отчасти уважение к парику, издав в марте 1694 года буллу, запрещавшую
епископам и священникам носить парики и предписав всем служителям церкви
отращивать волосы.
юфти.
аристократического клуба, где лорд Дэвид не состоял бы почетным членом, не
проходило ни одного состязания боксеров, где бы он не являлся для всех
желанным referee. Referee - значит судья.
высшего света; он основал ряд великолепных учреждений, из которых одно, а
именно "Леди Гинея", существовало в Пел-Меле еще в 1772 году. Там играли
на золото. Самой маленькой ставкой был столбик из пятидесяти гиней; в
банке никогда не было меньше двадцати тысяч гиней. Подле каждого игрока
стоял столик, чтобы ставить на него чай и золоченую деревянную чашку для
гиней. Игроки надевали, как лакеи во время чистки ножей, кожаные
нарукавники и нагрудники, предохранявшие от порчи их кружевные манжеты и
брыжи; широкополые соломенные шляпы, украшенные цветами, защищали их от
яркого света и сохраняли завивку. Все они были в масках, чтобы скрыть свое
волнение, в особенности когда шла игра в "пятнадцать". Камзолы они
надевали наизнанку, так как, говорят, это приносит удачу.
ворчунов", "Сплит-фартинг-клуба", "Клуба скаредов", "Клуба запечатанного
узла" ("Силед-Нот"), "Клуба роялистов" и "Клуба Мартина Скриблера",
основанного Свифтом взамен "Клуба Рота", учрежденного Мильтоном.
безобразных". Этот клуб был посвящен уродству. Там давали обещание драться
не из-за красивых женщин, а из-за безобразных мужчин. В зале клуба были
развешаны портреты уродливых людей: Терсита, Трибуле, Дунса, Гудибраса,
Скаррона; на камине между двумя кривыми - Коклесом и Камоэнсом - стоял
Эзоп; Коклес был крив на левый глаз, а Камоэнс на правый; каждый из них
был обращен к зрителю своим невидящим глазом; их слепые профили смотрели
друг на друга. В тот день, когда красавица Визар заболела оспой, в "Клубе
безобразных" пили за ее здоровье. Этот клуб процветал еще в начале
девятнадцатого столетия; он послал Мирабо диплом почетного члена.
уничтожены. На улице, прилегавшей к Мурфилдсу, была уничтожена таверна, в
которой заседал "Клуб телячьей головы", получивший это название потому,
что 30 января 1649 года, в день, когда пролилась на эшафоте кровь Карла I,
здесь пили красное вино за здоровье Кромвеля из телячьего черепа.
озорников" хватали на улице какую-нибудь проходившую мимо мещанку, по
возможности не старую и не безобразную, силой затаскивали ее в клуб и
заставляли ходить на руках, вверх ногами, причем падавшие на голову юбки
закрывали ей лицо. Если она упрямилась, ее слегка подстегивали хлыстом по
тем частям тела, которых больше не скрывала одежда. Сама виновата, изволь
слушаться. Подвизавшиеся в этом своеобразном манеже назывались
"прыгунами".
танцев". Там заставляли негров и белых женщин исполнять танцы перуанских
пикантов и тимтиримбасов, в частности "мозамалу" (дурная девушка) -
пляску, завершающуюся тем, что танцовщица садится на кучу отрубей и,
подымаясь, оставляет на ней отпечаток неудобоназываемой части тела. Там же
ставили в лицах картину, о которой говорит стих Лукреция:
его соперничали друг с другом в кощунстве. Ад доставался в награду тому,
кто превосходил в этом отношении всех остальных.
удары головой. Подыскивали какого-нибудь грузчика с широкой грудью и
глупым лицом. Предлагали ему, а иногда и насильно заставляли его
согласиться выпить кружку портера с тем, что его четыре раза ударят в
грудь головой. Потом составлялись пари. Один валлиец, по имени Гоганджерд,
здоровенный малый, после третьего удара испустил дух. Дело оказалось
довольно серьезным. Началось расследование, и комиссия установила: "Умер
от разрыва сердца вследствие злоупотребления спиртными напитками".
Гоганджерд действительно выпил кружку портера.
непереводимый. По отношению к шутке fun то же, что перец по отношению к
соли. Пробраться к кому-нибудь в дом, разбить дорогое зеркало, изрезать
фамильные портреты, отравить собаку, посадить к птицам кошку, все это -
fun. Распустить слух о чьей-нибудь смерти, заставив родственников мнимого
покойника облечься в траур, - это тоже fun. Тот, кто прорезал в картине
Гольбейна в Гемптон-Корте большую четырехугольную дыру, тоже устроил fun.
Иакове II один молодой лорд миллионер заставил хохотать весь Лондон: он
ночью поджег для забавы чью-то лачугу; его объявили королем fun.
Несчастные обитатели лачуги спаслись в одном белье, лишившись всего своего
убогого скарба. Ночью, когда обыватели спали, члены "Фен-клуба", все
представители высшей аристократии, бродили по Лондону, срывали с петель
ставни, перерезали пожарные кишки, вышибали дно у бочек с водой, снимали
вывески, топтали огороды, тушили уличные фонари, перепиливали столбы,
подпиравшие ветхие стены домов, разбивали оконные стекла, в особенности в
бедных кварталах. Так поступали с бедняками богачи. Жаловаться на них было
невозможно. Впрочем, все это считалось шутками. Подобные нравы и до сих
пор еще не совсем вывелись. В разных частях Англии или английских
владений, например на острове Гернсей, от времени до времени на ваш дом
ночью происходит небольшое нападение: у вас ломают забор, срывают молоток
у двери и т.д. Если бы это проделывали бедняки, их сослали бы на каторгу,
но этим занимается золотая молодежь.
носил на лбу полумесяц и назывался "Великим могоком". Могок превосходил
даже fun. Делать зло во имя зла - такова была его программа. "Могок-клуб"
ставил перед собой великую цель - вредить. Для достижения этой цели все
средства были хороши. Тот, кто становился могоком, давал клятву всем
вредить. Вредить во что бы то ни стало, все равно когда, все равно кому,
все равно как, - это входило в его обязанность. Всякий член "Могок-клуба"
должен был иметь какой-нибудь особый талант. Один был "учителем танцев":
он заставлял подскакивать крестьян тем, что колол им шпагой икры. Другой
умел "вгонять в пот". Для этого шесть-восемь джентльменов, вооруженных
рапирами, останавливали какого-нибудь бродягу; оборванец, окруженный со
всех сторон, неизменно оказывался к кому-нибудь спиной; джентльмен, к
которому несчастный обращался спиной, колол его клинком, отчего бедняга
невольно поворачивался; новая рана в поясницу давала ему знать о том, что
сзади него стоит другой джентльмен; таким образом, его кололи по очереди;
когда забавникам казалось, что израненный человек достаточно навертелся и
напрыгался, они приказывали лакеям избить его, чтобы изменить направление
его мыслей. Другие "били льва", то есть со смехом останавливали
какого-нибудь прохожего, ударом кулака разбивали ему нос и большими
пальцами вдавливали глаза. Если он навсегда терял зрение, его
вознаграждали за слепоту некоторой суммой денег.
лондонские повесы. Парижские бездельники развлекались по-своему. Граф де
Шароле подстрелил мирного жителя, стоявшего на пороге своего дома.
Молодость любит повеселиться.
свойственный ему дух великолепной щедрости. Как и все, он весело поджигал
крытую соломой деревянную лачугу и поджаривал немного ее обитателей, но
зато потом он строил им каменный дом. Однажды в "Клубе озорников" ему
случилось заставить танцевать на руках двух женщин. Одной из них, девушке,
он дал потом хорошее приданое; другая была замужем, и он выхлопотал ее
мужу место капеллана.
было не любоваться им, когда он готовил петуха к бою. Как люди хватают
друг друга за волосы, так петухи друг друга хватают за перья. Поэтому лорд
Дэвид делал своего петуха как можно более лысым. Он самолично срезывал ему
ножницами все перья на хвосте и от головы до плеч. "Тем меньше останется
для клюва противника", - говорил он. Потом он расправлял петуху крылья и
одно за другим заострял в них перья, так что каждое перо становилось
своего рода копьем. "А это для глаз противника", - объяснял он. Потом он
скоблил ему лапы, перочинным ножиком оттачивал когти, надевал на шпоры
острые стальные наконечники; поплевав ему на голову и на шею, он натирал
его своей слюной, как натирали маслом тела атлетов, и выпускал его в этом
устрашающем виде, возглашая:
горную птицу.
знатоком всех правил этого спорта. Под его наблюдением перед каждым
серьезным боем вколачивались колья и протягивалась меж ними веревка; он
определял величину площадки, на которой будет происходить поединок. Когда
он бывал секундантом, он шаг за шагом следовал за своим подопечным с
бутылкой в одной руке и губкой в другой, кричал боксеру: "Бей крепче!",
подсказывал всякие уловки, давал советы, вытирал ему кровь, подымал, когда
тот падал, и, положив к себе на колени, поил его; набрав воды в рот,
прыскал ему в лицо, обмывал глаза и уши; таким образом он приводил в
чувство даже умирающих. Когда он бывал судьей, он всегда следил за