старость удваивала ее природное безобразие. Голос у нее был дребезжащий, а
характер брюзжащий. Как ни странно, когда-то эта женщина была молода. В
молодости, в самый разгар 93-го года, она вышла замуж за монаха, который,
надев красный колпак, сбежал из монастыря и из бернардинца стал якобинцем.
Она была худющая, злющая, скупая, упорная, вздорная, ядовитая, но все же не
могла забыть покойного монаха, который сумел подчинить ее и согнуть. Во
время Реставрации она стала святошей, столь ревностной, что священники
простили ей ее монаха. У нее сохранилась землица, которую она собиралась
отказать какой-то духовной общине, о чем кричала на всех перекрестках. Она
была на очень хорошем счету в Аррасском епископстве. Вот эта-то самая г-жа
Виктюрньен съездила в Монфермейль и вернулась со словами: "Я видела
ребенка".
фабрике, как вдруг, однажды утром, надзирательница мастерской вручила ей от
имени мэра пятьдесят франков и, заявив, что она уволена, посоветовала ей,
также от имени мэра, уехать из города.
двенадцать франков вместо первоначальных шести, только что потребовали
пятнадцать франков вместо двенадцати.
как задолжала за квартиру и за мебель. Пятидесяти франков не могло хватить
на то, чтобы покрыть долг. Она пробормотала несколько умоляющих слов.
Надзирательница объявила ей, что она должна немедленно покинуть мастерскую.
Фантина к тому же была посредственной работницей. Подавленная отчаянием и
еще более стыдом, она покинула мастерскую и пошла домой. Итак, теперь ее
проступок был известен всем.
ей обратиться к мэру; она не посмела. Мэр дал ей пятьдесят франков, потому
что был добр, и выгнал ее, потому что был справедлив. Она покорилась этому
приговору.
Глава девятая. ТОРЖЕСТВО ГОСПОЖИ ВИКТЮРНЬЕН
изобилует такими сложными сплетениями обстоятельств! Мадлен почти никогда не
заходил в женскую мастерскую. Во главе этой мастерской он поставил старую
деву, рекомендованную ему местным кюре, и вполне доверял этой
надзирательнице, которая действительно была вполне почтенной, справедливой и
неподкупной особой весьма твердых правил, исполненной милосердия, но того
милосердия, которое, не отказывая в подаянии, не возвысилось, однако, до
умения понимать и прощать. Мадлен во всем полагался на нее. Лучшие из людей
часто бывают вынуждены передавать свои полномочия другим. И вот, облеченная
всей полнотой власти и вполне убежденная в своей правоте, надзирательница
произвела следствие, разобрала дело, осудила и наказала Фантину.
Мадленом в ее полное и безотчетное распоряжение для выдачи пособий и для
вспомоществования нуждающимся работницам.
хотел ее брать. Уехать из города она не могла. Старьевщик, которому она
задолжала за мебель - и какую мебель! - сказал ей: "Если вы вздумаете
сбежать, вас арестуют, как воровку". Домохозяин, которому она задолжала за
квартиру, сказал ей: "Вы молоды и красивы, значит, можете заплатить". Она
разделила между домохозяином и старьевщиком свои пятьдесят франков, вернула
торговцу три четверти обстановки, сохранив лишь самое необходимое, и
осталась без работы, без всякого общественного положения, не имея ничего,
кроме кровати, и все-таки обремененная долгом приблизительно в сто франков.
двенадцать су в день. Содержание дочери стоило ей десять су. Именно в это
время она и начала неаккуратно платить Тенардье.
зажигала свечку, научила ее искусству жить в нищете. Вслед за умением
довольствоваться малым идет умение жить ничем. Это как бы две комнаты: в
первой темно, во второй непроглядный мрак.
птички, которая за два дня съедает у вас проса на целый лиар, как превращают
юбку в одеяло, одеяло в юбку, как берегут свечу, ужиная при свете, падающем
из окна противоположного дома. Мы и не подозреваем, как много умеют извлечь
из одного су иные слабые создания, состарившиеся в честности и в нужде. В
конце концов такое умение становится талантом. Фантина приобрела этот
высокий талант и приободрилась.
больше пяти часов, а все остальное время заниматься шитьем, мне все-таки
удастся кое-как заработать на хлеб. И потом, когда человеку грустно, он и
ест меньше. Что ж! Страдания, тревога и кусочек хлеба, с одной стороны,
огорчения - с другой, все это вполне насытит меня".
величайшим счастьем. Она хотела было поехать за ней. Но разве это возможно?
Заставить ребенка делить ее лишения? И потом она ведь должна Тенардье! Как
рассчитаться с ними? А деньги на дорогу! Где взять их?
ей уроки нищенского существования, была святая женщина, истинно набожная,
бедная, но всегда готовая помочь беднякам и даже богачам, грамотная ровно
настолько, чтобы уметь подписать: Моргорита, если была в этом надобность, но
верившая в бога, что является высшей ученостью.
Эта жизнь имеет свое "завтра".
дому.
показывают на нее пальцем; все смотрели на нее, но никто не здоровался;
едкое и холодное презрение прохожих пронизывало ее тело и душу, как струя
ледяного ветра.
обнаженной под насмешливыми и любопытными взглядами толпы. В Париже вас по
крайней мере никто не знает, и эта безвестность заменяет одежду. О, как
хотелось Фантине вернуться в Париж! Но это было невозможно.
привыкла к нищете. Мало-помалу она примирилась и с этим. Месяца через два
она осмелела и как ни в чем не бывало выходила на улицу... "Мне все равно",
- говорила она.
что становится бесстыдной.
видела, в каком жалком состоянии находится "эта тварь", поставленная
благодаря ей "на надлежащее место", и торжествовала. У злых людей - свои,
подлые радости.
прежде, усилился. Иногда она говорила соседке: "Пощупайте, какие у меня
горячие руки".
свои чудные волосы, пушистые и мягкие, как шелк, она испытывала приятное
чувство удовлетворенного женского тщеславия.
Глава десятая. ПОСЛЕДСТВИЯ ТОРЖЕСТВА
Чем короче день, тем меньше успеваешь сделать. Зимой нет тепла, нет света,
нет полудня, вечер сливается с утром, туман, сумерки, окошко серо, в него
ничего не видно. Небо - словно пробоина во мраке, а день - как темный
подвал. У солнца нищенский вид. Ужасное время года! Зима все превращает в
камень - и влагу небесную, и сердце человеческое. Кредиторы не давали
Фантине покоя.
получавшие деньги, забрасывали ее письмами; содержание их приводило ее в
отчаяние, а уплата почтовых сборов разоряла. Однажды они написали, что ее
маленькая Козетта ходит в холода чуть не голой, что ей необходима шерстяная
юбка и что мать должна прислать не меньше десяти франков. Получив письмо,
Фантина весь день не выпускала его из рук. Вечером она зашла к цирюльнику,
заведение которого находилось на углу, и вынула из прически гребень.
Чудесные белокурые волосы покрыли ее до пояса.
деньги. Юбку они отдали Эпонине Бедный Жаворонок продолжал зябнуть.
Она начала носить маленькие круглые чепчики, закрывавшие ее стриженую
голову; она все еще была красива.
волосы, она возненавидела все окружающее. Она долгое время разделяла
всеобщее глубокое уважение к дядюшке Мадлену; однако, без конца повторяя про