Мне виделось, как солдаты Ричарда Харлана окружают пустыню,
вспоминался весь этот мир, именуемый Старкером-4, преисполненный злобы и
насилия.
колоду карт и до сумерек играла сама с собой. Опустился вечер, и включился
свет. Я накрыла стол для двоих и стала ждать. Часа через два или три я
решила поесть сама, но не смогла притронуться к пище. Что могло задержать
его?
потревоженный ни единым облачком, лунный свет серебрил снежную поляну. В
отчаянии я поплелась спать.
снова затянули солнце. Было невыносимо снова видеть пустую комнату. Я
отвернулась к стене и стала вспоминать Фру, дом, ясное мамино лицо, Жака и
Шарин, умолявших рассказать им перед сном еще одну историю, и маму,
укладывающую их в постель, Питера с его мальчиками, наконец, отца,
воспоминание о котором всегда приносило ощущение уверенности и
спокойствия. Вспомнилось озеро в парке и луны, поднимавшиеся над ним. Это
помогло - тоска по дому острой болью нахлынула на меня. Оказалось, что
прошедшие месяцы лишили воспоминания прежней четкости.
парк, мне вспомнился Черный Корабль и золотистые глаза Карна. Вместе с
веселыми личиками Жака и Шарин, хохочущими над каким-то им одним известным
секретом, выплыл из памяти образ Карна, от души веселящегося вместе с
Джемми, его особенный неповторимый смех. Нельзя, чтобы он умолк. Его
голос, его быстрый ум, его нежность неизменно вторгались в каждое мое
воспоминание. Я колотила кулаками по стене и плакала до изнеможения. Потом
уснула.
тревоги и одиночества. Я решила хотя бы на время отключиться от внешнего
мира, поскольку в последний раз я провела полную самопроверку в первый
месяц своего пребывания в этом мире. Давно пора было повторить ее. Я
отключила органы чувств. Сосредоточившись, я заставила исчезнуть комнату.
Мысленно, со всей тщательностью я исследовала свое тело миллиметр за
миллиметром, систему за системой. Я не спешила. Кроме общего нервного
напряжения, все было, как полагается. И я позволила себе вернуться во
время. И к страху за Карна.
неподвижно висели в безмолвных сумерках. Карн, вернись! Вернись! Но вокруг
только белая ледяная тишина.
есть, не могла забыться сном. Чашку за чашкой я пила клэг. Ходила от окна
к окну. Выглядывала с надеждой в окно и отворачивалась со страхом и
разочарованием. С лошадьми он должен был бы уже вернуться.
творится снаружи, но он мог послужить Карну маяком. Мое воображение лепило
из темноты жуткие картины - Карн, лежащий где-то со сломанной ногой,
ударенный лошадью, упавший в овраг, умирающий от холода.
смерть мучительно медленная.
платье. Я закусила губу и смахнула их с лица, но рука, коснувшаяся щеки,
дрожала. Я любила Карна Халарека, несмотря на похищение, на здравый смысл,
на огромную разницу культур. Я любила его. Я горько усмехнулась. Все мое
трусливое упрямство и то, что я ни за что не хотела признать эту любовь,
никак не уменьшило моих страданий.
горах, или когда я услышала этот крик на краю пустыни, или сейчас, в
ожидании и страхе за его судьбу, - почему только угроза его немедленной
гибели могла заставить меня признать, какой пустой была бы моя жизнь без
него. Я закрыла глаза и увидела себя маленькой и незначительной, такой,
какой никогда раньше не хотела себя видеть. И уже было неважно, что он не
верил в любовь в том смысле, как я понимала ее. И не имело значения то,
что в его власти было причинить мне невыносимую боль. Единственное, что
было важно - чтобы он жил.
уснула. То, что я разобралась в себе, не делало предстоящий день более
легким. Подошло и прошло время обеда - я сходила с ума от тревоги. Я
пыталась расслабиться, но рана была слишком глубока. Этот человек разбил в
прах годы душевной дисциплины.
контроль над своим телом. Я была не в состоянии расслабиться. Я пыталась
внушать себе спокойствие, но напрасно. Как он может так поступать со мной?
Неужели он думает, что я не буду беспокоиться? Я же не железная. Восемь
дней! За это время мы могли бы добраться вдвоем. Подумал ли он, куда я
дену себя?
и ужинает. Что ему мои чувства, мое беспокойство. В конце концов, я только
женщина. Да, я должна ему сказать...
Гневные слова, которые я припасла, застряли в горле. Его лицо осунулось,
глаза потускнели, плечи опустились, как будто собственный вес оказался для
них непосильным бременем. На мгновение чувство неожиданного облегчения
сковало меня.
остановился передо мной, ощупал мои плечи, шею, коснулся кончиками пальцев
моего лица. Его руки были холодны, как лед, он слегка покачивался.
Казалось, что он смотрит на меня, не веря своим глазам.
десятки. На этой стороне. - Он зашатался, веки опустились. - Жанна! - Он
Николаев Андрей
Маркелов Олег
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Перумов Ник