же спохватился и трусливо оглянулся на Зарудина.
и печально впились в лицо Зарудину. А Волошин опять болтал, и слова его
сыпались, прыгали и дробились, как стая каких-то чепушистых уродцев, Бог
весть откуда набежавших сюда.
возбуждая грязных желаний, появляться на улицу голой, и видно было, как
хотелось ему, чтобы этою женщиной была Лида и чтобы голой появилась она
именно для него.
слезы обиды и тоски.
покачивались, точно волнуясь знойными, но скованными ленью желаниями. А под
ними хорошенькая, молоденькая беременная женщина с тайными слезами и муками
старалась отомстить за поруганную страсть и чувствовала, что это не удается,
и страдала бессильным стыдом; один слабосильный, трусливый самец мучился в
потугах высказываемого и скрываемого сладострастного желания, а другой
страдал от ревнивой и унижающей злобы.
на них.
он чувствовал во всем, в смехе, в глазах, в дрожи пальцев Лиды, скрытые
удары по лицу, и злоба к ней, ревность к Волошину и физическая тоска
безвозвратной потери истомили его.
насмешливо, воображая себя победителем, сказал он.
шепнул:
ненавидел Лиду, как в эту минуту. И в душе Лиды ответно что-то замерло и
задрожало, в желании расстаться с грустной и нежной благодарностью за
пережитые вместе наслаждения, без всяких местей, злоб и ненавистей. Но она
подавила это чувство и ответила безжалостно громко:
так, как прежде, а сгорбившись и вся дрожа. Тихие, какие-то особенно
трогательные, девические слезы полились у нее по лицу. И почему-то Санину
припомнился трогательно-задумчивый образ русской девушки, с ее пышной косой,
безотрадной жизнью и кисейным рукавом, которым она тайком где-нибудь но
весне, над обрывом разлива, утирала свои слезы. И то, что этот старинный
наивный образ был совсем не свойствен обычной Лиде, с ее модными высокими
прическами и изящными кружевными платьями, особенно было трогательно и
жалко.
наклонилась к самым коленям, закрыв лицо руками. Мягкая коса тихо свернулась
через плечо и упала вниз.
от него ничего хорошего и тогда то дурное, что он будет делать, не будет
причинять тебе горя...
глазами.
XXIX
испуга в глупых глазах, прибежала к Санину, чистившему дорожку в саду и,
очевидно повторяя чужие слова, сказала:
закрылась рукавом, а взглянула ему прямо в глаза с выражением испуганного
участия.
манере, слегка раскачиваясь на ходу, пошел в дом.
секундантах, но это было не ругательством, а выражением его искреннего
мнения.
на пороге. У нее было напряженное бледное лицо и страдальческие глаза. Она
пошевелила губами, но ничего не сказала. В эту минуту она чувствовала себя
самой несчастной и самой преступной женщиной в мире.
испуганное несчастное лицо, и куриный гребень наколки растерянно свисал
набок. Она тоже поглядела на Санина умоляющими, испуганными глазами, так же
пошевелила губами и так же промолчала.
окна, и сидели не так, как садились всегда, а поджав ноги и выпрямившись,
точно им было страшно неловко в их белых кителях и узких синих рейтузах. При
входе Санина они медленно и нерешительно поднялись, очевидно не зная, как
вести себя дальше.
руку.
поклонился, пожимая руку, так, что перед Саниным мелькнул его подстриженный
затылок.
предупредительную готовность Танарова и дивясь тому, как ловко и уверенно
проделывал этот офицер глупость фальшивой церемонии.
но сконфузился. И странно было, что заговорил прямо и уверенно всегда
молчаливый и застенчивый Танаров.
объясниться с вами, - сказал он отчетливо и холодно, как будто внутри его
пошла в ход заведенная машина.
находит, что ваше поведение относительно него было не совсем...
прогнал почти что в шею... чего уж тут "не совсем"!
журавль, переступил с ноги на ногу.
одними глазами, возразил Санин.
багровея, вдруг быстро проговорил Танаров, - угодно вам взять ваши слова
обратно или нет?
удовольствие и успокоить его, - серьезно заговорил он, - тем более что мне
это ровно ничего не стоит... Но, во-первых, Зарудин глуп и поймет это не
так, как надо, и вместо того, чтобы успокоиться, будет злорадствовать, а
во-вторых, Зарудин мне решительно не нравится, а при таких обстоятельствах и
слов назад брать не стоит...
последние краски. Она стала желта и деревянна.
начал Танаров.
перебил:
презрительный вид, спросил, отчеканивая слоги:
еще больше, не хочу сам умирать.
объяснять почему!.. Очень мне надо!.. Не хочу... ну?
смешалось в Танарове с непоколебимым убеждением, что никто, кроме офицера, и
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Беляев Александр
Рыбаков Вячеслав