После разговора с ней мне стало легче, и когда я расстался с бывшей женой
и поднялся наверх в кабинет разведчиков, то понял, что последняя из
мучивших меня проблем разрешена к обоюдному удовлетворению.
и этот день знаменовал собой начало длительного периода в истории Города,
вернувшего нам всем уверенность в своей безопасности и вместе с тем
внесшего в нашу жизнь коренные перемены.
собственное восприятие времени искажалось частыми отлучками на север. По
опыту я установил, что милях в двадцати на север от оптимума мой день
равен всего-навсего часу городского времени. Но до поры я старался следить
за развитием событий в Городе, посещая все заседания Совета навигаторов,
на какие только успевал.
поразившая меня, едва я вышел из яслей, - восстановилась быстрее всяких
ожиданий. Туземцы на нас больше не нападали, хотя один из стражников,
посланных в разведку, был захвачен ими в плен и убит. Вскоре после этого
руководители гильдии стражников оповестили, что противник рассеялся и
последние группы "мартышек" разбрелись по своим деревням. Правда, военное
положение сохранялось еще долгое время, а точнее сказать, никогда уже не
отменялось официально, но мало-помалу гильдиеры, мобилизованные в стражу,
стали возвращаться к своей основной работе.
движения Города были изменены. Движенцы сумели преодолеть начальные
неполадки и с помощью хитроумной системы сменных канатов перевели Город на
режим непрерывного перемещения. В конце концов, одна десятая мили в день -
не бог весть какое большое расстояние, и спустя недолгий срок Город
очутился на точке оптимума.
дальнейших маршрутов. Стало возможным обходить препятствия, отклоняясь от
строго северного направления, если надо, на многие мили в сторону.
следовало из докладов, представленных мной и другими разведчиками,
местность постепенно понижалась, встречные уклоны попадались все реже.
Правда, частенько приходилось пересекать реки - в этом районе их было
больше, чем хотелось бы навигаторам, - и мостостроители не сидели без
дела. Но, поскольку Город вышел на точку оптимума и при желании мог
перемещаться быстрее, чем двигалась почва, оставалось довольно времени и
на то, чтобы принять наилучшее решение, и на то, чтобы возвести прочный
мост.
Меновщики сделали выводы из печального опыта прошлого и вели переговоры
скрупулезно, как никогда ранее. За наемный труд - нужда в нем все же не
отпала - Город платил с подкупающей щедростью и старался как можно дольше
не выменивать новых женщин.
Семнадцать переселенных женщин, что остались с нами после первых атак,
по-прежнему не выражали ни малейшего желания вернуться домой. Но мальчики
среди новорожденных по-прежнему преобладали, и многие гильдиеры настаивали
на "притоке свежей крови". Как, почему возникало неравенство в
распределении полов, никто не ведал, однако факты - упрямая вещь. За
последние несколько миль разрешились от бремени три женщины из семнадцати,
и все трое новорожденных оказались мальчиками. Высказывалась догадка, что
вероятность появления на свет мужского потомства прямо пропорциональна
времени, проведенному переселенками в стенах Города. И опять-таки никто не
понимал почему.
миль - насчитывалось семьдесят шесть мальчиков и только четырнадцать
девочек. Диспропорция неуклонно возрастала, прибавилось и приверженцев
"теории свежей крови", и наконец меновщики получили приказ вступить в
переговоры со старейшинами попутных поселений.
необратимость происшедших в Городе перемен. Политика "открытых дверей"
неизбежно повела к тому, что разрешение посещать заседания Совета в
качестве зрителей было распространено и на негильдиеров, и не произошло и
часа после голосования, как распоряжение набрать новых переселенок стало
известно всем и каждому и послышались голоса протеста. Тем не менее Совет
оставил распоряжение в силе.
меньшей мере, чем когда-то, - однако и в путевых бригадах и на протяжке
канатов хватало коренных горожан. Неучей, не имевших представления о
работе гильдиеров вне Города, можно считать, не осталось совсем, хотя
общая осведомленность об особенностях окружающего мира была по-прежнему
невысока.
терминаторах. Мне пояснили, что так называют себя люди, возражающие против
перемещения Города на север и требующие остановить его. Терминаторы не
проявляли излишней воинственности и не предпринимали пока активных
действий, но пользовались среди негильдиеров довольно широкой поддержкой.
которая разъяснила бы настоятельную необходимость неустанного перемещения.
Но на следующем же заседании произошло неожиданное: в зал ворвалась группа
людей и потребовала слова. Я не очень-то удивился, когда увидел среди
возмутителей спокойствия свою бывшую жену. После бурного спора навигаторы
вызвали на подмогу стражников, и заседание было закрыто.
Заседания Совета стали вновь закрытыми для широкой публики. Расслоение
среди негильдиеров углублялось день ото дня. Терминаторы снискали себе
популярность, хоть реальной власти и не приобрели.
загадочных обстоятельствах оказался перерезанным один из канатов, то
кто-то пытался выступить перед наемными рабочими, убеждая их разойтись по
своим деревням... но в общем-то терминаторы были для Совета не более чем
досадной занозой.
лекций о странностях и опасностях опрокинутого мира, и на посещаемость
жаловаться не приходилось. Знак четыреххвостой гиперболы был утвержден в
качестве эмблемы Города, и гильдиеры стали носить его на груди как
украшение и отличительный знак.
нечаянно услышанные разговоры на эту тему убедили меня, что влияние
терминаторов доверия к лекторам не прибавляло. Слишком долго горожан
воспитывали в убеждении, что мы живем в мире, во всем подобном Земле, если
не на самой Планете Земля. И реальность оказалась слишком жестокой, чтобы
безоговорочно принять ее. Они слушали лекторов, им даже казалось, что они
понимают услышанное, - но терминаторы-то взывали не к разуму, а к
чувствам...
вперед. В недолгие часы досуга я предавался мыслям о его судьбе, судьбе
пылинки, занесенной на поверхность огромного чуждого мира, искорки жизни
из одной вселенной, которая напрягает все свои силы, чтобы не угаснуть в
другой. Передо мной вставала страшная картина: полный людей жалкий
городишко, прилепившийся на сорокапятиградусной крутизне, пытается
удержаться там на трех-четырех ниточках ветхих канатов.
разведка будущего превратилась в рутинную процедуру. Местность к северу от
Города была поделена нами на секторы по пять градусов с общей вершиной в
точке оптимума. Как правило, Город избегал маршрутов, отклоняющихся от
направления строго на север более чем на пятнадцать градусов, однако
теперь благоприобретенные скоростные качества придали ему большую
маневренность и позволили выбирать самый удобный маршрут независимо от
величины отклонения.
шаблону, сам по себе и шаблон этот был очень несложен. Мы разъезжались по
своим секторам в одиночку или парами и представляли навигаторам
исчерпывающие отчеты. Нас не ограничивали временем. Все чаще и чаще в
поездках на север меня охватывало ощущение полнейшей свободы, и, по словам
Блейна, это была болезнь, общая для всей гильдии. Какой прок был спешить,
торопиться обратно, если целый день, праздно проведенный где-нибудь у
реки, обходился на поверку в десять-пятнадцать минут по городским часам?
казалась несущественной, но лишь до тех пор, пока я не заметил последствий
на себе. Любой день, самый праздный, был тем не менее днем моей жизни. За
пятьдесят дней я старел, как если бы прожил в Городе пять миль, тогда как
в Городе мои пять миль составляли каких-то четыре дня. Поначалу я не
обращал на это внимания: с точки зрения горожан, мы возвращались чуть ли
не поминутно, и я не улавливал разницы между собой и ими. Но шли дни за
днями, и все, кого я знал: Виктория, Джейз, Мальчускин, - казалось, не
изменялись вовсе, а о себе, заглянув в зеркало, я сказать этого уже не
мог.
заметила как-то, что обычаи Города разорвут любую привязанность, и это ее
замечание с каждым днем представлялось мне все более здравым.
Николаев Андрей
Каргалов Вадим
Трубников Александр
Шилова Юлия
Панов Вадим
Березин Федор