исполнял исправно, в дурном не замечался... разве что подольститься не
умел. Конечно: я его бедным знал, помогал, чем мог, и поэтому теперь я
человек для него нежелательный - могу сказать не то, знакомством
скомпрометировать, старое напомнить... не должен быть большой человек
знаком с таким ничтожеством, как я. Не может он иметь со мной ничего
общего, даже в прошлом.
может, женюсь еще, детишек нарожу. А все же как вспомнишь иногда ночью,
не спится, как мы с ним некогда в холодном номере один горшок щей
трактирских ели... и слеза прошибает. Хороший был человек.
молоть, а?! Ну что "вашскородие", "вашскородие"? Молчи, подлец! тут тебе
полицейский околоток, а не кабак!
ракальей, один на один говорить буду. Да я таких вещей и повторить не
смею, не то что записать. Двери плотнее затворите!
что в доме самого его высокопревосходительства служил? Врешь, сукин кот!
я узнавал: ответили, что знать такого не знают!
высокопревосходительство... прости, госссподи, слова мои грешные... что
он карлой стал? А?! Чтио портной в доме живет и каждый день ему платье
другое шьет? Что каждый день измеряется - все меньше и меньше? Да счас я
тебе дам промеж глаз - ты у меня разом меньше мыши станешь!
через двери. И еще из постели лежа, далее порога не пускает. Ну, ты
артист.
пустой столовой за закрытыми дверьми? И с женой... не твоего ума дело,
негодяй!
подьезду подают, и никто не видит, как он садится? Складно! А на службе
из нее выходит - тоже всем приказано подалее быть и не смотреть? А
посетители что, слепые? Ах, издали, стол специальный ему сделали,
маленький, чтоб не понять было.
видеть? с тебя знать достаточно, что он есть, обязанности свои, самим
государем определенные, исполняет и бдит о тебе денно и нощно. Он не
фигляр, чтоб твари всякой на глаза выставляться.
ручек еле достает, и на цыпочки поднимается, чтобы на стол заглянуть, и
под стул прячется, если ненароком зайдет кто... и ест мало, как ребенок,
- а на что ему много есть?
бегает по резиденции его высокопревосходительство в аршин ростом, носом
на столы натыкается, на детской мебели сидит...
сейчас иначе рассчитаю, вложу розгами ума через заднее-то место. И - по
этапу, по этапу тебя вышлю, сочинителя...
как на духу.
столярной части, и мастерскую он мне оставил, царство небесное
покойнику... ну, да не об том речь. А только начал для забавы фигурки
разные резать, на Сенном рынке сбывала их лотошница, - а кончил тем, что
фигуры делал в модные магазины на Невский. И были мои фигуры лучше
парижских или немецких. Лицо из цветного воска, парик натуральный, - как
живые. дело собственное имел и доход, двух мастеров держал, пять
учеников.
была,золотом. И говорят: а можешь такую-то куклу изладить, чтоб за шаг
от живой не отличить? А я - гоголем: хоть турецкого султана, хоть мать
его. Говорят: заказ очень важный, надо, чтоб никто не знал ничего. Ни
ученики, ни жена даже. Плата - тысяча серебром. Засомневался я, да ведь
это три с половиной тыщи ассигнациями.
принимает. Огромная у меня тогда способность была... Потом они мне
рисунков нанесли - какое лицо должно быть. С лицом я долго мучился, из
глины раз десять переделывал, все их не устраивало. Четыре месяца всего
работал без продыху. Уж так придирались - к каждому волоску. Бородавку
на щеке - и то сколько раз переделывал.
Похвалили они, сказали - завтра придут забирать, и деньги завтра... А
только ночью стук в дверь: по мою душу... Ты такой-то? - Я. - Пошли. - В
карету, с боков зажали - и ночью через весь город. А карета без окон.
вот так: отлеталась пташечка...
Наковали железы - да в камеру. В каком же таком, думаю, деле я оказался?
забирают. Тишина, и камень кругом. За окном птички поют, а не видно:
железным листом окно забрано.
преставился и новый царь стал (про то я после узнал), перевезли меня в
тюрьму, да по этапу в каторгу: бессрочный особого разряда, родства не
помнящий. А я и рад не помнить: молчу, чтоб хуже не было; сообразил, что
молчать уж лучше...
благородных. При лазарете, доктор бывший. Я занемог раз, попал в
лазарет, а потом кормился долго там, помогал ему. Он без креста был, но
человек в остальном неплохой, понимающий. И оказалось, братцы, что
страдаем мы с ним по одному делу. Во, а?
был, лично к царю приближен. И напала на него болезнь: стал расти
обратно - уменьшаться. Доктор его и так и сяк: уменьшается!
ничего. Может, кто и подметил - да молчал. Чтоб большой генерал тебя из
жизни выкинул - кму много росту не надо. Со страху да выгоды и карлика
великаном именуют.
под столом проходит: арщин росточку. Это уже скандал невиданный и
оскорбление генеральского чина. Чего делать?
ценит. И хочет новые высокие должности дать. А царю перечить нельзя. Как
про такое должишь? огорчится он за любимца, и навечно ты за такую
новость в немилость впадешь.
подчиненные делают. Он им за то - награды. Повысится - и за собой
повысит. Им тож невыгодно его терять: со старым-то хозяином спелись, а
нового еще как найдешь.
масла сожрут.
станет к генералам и к власти, если они могут в аршин ростом быть.
балкона. Не то слухи пойдут - и рога тебе придумают, и что с ложки
кормят, и из ума выжил, и вообще помер, мол, да это скрывают.
генеральское - и показывали иногда, чтоб сомнений не возникало. Не
ответит - что ж, думает. Не встанет - устал.
сама, руку поднять может. Движения неловкие? а ревматизм, сустав болят,
в молодости в военных походах застудил.
ослушников наказывает, в чинах растет. А что ростом с кошку - то никому
не ведомо, фигура за столом - а он сидит под столом и приказы пишет.
Пустят посетителя - развернет фигуру в кресле спиной к нему, бумагу ей в
руки вложит - мол, занят, читает: а сам говорит из-под стола. Посетитель
стоит у дверей, трясется: горд генерал, сердит, раз не повернется.
огромный адъютант, а сам генерал под его шинелью-то и прячется, за
пазухой тот его проносит на место. Адъютанту зачем выдавать? ему хорошо,
а чуть брякнет - разжалуют приказом в солдаты, да на войну. Тайна.
Акунин Борис
Громыко Ольга
Сапковский Анджей
Акунин Борис
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий