Чтение 43–й страницы книги ~Человеческий фактор~

- Ищет кошек в саду.
Кэсл, как всегда, сел в кресло, и, как всегда, между ними воцарилась
тишина. Обычно эта тишина накрывала его, словно теплой шалью. Тишина несла
с собой отдохновение, тишина означала, что им не нужны слова: их любовь
настолько устоялась, что не требовала подтверждений - они на всю жизнь
застрахованы в своей любви. Но в этот вечер, когда оригинал записей
Мюллера лежал у него в кармане, а снятая им копия наверняка уже находилась
в руках молодого Холлидея, тишина была безвоздушным пространством, в
котором Кэслу нечем было дышать, - тишина означала отсутствие всего, даже
доверия, в ней был могильный привкус.
- Еще виски, Сара.
- Ты _в самом деле_ слишком много пьешь. Вспомни беднягу Дэвиса.
- Он умер не оттого, что слишком много пил.
- Но мне казалось...
- Тебе казалось то же, что и всем остальным. И ты ошибаешься. Если тебе
трудно налить мне виски, так и скажи - я сам себе налью.
- Я ведь только сказала: вспомни Дэвиса...
- Я не хочу, чтобы обо мне слишком пеклись, Сара. Ты - мать Сэма, а не
моя.
- Да, _я_ его мать, а ты ему даже не отец.
Они в изумлении и ужасе посмотрели друг на друга. Сара сказала:
- Я вовсе не хотела...
- Ты в этом не виновата.
- Извини.
Он сказал:
- Вот таким станет наше будущее, если мы не сможем друг с другом
откровенно говорить. Ты спрашивала меня, что я делал. Так вот, весь вечер
искал кого-то, с кем я мог бы поговорить, но никого не застал.
- Поговорить о чем?
Этот вопрос заставил его умолкнуть.
- А почему ты не можешь поговорить _со мной_? Наверно, потому, что
"они" запрещают. Акт о сохранении государственных тайн и прочие глупости.
- Дело не в "них".
- А в ком же?
- Когда мы с тобой, Сара, приехали в Англию, Карсон прислал ко мне
человека. Карсон спас ведь тебя и Сэма. И просил за это о небольшой
услуге. Я был так благодарен ему, что согласился.
- Ну и что в этом плохого?
- Мама говорила мне, что, когда я был маленьким и мы играли в менялки,
я всегда готов был отдать несоизмеримо много другим детям, но то, о чем
просил меня человек, который спас вас от БОСС, не было несоизмеримым
требованием. А потом так и пошло - я стал так называемым "двойным
агентом", Сара. И меня ждет пожизненное заключение.
Кэсл всегда знал, что настанет день, когда такой диалог между ними
состоится, но не представлял себе, какие при этом будут сказаны слова. Она
сказала:
- Дай-ка мне твое виски. - Он протянул ей стакан, и она отхлебнула из
него. - Тебе грозит опасность? - спросила она. - Я имею в виду - сейчас.
Сегодня.
- Опасность грозила мне на протяжении всей нашей совместной жизни.
- А сейчас стало хуже?
- Да. По-моему, они обнаружили утечку и, по-моему, подумали на Дэвиса.
Не верю я, чтобы Дэвис умер естественной смертью. Одна фраза доктора
Персивала...
- Ты думаешь, они убили его?
- Да.
- Так что на его месте мог быть ты?
- Да.
- А ты продолжаешь этим заниматься?
- Я считал, что написал свое последнее донесение. И распростился со
всем этим делом. А потом... кое-что произошло. Это связано с Мюллером. Мне
необходимо было дать им знать. Надеюсь, они все получили. Не знаю.
- А как у вас в конторе обнаружили утечку?
- Я полагаю, у них где-то сидит предатель - по всей вероятности, там:
ему в руки попали мои донесения, и он передал их назад, в Лондон.
- А если он передаст и это последнее?
- О, я знаю, что ты сейчас скажешь. Дэвис мертв. И я единственный в
нашей фирме, кто имеет дело с Мюллером.
- Зачем ты возобновил контакт, Морис? Это же смертоубийство.
- Это может спасти много жизней - жизней твоего народа.
- Не говори мне о моем народе. У меня нет больше моего народа. Ты -
"мой народ".
Он подумал: "Это наверняка из Библии. Я это уже слышал. Что ж, Сара
ведь ходила в методистскую школу".
Она обняла его за плечи и поднесла стакан к его губам.
- Жаль, что ты столько лет ничего мне не говорил.
- Я боялся... Сара.
В памяти его всплыло при этом другое имя из Ветхого Завета. То же самое
сказала ему когда-то женщина по имени Руфь... [Кэсл сравнивает поведение
Сары, заявившей ему: "Ты - мой народ", - с поступком героини библейской
легенды - Руфи: моавитянка Руфь была замужем за выходцем из Вифлеема
Иудейского и, когда ее муж умер, отказалась от предложения возвратиться к
своему народу, а пошла вместе со свекровью в землю Иудейскую, сказав при
этом: "Народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом" (Ветхий
Завет, Книга Руфь, гл.1)] или нечто похожее.
- Ты боишься меня и не боишься "их"?
- Я боюсь за тебя. Ты и представить себе не можешь, как бесконечно
долго тянулось для меня время, пока я ждал тебя в отеле "Полана". Я думал,
ты уже никогда не приедешь. Пока было светло, я разглядывал в бинокль
номера проезжавших мимо машин. Если номера были четные, это значило, что
Мюллер добрался до тебя. А нечетные означали, что ты в пути. На этот раз
не будет ни отеля "Полана", ни Карсона. Дважды такого не бывает.
- Чего же ты от меня хочешь?
- Лучше всего, если бы ты взяла Сэма и отправилась к моей матери.
Разъедься со мной. Сделай вид, будто мы серьезно поссорились и ты намерена
подать на развод. Если ничего не случится, я буду здесь, и мы снова сможем
соединиться.
- А что я буду все это время делать? Следить за номерами машин?
Посоветуй мне что-нибудь получше.
- Если они по-прежнему опекают меня, - а я не знаю, опекают или нет, -
то мне обещали, что будет проложен безопасный маршрут для бегства, но
уехать мне придется одному. Так что и в этом случае тебе придется
отправиться с Сэмом к моей матери. Вся разница в том, что мы не сможем
поддерживать контакт. Ты не будешь знать, что со мной, - возможно,
довольно долго. Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы за мной явилась полиция, -
тогда мы, по крайней мере, снова увиделись бы в суде.
- Но ведь у Дэвиса дело до суда не дошло, верно? Нет, если они все еще
опекают тебя, - уезжай, Морис. Тогда я хоть буду знать, что ты в
безопасности.
- Ты не сказала мне ни слова осуждения, Сара.
- Почему осуждения?
- Ну, ведь я на общепризнанном языке - предатель.
- Какое это имеет значение? - сказала она. Она вложила руку в его
ладонь - жестом более интимным, чем поцелуй: целуются ведь и чужие люди. И
сказала: - У нас с тобой есть своя страна. Там живем ты, я и Сэм. И эту
страну, Морис, ты никогда не предавал.
Он сказал:
- На сегодня хватит волноваться. У нас еще есть время, и надо поспать.
Но, не успев лечь в постель, они предались любви - не раздумывая, не
произнося ни слова, как если бы договорились об этом еще час тому назад и
лишь отложили из-за разговора. Много месяцев они не сливались так воедино.
Теперь, когда Кэсл высказался, открыв свою тайну, любовь как бы
высвободилась, и Кэсл, не успев откатиться от Сары, тут же заснул. Его
последней мыслью было: "Еще есть время: пройдут дни, быть может, недели,
прежде чем об утечке сообщат сюда. Завтра - суббота. Впереди целый
уик-энд, так что успеем принять решение".

2

Сэр Джон Харгривз сидел в кабинете своего загородного дома и читал
Троллопа. Казалось, все предвещало почти полный покой и мирный уик-энд,
безмятежность которого мог нарушить лишь дежурный офицер, если поступит
срочная депеша, а срочные депеши были крайней редкостью в секретной
службе супруга же сэра Джона пила в этот час чай, не настаивая на его
присутствии, так как знала, что, выпей он днем чаю "Эрл Грей", это
испортит ему вкус виски "Катти Сарк", которое он пьет в шесть часов. За
время службы в Западной Африке Харгривз оценил романы Троллопа, хотя
вообще-то романов не читал. Такие книги, как "Смотритель" и "Барчестерские
хроники", действовали на него успокаивающе в минуты раздражения, они
укрепляли его долготерпение, что так необходимо в Африке. Мистер Слоуп
напоминал ему надоедливого и самодовольного комиссара провинции, а миссис
Прауди - супругу губернатора [мистер Слоуп, миссис Прауди - персонажи
романа английского писателя Э.Троллопа "Барчестерские башни" (1857)].
Сейчас же его разбередила проза, которая, казалось бы, и в Англии
должна была, как в Африке, действовать на него успокаивающе. Роман
назывался "Как мы нынче живем" - кто-то (он не мог припомнить, кто именно)
сказал ему, что по этому роману был снят очень хороший телесериал.
Харгривз не жаловал телевидения, однако был убежден, что экранизация