АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
слово, которое, будто сговорившись, повторяли скитальцы в солдатских
шинелях, что брели через нашу линию из-под Вязьмы. Оно навязло в ушах, оно
стало ненавистным.
Хотелось крикнуть: "А где ваши командиры? Почему они не взяли вас в
узду?" Но я вспомнил раненого капитана Шилова, вспомнил, с какой страстью
он сказал: "Ведь дрались же две роты, ведь не бросили же раненого
командира".
И все-таки батальон разбит, рассеян по лесу. "Закономерно ли это?" Так
недавно у меня в блиндаже вслух спросил себя Шилов. Спросил - и не дал
ответа.
Этих солдат жалели до боя. Они бежали от врага - в их душах гнездился
страх. Они побегут и здесь. Нет, я не впущу их в наш ощетинившийся остров.
Шатнулись в бою? Так шатайтесь и теперь как неприкаянные.
Кто-то взял рукой стремя.
- Аксакал, вы неправы, - сказал по-казахски Бозжанов.
Вот как! Нашелся заступник. И он, значит, идет за мной вместе с
бегляками, которых пособрал?
- Вы неправы, - повторил он. - Это советские люди, красноармейцы. Так
нельзя, аксакал.
Я не прервал, но и не ответил. Бозжанов продолжал:
- Нельзя, аксакал, их прогонять... Назначьте меня их командиром. Я их
привел, я с ними буду в бою. Дайте нам-задачу, дайте нам боевой участок.
- Нет, - сказал я.
Не понимая казахской речи, все прислушивались, все теснились к Лысанке.
По интонациям они, наверное, угадывали: толстый политрук заступился,
толстый политрук отстаивает. А этот - сухолицый, едущий на коне, что все
время молчит, что бросил какое-то слово, - этот не хочет. Некоторые в
зыбком свете месяца старались заглянуть в мое лицо.
Лысанка все тянула, все поворачивала к нашему лесу, словно тоже
просила: туда.
Словам Бозжанова я отворил сердце, обдумал. И сказал: "Нет!" И резко
направил Лысанку в сторону от леса.
Люди тянулись за мной, лепились ко мне.
Я не мог, поймите меня, не мог взять их в батальон. Поработать бы с
ними, обжать, прочеканить эту вереницу, и верю, были бы воины на славу. Но
надобно время - то, чего у меня нет. Остались немногие часы до жестокого
боя.
Что я могу для них сделать? Пусть уходят, помогу им добраться туда, где
их обожмут, прокуют... А тут... Тут они не нужны.
Отворачивая от леса, не оглядываясь, а шагом ехал по полю. Меня
несколько раз окликнули наши посты.
Вернулся Синченко.
- Приказание исполнено, товарищ комбат...
- Рахимову звонил?
- Да.
Я подождал, не скажет ли Синченко чего-либо еще, нет ли новостей от
Рахимова. Но Синченко молчал.
Я буркнул:
- Хорошо...
Мы приближались к дороге, что шла на Долгоруковку, что выводила к
своим. Там, вдоль узкого проулка, патрулировала наша конная разведка. Ей
была поставлена задача: непрестанно следить, свободна ли дорога, не
закрылась ли, не заплыла ли щель.
Краешком сердца я все еще надеялся, что, может быть, прибудет приказ,
что до света, пока есть скважина, мы, может быть, выскочим из петли.
Разыскав пост конной разведки, я спросил:
- Что нового?
- Ничего... Недвижимо, товарищ комбат.
- Кто знает дорогу?
- Я.
- В обход Долгоруковки?
- Да.
- Отправишься проводником. Проведешь вот этих.
Обернувшись к людям, которые, прислушиваясь, стояли кругом, я показал
на дорогу:
- Там Волоколамск, там наши части. Вас выведут. Идите.
И тронул Лысанку назад, к лесу.
Вдруг за мной побежали.
- Товарищ командир... Товарищ командир...
- Чего вам?
- Товарищ командир... Примите нас, товарищ командир!
Я ответил:
- Прекратить базар! Слышали мой приказ? Ни один посторонний человек не
будет допущен в расположение батальона.
- Какие же мы посторонние? Мы же свои! Товарищ командир, вы же меня
лично знаете. Я Ползунов. При вас со мной разговаривал генерал. Помните?
Ползунов... Во мгле я не видел, но вспомнил юношеское лицо, пухлые,
слегка оттопыренные губы, серьезные серые глаза, вспомнил упрямый ответ:
"Хорошо, товарищ генерал". Вот тебе и хорошо.
- Что же ты, Ползунов? Генерал сказал: "Хочу о тебе, Ползунов,
услышать"... А ты?
Он не ответил. Я повторил:
- А ты? Бежал?
Ползунов мрачно произнес:
- Там погибли бы зазря... Неохота, товарищ командир, помирать зазря...
Кто-то рядом с ним смело заговорил:
- А куда же нам, когда он наскочил сзади? Сидеть по норам, дожидать,
чтобы кокнул? Ну и кинулись. Открыто скажу: и я бежал... А какая была
мысль? Сейчас ты меня, а потом изловчусь - я тебя... Сочтемся. Не пойду,
товарищ командир, куда показываете. Пускай один останусь - один буду
партизанить! Открыто скажу: что хотите со мной делайте, а не пойду.
Я спросил:
- Фамилия?
- Боец Пашко.
Ползунов поспешил подтвердить:
- Это, товарищ командир, истинно он, Пашко. Вы, может, опасаетесь, что
тут есть шпионы? Нет, товарищ командир, я всех тут признаю... И по
документам можно свериться. Книжки, ребята, у всех есть?
Я сказал:
- Винтовки у всех есть?
- У всех... У всех...
- Каждому отвечать только за себя. Гранаты есть?
- Есть! У меня есть!
Теперь голосов было поменьше.
- Порастеряли с перепугу? Ползунов, будешь за старшего. Построй людей.
Приведи в воинский вид. С гранатами - на правый фланг.
Не ожидая другой команды, люди стали торопливо строиться.
Ползунов сказал:
- Товарищ командир! Тут есть постарше меня званием.
- В званиях потом будем разбираться. Сейчас у всех вас одно звание:
дезертир.
Опять раздался голос Пашко:
- Не принимаю на себя!
- Молчать!
Пашко казался отважнее других, но я видел: первая доблесть солдата -
беспрекословное повиновение слову начальника - ему была чужда. Да, имей
хоть золотую голову, хлебнешь горя, если солдат не подготовлен, как
говорил Панфилов... Да, не надо бы их брать... С нерадостным сердцем я
скомандовал:
- Равняйсь! Ползунов, подровняй ряды! Смирно! Разговоры прекратить!
Шевеление прекратить! По порядку номеров рассчитайсь!
Ползунов доложил, что в строю вместе с ним восемьдесят семь бойцов.
Я сказал:
- Не бойцов! Восемьдесят семь беглецов, восемьдесят семь мокрых куриц!
Долгих разговоров у меня с вами не будет. Вы пустили слезу: примите нас.
Москва слезам не верит. Не верю и я. Мой приказ остается неизменным: ни
один трус, бежавший с рубежа, не войдет в расположение батальона. В наши
ряды встанут лишь бойцы. Вы отправитесь туда, откуда бежали. Вы пойдете
дальше - в тыл врагу. Пойдете сейчас. И вернетесь по трупам врагов. Тогда
вход будет открыт. Командиром отряда назначаю политрука Бозжанова.
Напра-во! За мной, арш!
Подобрав повод, я послал Лысанку ровным, небыстрым шагом. Вслед, строем
по два, следовали восемьдесят семь человек. Рядом со мной шел Бозжанов.
Он попросил указаний. Я буркнул:
- Погоди...
На душе было по-прежнему мрачно. Куда я веду их? Иду наобум, без
разведки, без плана, сам не знаю куда. Люди не разбиты на отделения, на
взводы, не знают места в бою, не сумеют принять боевых порядков. Хотя и
выстроены по два, они остались толпой.
Надо бы выделить головной дозор. Надо бы вызвать один или два взвода,
чтобы ворваться к немцам с двух, с трех сторон.
Надо бы... Эх, что еще надо бы...
Моментами мучительно сверлило сознание долга. Я понимал: я нужен
батальону, нужен до конца. Мое место не здесь! Зачем понесло меня во тьму,
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 [ 43 ] 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
|
|