кинулись врассыпную в направлении моря.
машинально схватился за грудь - там, где сердце. Вертолет вначале вроде как
снова выровнялся, вернувшись на верный курс по направлению к острову, но пошел
к земле вдруг так стремительно, что через минуту стало ясно: он сейчас
грохнется прямо на сине-желтый помост.
прыгая с помоста в стог сена, весьма удачно расположенный рядом.
просел вниз, увлекая в образовавшийся пролом не успевшего что-либо понять
спонсора и нескольких зазевавшихся музыкантов, не соскочивших вовремя с
деревянной платформы,.как это сделали их коллеги и командир.
вертолет уже упал, а потому припустили к морю еще быстрее.
прямо на крышу одной из казарм.
выпрыгивая прямо на скрипящий шифер.
вертолета вылез зеленый Гурфинкель, волоча за собой мирно спящего Лоуренса.
выскакивая из салона винтокрылой машины. - А где здесь туа...
вниз, оступившись на неровной крыше казармы.
кажется, сломал ногу! Где эти мерзавцы? Тр-р-рубы Иерихонские, я им сейчас
покажу-у-у!..
так и не заметил двух симпатичных свинок, рыжую и белую, с озорным хрюканьем
выскочивших из-под обломков помоста и припустивших в сторону овощных грядок...
детали. Может быть, отделка стен и потолков, освещение, обстановка палат и их
количество. А в остальном - что больница в каком-нибудь Йорке, что военный
изолятор на каком-то забытом богом острове... Все одно и то же. Унылая
обреченность, въевшаяся в стены вместе с краской, - думал Гор, глядя на
облупившийся и давно не видевший малярной кисти потолок палаты, где лежал его
отец. - Разве что обреченность держится дольше, чем любая краска. На самом деле
больницы гораздо страшней, чем любые морги, чем любые кладбища. Ведь с
последними все ясно, они однозначны. И только больница способна пытать человека
надеждой, страхами и предчувствиями. Больница пропитана всем этим, и каждый,
кто приходит сюда как пациент или как посетитель, в полной мере ощущает на себе
разрушительное действие этих чувств".
лезет очертя голову в какие-то удивительные приключения, то уж точно готовится
к ним, полная азарта и предвкушения. А вместе с ней очаровательные близняшки.
Не говоря уж обо всей мужской составляющей населения острова.
Элизабет МакДугал.
"халатом" соблазнительно мелькнули стройные ноги. Бетси была одета в купальный
костюм, явно собираясь то ли заняться очередным исследованием подводных пещер,
то ли просто приятно провести время с тем живым воплощением детской игрушки.
Некстати Гор вспомнил, что пластмассовый прототип Александра Мягкова был
бесполый, то есть на месте первичных половых признаков у него было эдакое чуть
выпуклое образование, не годное ни на что, кроме одевания игрушечного белья.
стоящую около кровати, пакет с неведомо откуда взявшимися апельсинами. - Когда
накладывали гипс, он вел себя довольно мужественно. Для его возраста это
настоящий подвиг.
поведение отца в момент аварии и последовавшей за ней операции сам Гор считал
несколько легкомысленным.
археологии, сломав ногу и превозмогая позывы диареи, забирается в кабину
вертолета, вытаскивает оттуда какого-то африканца и привселюдно едва ли не
линчует его. Конечно, хорошо, что на черной физиономии горе-пилота не видно
синяков, но уж сломанных ребер не скроешь никак. Другие члены экипажа даже не
рискнули близко подходить к разбушевавшемуся профессору, который рычал и
бросался на всех и каждого, как обезумевший берсерк.
монтировочкой, неведомо как оказавшейся у него в руке, и угрожал проломить
"этому черножопому засранцу" череп. При этом престарелый террорист не
предъявлял никаких требований и не шел ни на какие переговоры. Череп африканца,
впрочем, тоже не трогал.
инвентаре странного вида смирительную рубашку и с помощью двух здоровенных
пограничников скрутил Бин Ладена от археологии. При этом Енски-старший
сквернословил по-английски, французски и на древнеара-мейском, чем привел Папу
в буйный экстаз, сравнимый разве что с оргиастическим. Бетси МакДугал,
вероятно, понявшая некоторые обороты речи профессора, густо краснела.
радости военврач. На вопрос Гора о причинах такого счастья эскулап ответил, что
на острове среди патологически здоровых пограничников у него настолько бедная
практика, что любой больной воспринимается им как подарок судьбы, а уж такой
редкий экземпляр - это просто сказка.
Смирительная рубашка! Надо мной складские смеялись, когда я ее выписывал! И вот
тебе! Понадобилась, еще как понадобилась! Они мне говорили, мол, на кой она
тебе, погранцы, один черт, все порвут, здоровые лоси. А вот на тебе, профессора
пришлось пеленать. Да еще с такой дисфункцией кишечника...
героическим. Одно выражение "черножопый" тянуло на серьезный судебный иск и
обвинение в расизме. Местные жители этого, впрочем, не заметили. Некоторые даже
радовались: "Vо daet prof. Rubit pravdu-matku".
с ломиком был перебор.
не пойму.
показалось - с достоинством.
- Мне пора. Я счастлива, что твой отец в порядке, рада, что он спит, а то
скорее всего он погнал бы меня из палаты костылями. И вообще очень хорошо, что
ты за ним присматриваешь. Наверное, ты был бы очень неплохим мужем и отцом
семейства. Жаль, что меня это интересует в последнюю очередь.
наплыва пациентов доктор вырядил всех, кто находился на территории изолятора, в
простыни.
коридору от одной палаты до второй.
археологической группы. Суть и щемящий душевной настрой этой композиции
оказался Енски-млад-шему недоступен, но на девушек производил неизгладимое
впечатление: "Молодая, красивая, белая..."
дурным и больше напоминало дешевый портвейн. Девушки млели от этой романтики,
особенно Папа, которая периодически взрыдывала басом и пыталась склонить голову
на плечо ближайшему археологу мужского пола. Археолог некоторое время терпел, а
потом извинялся и уходил будто бы в туалет, а по возвращении садился на совсем
другое место. Папа взрыдывала и двигалась к следующей жертве. Оля и Яна
прижимались к Гору своими прелестями, от чего вроде бы и гитара начинала
звучать лучше, и костер горел веселее, и слова песни не казались уж совсем
идиотскими.
вздохнул и начал очищать апельсин. Отец спал сном праведника, но его отпрыску
этот покой казался затишьем перед грозой.
красоты Элизабет МакДугал в дверной проем с трудом протиснулось лицо Арины
Панкратовны.
сделалось тесно. Вслед за ней протиснулась Яна Градова, прихваченная доцентом в
качестве переводчика. Девушка сочувственно взглянула на парня и легонько
вздохнула.
просто угораю! Никогда бы не подумала, что профессор Енски способен на такие
подвиги.
Лукин Евгений
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Панов Вадим
Корнев Павел