пометкой "секретно". А секретно все, что идет в государственный
департамент. Даже статистика по недоеданию в Асунсьоне.
выяснить, как там она, у одного из ваших агентов. Есть же у вас, вероятно,
агент в Катманду.
впутывать агентов в мои личные дела. Есть у вас дети, Генри?
подобного. Если у тебя есть ребенок, ты осужден быть отцом пожизненно.
Дети от тебя уходят. А вот тебе от них никуда не уйти.
Пароход медленно продвигался против сильного течения. Потом О'Тул сказал:
предел мужскому долготерпению - жена начала водить своих дружков домой.
Она развращала Люсинду.
2
искал я его на палубе. Над рекой стоял густой туман, через который солнце
пробилось с большим трудом. Я почувствовал себя одиноко без моего
единственного собеседника. Все остальные вступили в обычные отношения,
какие завязываются во время плавания на пароходе, возникло даже несколько
флиртов. Двое пожилых мужчин энергично шагали по палубе, выставляя напоказ
свою телесную мощь. Было что-то непристойное в этом быстром вышагивании,
они словно демонстрировали окружающим женщинам, что все их способности при
них. На них были пиджаки с разрезами по английской моде, возможно
купленные в магазине "Харродз". Они мне вдруг напомнили майора Чарджа.
громыхание цепей проникли в мое сознание, и, перед тем как окончательно
проснуться, я видел тяжелые сны: кто-то кого-то бил или убивал). Сейчас,
когда поднялся туман, характер реки изменился. Теперь она была усеяна
островками, появились обрывистые берега, песчаные отмели и странные птицы
с пронзительными или чуть слышными голосами. Ощущение, что я путешествую,
было несравненно сильнее, чем в Восточном экспрессе, когда мы пересекали
многолюдные границы. Река обмелела, и распространился слух, что дальше
Корриентеса нам не пройти, потому что ожидавшиеся зимние дожди так и не
выпали. Матрос, стоя на мостике, то и дело бросал лот. Оставалось еще
полметра предельной глубины, сообщил мне священник и тут же двинулся сеять
уныние дальше.
пейзажи меня все время отвлекали. Я начинал страницу, когда берег
находился в полумиле от нас, а когда поднимал глаза через несколько
абзацев, до него было рукой подать - а может, это был не берег, а остров?
В начале следующей страницы я опять поднял голову, и теперь река разлилась
на ширину мили. Рядом со мной уселся чех. Он говорил по-английски, и я
охотно закрыл книгу и стал слушать. Этот человек познал тюрьму и теперь в
полной мере наслаждался свободой. Его мать погибла при нацистах, отец -
при коммунистах, сам он бежал в Австрию и женился там на австриячке. Он
получил техническое образование; решив обосноваться в Аргентине, он взял
денег взаймы и организовал пластмассовую фабрику. Вот его рассказ:
заметил: повсюду, кроме Аргентины, прохладительные напитки тянули через
соломинку. А в Аргентине нет. Я решил, что на этом сколочу состояние. Я
выпустил два миллиона пластмассовых соломинок, но не продал и ста штук.
Хотите соломинку? Отдам два миллиона даром. Они у меня так до сих пор и
лежат на фабрике. Аргентинцы до того консервативны, что ни за что не
желают тянуть через соломинку. Я чуть было не разорился, честное слово, -
радостно закончил он.
людей. Он всецело отбросил былые страхи, неудачи и горести, избавился от
них начисто, как редко кому из нас удается.
делать из них что хотят, рискуя своими деньгами.
это серое небо.
хорошо помнить моего отца, вы знали его с детства, ведь ваш отец был
членом торгового дома. Но едва ли вы видели его в лучшую пору жизни, пока
возраст и немощи еще не загасили в нем неуемный дух предприимчивости и
коммерции". Мне пришел на ум отец, лежащий одетым в ванне, как позднее он
лежал в гробу в Булони, и отдающий мне невыполнимые распоряжения. Я
недоумевал, почему я испытываю нежное чувство к отцу и не испытываю
никакой нежности к моей безупречной матери, которая с суровой
заботливостью вырастила меня и определила в банк. Я так и не сделал
постамента среди георгинов и перед отъездом выбросил пустую урну. Внезапно
память воскресила звук сердитого голоса. Однажды в детстве я проснулся
ночью, как случалось не раз, в страхе, что в доме пожар и меня забыли. Я
вылез из постели и уселся на верхних ступеньках лестницы, успокоенный
доносившимся снизу голосом. Неважно, что голос звучал сердито, он был тут:
я был не один, и гарью не пахло. "Уходи, если хочешь, - сказал голос, - но
ребенок останется со мной". Тихий убеждающий голос - я узнал отца -
произнес: "Но ведь я его отец", и женщина, которую я звал мамой, отрезала,
как захлопнула дверь: "А кто посмеет сказать, что я ему не мать?"
принялся записывать столбиком загадочные цифры.
озабоченный взгляд. - Я никому про это не рассказывал, Генри, - сказал он.
- Многим это, наверно, показалось бы смешным. Дело в том, что я считаю по
секундам, когда мочусь, и потом отмечаю, сколько на это ушло времени, и
фиксирую час. Можете себе представить: на это дело в год у нас уходит
целый день, даже больше?
показал страницу. Запись выглядела примерно так:
неделю. Двадцать шесть часов в год. На судне жизнь, конечно, нельзя
считать за нормальную. Больше алкоголя от еды до еды. Опять же пиво дает
себя знать. Вот, глядите - одна минута пятьдесят пять секунд. Это выше
среднего, но у меня помечено два джина. Разумеется, существует множество
вариантов, которые остаются без объяснения, а кроме того, в дальнейшем я
собираюсь учитывать и температуру воздуха. Вот 25 июля - 6 минут 9 секунд
н.з., то есть "не закончено". В Буэнос-Айресе я ходил обедать в ресторан и
забыл книжку дома. А вот 27 июля - всего 3 минуты 12 секунд за весь день,
но, если помните, 25 июля дул очень холодный северный ветер, а я не надел
пальто, когда шел обедать.
регистрирую факты и некоторые сопутствующие обстоятельства типа джина и
погоды, они вроде бы имеют к этому отношение. Выводы пусть делают другие.
обращусь к урологу. Мало ли какие он может сделать заключения на основе
этих цифр. Эти ребята все время имеют дело с больными. А интересно же им
знать - как все происходит у нормального среднего мужчины.
работе. Я регулярно прохожу тщательный медицинский осмотр.
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий