на стенах проступала сырость - сперва появлялись темные, а потом светлые
пятна, похожие на сыпь; под этими пятнами виднелось что-то красное, синее
и золотое - остатки стенной росписи, которая показалась десятнику ценной,
- там была изображена тайная вечеря; фреску покрывал сплошной налет
сырости; Йозеф увидел золотую чашу, ослепительно белую облатку, лицо
Христа, светлое, с темной бородкой, и каштановые волосы святого Иоанна.
это кожаный кошелек Иуды. - Десятник осторожно стер сухой тряпкой белые
пятна, благоговейно очистив кусок картины: двенадцать апостолов сидели
вокруг стола, покрытого парчовой скатертью; Йозеф увидел ноги апостолов,
края скатерти, пол зала тайной вечери, вымощенный плитами; он с улыбкой
положил руку на плечо десятника и сказал:
очистить и высушить ее, прежде чем предпринимать что-нибудь дальше. - И он
уже собрался было уходить; на столе его ждали чай, хлеб и селедка; была
пятница, и это можно было определить по тому, что в монастыре кормили
рыбой. Марианна уже выехала из Штелингерс-Гротте, чтобы погулять вместе с
ним, но вдруг, за секунду перед тем, как отвернуться, он увидел в углу
картины, в самом низу, буквы "XYZX"; сотни раз, когда отец помогал ему
готовить уроки по математике, он видел написанные его рукой "Y", "Y", "Z",
и сейчас он увидел их вновь над пробоиной от взрыва между ногой святого
Иоанна и ногой святого Петра; колонны трапезной были взорваны, высокие
своды разрушены; уцелели только остатки стены с фреской тайной вечери и
буквы "XYZX".
ему руку на плечо. - У вас ни кровинки в лице, или это из-за вашей
зазнобы?
большое спасибо, что позвали меня.
пятница, и это можно было определить по тому, что в монастыре кормили
рыбой; даже сигарета показалась ему невкусной; он прошел через все здание,
обогнул монастырскую церковь, вошел в подворье для паломников, осматривая
все места, важные с точки зрения статики, но не нашел ничего, кроме
одной-единственной маленькой буквы "х" в подвале монастырского подворья;
почерк отца нельзя было спутать ни с каким другим, так же как его лицо,
походку, улыбку, так же как чопорную вежливость, с какой он наливал вино
или передавал за столом хлеб; то был его маленький "х", "х" доктора
Роберта Фемеля, владельца конторы по статическим расчетам.
ногу на педаль сцепления, а правой нажал на тормоз; машина заскрежетала и,
вихляя во все стороны, придвинулась вплотную к большой букве "с" в слове
"смерть"; пыль поднялась столбом, завизжали тормоза, к машине, махая
руками, бежали встревоженные пешеходы, между словом "смерть" и скрещенными
костями появился усталый ночной сторож, державший в руках котелок с кофе.
контроль над собой. - Он быстро развернулся и уехал, прежде чем вокруг
машины успели столпиться зеваки; четыре километра он вел машину с
нормальной скоростью, держа руль одной левой рукой, а правой обнимая
Марианну; так они миновали площадку для игры в гольф, где хорошо
натренированные женщины и мускулистые мужчины старались добраться кто до
шестнадцатой, кто до семнадцатой, а кто и до восемнадцатой лунки.
свернул с автострады, и теперь они ехали мимо живописных полей, вдоль
тихой опушки леса.
с две почтовые открытки, которые его отец тасовал по вечерам, как колоду
карт; "Вилла на опушке леса для издателя" - "XxX"; "Перестройка здания
общества "Все для общего блага" - "YyY"; "Жилой дом для учителя на берегу
реки" - один только "Y"; сегодня Йозеф увидел эти же самые буквы между
ногой святого Иоанна и ногой святого Петра.
листьев уже вылезали толстые корнеплоды, за жнивьем и лугами виднелся
Козакенхюгель.
Может быть, это просто дурной сон; может быть, немного погодя я все тебе
объясню, а может, и нет.
Марианна, - которые бессмысленно мчатся с недозволенной скоростью прямо на
щит со словом "смерть" и без всяких оснований заставляют волноваться тех,
кто наслаждается заслуженным отдыхом после трудового дня.
потом остановил машину на песчаной дороге у подножия холма; он поставил
машину у сосны с нависшими над дорогой ветвями.
четыре тридцать, а сейчас уже четыре двадцать.
глазам, посмотрел в сторону Денклингена.
же старая пыхтелка, как в дни моего детства, и отходит она в то же время.
Пошли, четверть часика они подождут.
за руку, потащил за собой по песчаной тропинке вверх; они уселись на
прогалине; Йозеф показал на равнину, его палец следовал за поездом,
который шел мимо свекловичных полей, мимо лугов и жнивья к Кисслингену.
окрестные деревни и как часто мы приезжали сюда этим поездом; после смерти
матери мы почти все время жили в Штелингене или Герлингене, и я ходил в
школу в Кисслингене; по вечерам мы бегали к этому поезду, потому что с ним
приезжал из города дедушка, к этому самому поезду. Ты его видишь? Он как
раз отходит от Денклингена; как ни странно, но мне всегда казалось, что мы
бедные; пока была жива мать и пока бабушка жила с нами, нам давали меньше
еды, чем другим детям, которых мы знали, и мне не разрешали надевать
хорошую одежду, я носил только перешитые вещи, в нашем присутствии бабушка
раздаривала чужим людям все хорошее, что мы получали из аббатства и из
наших усадеб, - хлеб, масло, мед; нам самим приходилось есть искусственный
мед.
быть, потому, что дедушка водил нас к себе в мастерскую и тайком угощал
вкусными вещами; и еще он водил нас в кафе "Кронер" и кормил до отвала; он
всегда повторял: "Мать и бабушка делают большое дело, очень большое
дело... не знаю только, достаточно ли вы уже большие для таких больших
дел".
остались с дедушкой, и с тех пор нам хватало еды; под конец войны мы почти
все время жили в Штелингене; я слышал, как ночью взорвали аббатство; мы
сидели тогда в Штелингене на кухне; крестьяне и все наши соседи кляли
немецкого генерала, который приказал взорвать монастырь, и бормотали себе
под нос "зачемзачемзачем". Через несколько дней к нам явился отец, он
приехал в американском автомобиле, и его сопровождал американский офицер;
отцу разрешили пробыть с нами всего три часа; отец привез нам шоколад, но
нас испугала эта клейкая темно-коричневая масса, мы никогда не ели
шоколада и согласились его попробовать только после госпожи Клошграбе,
жены управляющего; отец привез госпоже Клошграбе кофе, и она сказала ему:
"Не беспокойтесь, господин доктор, мы следим за вашими детьми, как за
своими собственными", а потом прибавила: "Какой позор, что они взорвали
аббатство, да еще перед самым концом войны"; отец ответил: "Да, позор, но,
быть может, на то была воля божья"; госпожа Клошграбе возразила отцу:
"Бывает, что люди выполняют не божью волю, а волю дьявола", отец
засмеялся, и американский офицер тоже засмеялся; отец был с нами ласков, и
я в первый раз увидел слезы у него на глазах; он заплакал, когда ему надо
было уходить от нас; раньше я не предполагал, что он может плакать; он был
всегда сдержан, не проявлял своих чувств; отец не плакал даже тогда, когда
ему надо было возвращаться из отпуска в свою часть и мы провожали его; на
вокзале все плакали: мать, бабушка, дедушка и мы с сестрой, - все, кроме
него... Видишь, - сказал Йозеф, показывая на дым от паровоза, похожий на
развевающийся флаг, - они только что прибыли в Кисслинген.
собственно говоря, ты должен был сказать сам.
а также маленький "х" в погребе подворья для паломников; он их не найдет,
никогда не обнаружит и ничего не узнает от меня.
- и мы с госпожой Клошграбе молились по вечерам за дедушку; потом он
явился вечером из города, бледный и грустный, таким я его еще никогда не
Белоусов Валерий
Березин Федор
Русанов Владислав
Гуревич Георгий
Прозоров Александр
Сертаков Виталий