посторонней помощи: нацепить на крючок наживку, выбраться из ямы, в
которую оступился, распутать леску или разобраться в политическом вопросе.
Словом, он взял меня под свое покровительство. Если б я собрался покорить
женщину, он и тут, думаю, решил бы, что я не обойдусь без его помощи. А
насчет моих возможностей заработать себе на жизнь, по его мнению (как я
понял из его довольно прозрачных намеков), я от природы к этому столь же
мало способен, как, скажем, починить мотор. И ручаюсь, что в случае, если
АПТО обанкротится, он готов взять меня к себе в нахлебники. Наконец-то
представится повод проникнуть в дом Пьеретты Амабль. У нее не хватит
сердца отказать в куске хлеба приятелю своего дружка. Так пусть же скорее
грянет колоссальнейший из крахов!
нее "моя жена", я бы, пожалуй, испытывал к нему истинное дружеское
чувство. Зачем, впрочем, я пишу "если": я испытываю к нему то чувство,
которое до сих пор было мне столь же неведомо, как и любовь, чувство,
которое добропорядочные писатели именовали словом "дружба" (не дай бог,
если это письмо попадет на глаза твоему отцу Валерио Эмполи... он
процитирует нам десяток страниц из Монтеня). Но все это отнюдь не мешает
мне по сто раз на день желать, чтобы мой соперник провалился в тартарары,
и, будь это в моей власти, я бы с восторгом послал его на плаху.
Предпочтительно, конечно, чтобы произошло это без моего участия, просто в
силу стечения обстоятельств, и, вероятно, я первый же оплакивал бы его.
убежали из спального вагона и прошлись по вагонам и залам ожидания
третьего класса. Словно зачарованные, смотрели мы, как люди дремлют на
лавочке, склонившись головой на плечо незнакомого соседа, а то и просто
храпят на полу. Они казались нам куда более "всамделишными", чем мамины
знакомые. Как-то вечером на вокзале в Тулоне (мы возвращались тогда из
Канн в Париж) мы с тобой глазели, как пассажиры третьего класса пьют воду
у маленького фонтанчика на платформе; какой-то рабочий протянул тебе
солдатскую кружку, ты залпом выпила ее до дна и бросила на меня тот
победоносный взгляд, который я замечал у девчонок, считающих, что ими
свершен первый в их жизни подвиг. Разве только наутро после ночи, впервые
проведенной в объятиях любовника, у тебя был такой торжествующий вид. Мы
рождены пассажирами первого класса, но в противоположность правилам,
существующим на океанских пароходах, нам с тобой заказан вход в третий
класс. А Красавчик чувствует себя на месте повсюду, даже в первом классе.
путешествующим в третьем классе. Он еще не оторвался окончательно от
поколения тех Летурно, которые своим трудом завоевали себе право ездить во
втором классе, а потом уж и в третьем. А я? Я благодарен Красавчику за то,
что он со мной водится.
пор как коммунисты убедили рабочий класс (класс восходящие, как они
говорят), что завтра он придет к власти, с тех пор как рабочие уже пришли
к власти в огромной стране и каждый предпринимаемый этой страной шаг
повергает в трепет кабинеты всего мира, наше с тобой дело проиграно. Раз
механик мне ровня, на каком основании и с какой стати будет он чинить мою
машину, если это ему не улыбается? Мы можем рассчитывать только на
милость.
которым навеки захлопнулись двери тюрьмы". Но рабочий ныне не каторжник, а
наследный принц. Нам мало только восхищаться им - мы дрожим перед ним и
воздаем ему почести.
рыбалку с моим соперником, предаваться мечтам наяву, которые доводят меня
до изнеможения и тем доказывают, как я хочу Пьеретту Амабль, - у меня
совершенно не остается времени для работы. Зато при наших случайных
встречах Таллагран выказывает мне куда больше почтения, чем раньше, ибо
безделье входит в круг законных прав отпрысков финансовой аристократии.
(Сам-то Таллагран путешествует во втором классе.) Нобле, который куда
более реалистичен, оплакивает былые патриархально-предпринимательские
традиции и выражает свое осуждение неодобрительным молчанием. Таллаграну и
в голову не приходит, что мое безделье - действительно безделье; в его
глазах - это досуг, необходимый высшему классу, классу организаторов. Вот
кто поистине "почтительный". Дедушка смотрит на меня с насмешкой: когда
его служанка доложила, что на коленкоровом полотнище, протянутом по
фронтону Сотенного цеха, выведены слова "Рационализаторская операция АПТО
- Филиппа Летурно", он спросил меня: "Операция? Почему операция? Что это
еще за слова такие пошли? Ты что, в хирурги готовишься или в биржевики?" И
он не разговаривал со мной целую неделю. А сейчас он доволен, что меня не
проведешь. Он решил, что, пожалуй, я умнее, чем кажусь на первый взгляд.
как настоящую свою сестру, ту, что выпила воды из кружки рабочего в
Тулоне.
парня, когда в то время я уже целовала в губы не одного мальчика?
прочие нацистские песни; мы с вечера забираемся в кабачок в баварском
стиле, где развешаны по стенам отвратительно безвкусные деревянные блюда,
на которых выжжены нравоучительные сценки, долженствующие прославить
Берхтесгаден и прочие столь же почтенные местечки. Пьют мои собутыльники
не меньше меня, но во хмелю быстро мрачнеют. Все дружно упрекают Муссолини
за чрезмерную мягкотелость и под лацканом пиджака носят свастику. Если
девицам из этой банды попадается немец, они готовы задушить его в своих
объятиях. Сегодня в четыре часа утра один бывший летчик-истребитель
(итальянец) вдруг томно забредил: "Дайте мне бросить атомную бомбу, дайте
мне хоть раз бросить бомбу H - пусть даже на самого себя". Нужно сказать,
что у этого "свирепого" мужчины есть любовница, лет на двадцать его
старше, и, если он случайно взглянет на какую-нибудь женщину, мадам лупит
его по щекам.
они трусы, потому что демонстрируют свою свастику только здесь, в дорогом
кабаке, ибо знают, что рабочие сюда не пойдут и, следовательно, некому
набить им морду. Сказала я также, что Франции повезло и она с помощью
вьетнамцев, слава богу, избавилась от таких вот типов. Однако они все
терпят, даже мое еврейское происхождение, так как счета оплачиваю я.
опротивела самой себе, так же как они мне опротивели и я опротивела им.
свидания.
бы мне хотелось перенестись в Клюзо и показать тебе, как нужно завоевывать
девушку, работница она или нет, и не беспокойся, я бы сумела преподнести
тебе твою Пьеретту, еще тепленькую, и притом на моей постели.
тебя не обременит.
что она не попыталась вновь добиться от меня подписи.
проливом, где, по словам людей сведущих, некогда водились сирены, от чьего
сладкогласного пения Одиссей залил себе уши воском.
Рыбаки уверяют, что удар хвоста ската может быть смертельным.
столкнулась с ним, нос к носу. Я нажала на гашетку ружья. Стрела вонзилась
между двух его плавников. Вдруг мой дружок повернулся и нырнул, увлекая за
собой стрелу, веревку, арбалет и меня, грешную. Через голубоватую пелену
воды я видела, как стремительно приближается ко мне светлое песчаное дно.
Потом в ушах у меня зазвенело, и я вдруг вся как-то обмякла. Очнулась я у
берега. Меня подобрали рыбаки.
завтра утром - на подводное свидание!
Роллинс Джеймс
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Флинт Эрик
Шилова Юлия