болезненным кашлем. Один силуэт сзади на лестнице исчез. Мышлаевский
осторожно открыл болт, повернул ключ и открыл дверь, оставив ее на
цепочке.
она прикрывала его. Рука в сером просунулась и подала ему маленький
конвертик. Пораженный Мышлаевский увидал, что это действительно
телеграмма.
- Давай карандаш.
квадратика, Мышлаевский нацарапал: "Тур", шепнул Карасю:
все. Елена развернула квадратик и машинально вслух прочла слова:
исписано.
Ларион... что начала читать. Я совсем про нее забыла...
квартиру. Анюта взвизгнула. Елена побледнела и начала клониться к стене.
Грохот был так чудовищен, страшен, нелеп, что даже Мышлаевский переменился
в лице. Шервинский подхватил Елену, сам бледный... Из спальни Турбина
послышался стон.
ним Карась, Шервинский и насмерть испуганный Лариосик.
грохот.
вскричал силуэт. - Лисович - я... Лисович...
торчали вбок. Галстук висел на боку и полы пиджака мотались, как дверцы
взломанного шкафа. Глаза Василисы были безумны и мутны, как у
отравленного. Он показался на последней ступеньке, вдруг качнулся и рухнул
на руки Мышлаевскому. Мышлаевский принял его и еле удержал, сам присел к
лестнице и сипло, растерянно крикнул:
15
значительно раньше, чем обычно, опустела и без того не очень людная улица.
тротуара, летом темнившие окна Турбиных, все более обвисали в своих
снежных гребешках.
сосущим сердцем. Электричество зажглось почему-то в полсвета, а Ванда
накормила за обедом мозгами. Вообще говоря, мозги пища ужасная, а в
Вандином приготовлении - невыносимая. Был перед мозгами еще суп, в который
Ванда налила постного масла, и хмурый Василиса встал из-за стола с
мучительной мыслью, что будто он и не обедал вовсе. Вечером же была масса
хлопот, и все хлопот неприятных, тяжелых. В столовой стоял столовый стол
кверху ножками и пачка Лебiдь-Юрчиков лежала на полу.
достигло геркулесовых столбов.
так, чтоб она отлетела и стукнулась об угол буфета. А потом еще раз, еще и
бить ее до тех пор, пока это проклятое, костлявое существо не умолкнет, не
признает себя побежденным. Он - Василиса, измучен ведь, он, в конце
концов, работает, как вол, и он требует, требует, чтобы его слушались
дома. Василиса скрипнул зубами и сдержался, нападение на Ванду было вовсе
не так безопасно, как это можно было предположить.
буфет могут отодвинуть, и что тогда? А это никому не придет в голову. Все
в городе так делают.
внутренней стороны кнопками пришпиливали денежные бумажки.
замысловатый шелковый ковер.
денежное поле.
переворачивать.
стол перевернуть, чем лишиться всего. Слышала, что в городе делается?
Хуже, чем большевики. Говорят, что повальные обыски идут, все офицеров
ищут.
квартире потушила свет. Из буфета достала кулек с черствым хлебом и
головку зеленого сыра. Лампочка, висящая над столом в одном из гнезд
трехгнездной люстры, источала с неполно накаленных нитей тусклый
красноватый свет.
слез, как сверлящая зубная боль. Тошный порошок при каждом укусе сыпался
вместо рта на пиджак и за галстук. Не понимая, что мучает его, Василиса
исподлобья смотрел на жующую Ванду.
взор к потолку, - я была уверена, что убьют кого-нибудь из них. Нет, все
вернулись, и сейчас опять квартира полна офицерами...
впечатления, но сейчас, когда вся его душа горела в тоске, они показались
ему невыносимо подлыми.
расстраиваться, - ты прекрасно знаешь, что, в сущности, они поступили
правильно. Нужно же кому-нибудь было защищать город от этих (Василиса
понизил голос) мерзавцев... И притом напрасно ты думаешь, что так легко
сошло с рук... Я думаю, что он...
если, не дай бог, к нам явятся и спросят тебя, как председателя домового
комитета, а кто у вас наверху? Были они у гетмана? Что ты будешь говорить?
повернула жилистую шею.
общий коридор. Василиса вышел в коридор, пахнуло холодком, острое лицо
Ванды, с тревожными, расширенными глазами, выглянуло. Над ее головой в
третий раз назойливо затрещало электричество в блестящей чашке.
Турбиных - кто-нибудь сейчас же бы вышел, и не было бы так страшно. И он
побоялся это сделать. А вдруг: "Ты чего стучал? А? Боишься чего-то?" - и,
кроме того, мелькнула, правда слабая, надежда, что, может быть, это не
они, а так что-нибудь...
голосом, а над Вандой еще и еще затрещал звонок.
стрельнем через дверь...
сам, как снял цепочку.
пушинками. Вошло всего трое, но Василисе показалось, что их гораздо
больше.
надвинулся на Василису, Коридор повернулся, и лицо Ванды в освещенной