То, что они меня обнаружили, грозило катастрофой куда более чудовищной и
непоправимой. Эти вот люди составляли передовую роту полка, которой
надлежало, прочесав сад и пшеничные поля, провести рекогносцировку
пустоши, известной как Дэйвилс-Дэн и занять высоту Литл-Раунд-Топ, куда
затем будет переброшена целая бригада конфедератов. Она удержит Раунд-Топ
в течение нескольких часов, а за это время на высоту будет выдвинута
артиллерия, для которой все поле боя окажется как на ладони. Артиллерия,
которая решит исход битвы при Геттисберге в пользу южан.
задержке, пусть сколь угодно короткой, в этом персиковом саду. Опасность,
о которой Барбара предупреждала столь настойчиво, стала реальной. Меня
обнаружили, и этот нелепый, не имеющий сам по себе никакого значения факт,
грозил изменить весь ход истории.
несколько минут не может повлечь заметных последствий. Все историки
сходятся на том, что захват южанами высот Раунд-Топс был неотвратим;
конфедераты были бы полными дураками, если бы просмотрели эту возможность
- да как бы они ее просмотрели, ведь высоты буквально бросаются в глаза и
на картах, и при непосредственном осмотре поля боя. Южане заняли высоты не
на несколько минут, а на несколько часов раньше, чем федералисты
предприняли аналогичную попытку. Я проявил себя невозможным кретином, не
спрятавшись как следует, но последствия этого будут исчерпаны в несколько
минут.
рыжеватого цвета с напомаженными подкрученными кончиками; в руке -
револьвер.
почти вызывающий.
высок.
мне не место.
Дженкс, верните этому гражданскому джентльмену его обувь.
меня за то, что я штатский, на собственных подчиненных за недостаток
уважения, на битву, на весь свет. И вдруг я почувствовал, что лицо офицера
мне знакомо. Странно. Это начинало раздражать. Я не мог увязать его ни с
каким-либо именем, ни с каким-либо местом, ни даже с какими-то
определенными обстоятельствами.
меня, мешая сообразить, что происходит вокруг.
мне о янки там, впереди. Как долго вы пробыли в этом саду?"
еще несколько часов.
портрет попал в какие-нибудь малозначительные воспоминания. Но я был
уверен, что лицо капитана не напоминает мне случайно увиденную и тут же
позабытую иллюстрацию. Эти черты я видел часто...
ихние сапоги, так на кой ляд мы вообще деремся?
следующий вопрос: видел ли я федеральные войска? И, как бы я ни отвечал,
моя роль соглядатая станет очевидной.
отмолчаться, чтобы не увязнуть глубже?
как была когда-то милая моя Кэтти.
чин этого капитана, я сообразил бы, кто он. Полковник какой-то. Бригадный
капитан имярек. Что же произошло? Почему я позволил себя заметить? Почему
я заговорил, почему я теперь так упорно молчу?
сунулись!
сверхъестественным образом уловили мои мысли? Неужели даже молчание не
освобождает от соучастия?
все глядят на нас!
распространяться, подобно эпидемии. Неправильно понятое слово,
беспочвенный слух, абсурдный рапорт - и вот организованные вооруженные
люди, взвод ли, армия ли, начинают вести себя, как лишенная капли здравого
смысла толпа. Подчас подобные эпидемии приводят к подвигам, подчас - к
панике. Здесь паника еще не началась, но моя нервная, ничего не означавшая
улыбка была истолкована как свидетельство того, чего на самом деле и в
помине не было.
поглядим, где янки.
посходили? Парень ничего не сказал. Нет там никакой ловушки!
пребывавшим в нерешительности. Он схватил за плечо того, кого называл
Дженксом, и развернул лицом к фронту. Резким рывком Дженкс попытался
освободиться; на лице его отчетливо читались и страх, и ненависть.
схватился за пистолет - офицер вырвал его. Дженкс уперся ружьем в грудь
все еще державшего его капитана - дуло как раз у подбородка - и стал
отталкивать его ружьем, как рычагом; несколько секунд два человека
боролись, потом ружье выстрелило.
накрепко обхватив лицо руками. Потом упал. Дженкс с ружьем в руках тут же
исчез за деревьями.
целиком. Лохмотья разорванных тканей сочились кровью; кровь успела уже
пропитать и серый воротник, и длинные кудри модной прически. Я убил
человека. Мое вмешательство в прошлое убило человека, которому суждена
была, возможно, долгая жизнь, а возможно и слава. Проклятый ученик чародея
не совладал с вызванным духом тьмы.
документы, которые подсказали бы мне, наконец, откуда я его знаю. То, что
я не мог этого вспомнить, по-прежнему не давало мне покоя. Но я оказался
не в силах обыскать тело. Не стыд остановил меня - отвращение. И страх
перед чем-то непоправимым.
преимуществами профессионального историка, целиком помнящего ход сражения,
последовательность маневров, малейшие столкновения и стычки; видел, зная,
где ждать драматической развязки, где, как явствует из всех документов,
должен быть нанесен решающий удар.
неподалеку от трупа. Это не было бездушием - просто душа на какое-то время
оказалась парализована предельным физическим и моральным истощением. Когда
я засыпал, пушки гремели вовсю; когда проснулся, они гремели еще пуще.
День клонился к вечеру. Наступило время, когда войска Союза должны были
тщетно атаковать высоты Раунд-Топс.
у города. Я знал ход битвы, я изучал его годами. Только теперь она шла не
так, как написано в книгах.
иная победа, чем мы знаем. Казалось, разница невелика; триумф был едва ли
не таким же, какой описан в любом учебнике. Но на следующий день вместо
стремительного прорыва конфедератов по тэнитаунской дороге к позиции, с
которой они, наступая по трем направлениям, разрезали боевые порядки Мида
в нескольких местах, прямо у меня перед глазами завертелась чудовищная
мясорубка встречного боя здесь, в персиковом саду, в полях пшеницы - в
местах, которым следовало бы быть, как всем известно, далеко в тылу южан.
третий день. О том, как совсем уже дезорганизованным войскам федералистов