– Ваня, ты существо из каменного века, поездка в Подольск не нужна.
Утром девочка, ловко управляясь с какими-то аппаратами, отправила фотографии в редакцию, увидела подтверждение об их получении и довольно заявила:
– Давай научу с компом обращаться, полезная штука.
Она тут же приступила к уроку компьютерной грамотности, и у меня сложилось впечатление, что Миранда великолепно разбирается в предмете. А теперь выясняется, что у ребенка «два» по информатике!
– Очень запущенная девочка, – вздохнула Марина Львовна.
Мне в нос ударил запах алкоголя, перемешанный с ароматом мяты.
– Если ребенок не успевает в школе, это не его вина, – ответил я.
– А чья? – вытаращила злые глазки директриса.
– Учителя. Он не сумел правильно объяснить материал.
У Марины Львовны от возмущения порозовели щеки.
– Теперь понятно, отчего девочка плохо успевает! Учитель, значит, виноват! Да у нас в классах по сорок человек сидит! И есть учебный план, где четко определено, какую тему сколько времени проходить! Если преподаватель станет с каждым учеником возиться, он ничего не успеет!
– Но если ребенок не понял?!
– И что? Разжевывать, пока проглотит? Имейте в виду, мы не работаем с отдельными школьниками.
– А с кем вы работаете? – оторопел я.
– С коллективом в целом, – пояснила директриса. – Если класс прошел тему, педагог дает проверочную работу и идет дальше.
Я не нашелся, что сказать. Каким образом класс в целом может усвоить урок, если отдельные дети ничего не усвоили?
– Впрочем, – неожиданно заявила Марина Львовна, – «неуды» ерунда, можно и не обратить на них внимание, но вот это сочинение, честно говоря, переполнило чашу нашего терпения, смотрите!
Директриса вытащила из ящика помятую тетрадку и швырнула ее через стол. Я на лету ухитрился поймать «посылку».
– Вот, полюбуйтесь, – зло сказала Марина Львовна.
Я раскрыл яркую обложку, украшенную наклейками, и уставился на текст, написанный крупными буквами. Почерк у Миранды был замечательный: четкий и аккуратный.
ГЛАВА 26
«Сочинение
КАКОЙ Я ВИЖУ ШКОЛУ БУДУЩЕГО
Надеюсь, это будет не моя школа. Во всяком случае, сюда я никогда не отправлю своих детей. Я лучше вообще не рожу дочку, если ей предстоит учиться в таком отстойнике. В школе будущего не должно быть русички Раисы Ивановны, которая орет на уроках, дерется указкой, а хорошие отметки ставит только тем, чьи родители приволокли подарки. И математичке Ольге Федоровне, которая визжит, словно кот, которому прищемили хвост: „Придурки! Повторяю для идиотов!“, там не место. Единственный, кого можно пустить в школу будущего, – это физик Альберт Иванович. Он, хоть и зовется Альбертом, совсем даже не Эйнштейн, потому что очень часто неправильно решает задачи. Вернее, сначала пишет на доске условие, а потом списывает из задачника ответ, но путается и, зачастую глядя не туда, переносит на доску решение совсем другой задачки. Но он не злой, смеется, когда мы орем: „Ошибка вышла“, стирает цифры и говорит: „Голова у меня, ребятки, болит“. Все хочу ему посоветовать поменьше пить, да язык не поворачивается, потому что от Альберта Ивановича ушла жена и он теперь заливает горе водкой. Его можно поставить в гардеробе, он добрый и не стал бы драться шваброй и материться, как бабка Нюра, которую держат в школе только потому, что она свекровь нашей биологички Риммы Андреевны. Если это правда, насчет свекрови, то тогда понятно, отчего Римма Андреевна всегда злая и ставит только двойки, мне даже ее жаль, хотя все остальные зовут училку Гоблином. Самый нормальный дядька у нас физкультурник Сергей Михайлович, правда, любит рассказывать, как в молодости отсидел три года на зоне за хулиганку, мы уже выучили выдаваемый им текст наизусть, но Серегу вполне можно оставить и в школе будущего, потому что он не вредный. Когда англичанка Нонна Евгеньевна, которой муж изменил с любовницей, выгнала ни за что из класса Таню Ромашину и влепила той „кол“ в четверти, Серега, увидав рыдающую Танюху, уладил дело. Пошептался с Нонной, и та, сменив гнев на милость, исправила единицу на тройку. Наши все уверены, что Сергей Михайлович живет с ней, но я думаю, это неправда, потому что Нонна Евгеньевна жутко противная и не моется. Когда она на уроке подходит ко мне, я стараюсь не дышать.
Честно говоря, я не слишком-то верю, что в школе будущего дело поставят по-иному. Где найти таких педагогов, как Януш Корчак, который пошел со своими учениками в газовую камеру? Таких нет. Если бы на месте Корчака оказалась наша директриса Марина Львовна, то она живенько бы запихнула нас в душиловку, а сама удрала бы, не оглядываясь. А то бы и предложила: „Вы их скорей поубивайте, не ученики, а отморозки“. Нет, мои дети пусть лучше сидят дома, я сама их всему научу. Ну какие знания может дать Анна Геннадьевна по информатике? Я тут спросила у нее: „А у вас “аська“ на домашнем компе есть?“ А Анна Геннадьевна вытаращилась и заявила: „Какая Аська?“ Вот ведь как, преподает информатику, а сама ничего про ай си кью не знает!»
Под сочинением стояла огромная красная двойка. Педагог, ставивший отметку, был так зол, что прорвал ручкой тетрадный листок.
– Не понимаю, – пожал я плечами, – отчего ребенок получил неудовлетворительную отметку? Во всем тексте я не вижу ошибок, ни орфографических, ни синтаксических.
Марина Львовна подскочила:
– Издеваетесь, да? Вы плохо прочитали содержание?!
– Ребенок заслужил за грамотность пятерку!
Директриса стала такой красной, что я было подумал предложить ей воды.
– За такое отличную оценку?!! Поощрить наглую хамку?!
– Но текст абсолютно грамотен, с точки зрения русского языка, в нем нет никаких погрешностей!
– Прекратите! – заорала Марина Львовна и закашлялась, очевидно, злоба душила директрису.
Я подождал, пока она перестанет давиться, и сказал:
– На вашем месте я испугался бы до ужаса, оттого что во вверенном мне учреждении работают такие кадры, и сказал бы Миранде «спасибо», похоже, остальные ученики, несмотря на юный возраст, уже стали законченными конформистами и написали в своих работах то, что хотели увидеть педагоги. Только один ребенок проявил наивность и честность, разве за это следует наказывать? На мой взгляд, двойки нужно ставить тем, кто решил заняться педагогикой в вашей, с позволения сказать, школе!
Через полчаса, выслушав подробный отчет о прегрешениях Миранды, я спустился на первый этаж. Девочка сидела на стуле возле раздевалки, на ее мордочке гуляла презрительная улыбка, но глаза смотрели испуганно.
– Что, выперли меня? – стараясь казаться безразличной, спросила Миранда и шмыгнула носом.
– Я сам забрал твои документы, – пояснил я.
– Настька меня убьет, – покачала головой девочка, – она терпеть не может, когда ей приходится улаживать такие дела. В прошлый раз обозлилась, схватила меня за волосы и как долбанет об автобус!
– Об автобус? – оторопел я.
– Ага, – снова шмыгнула носом Миранда, – у нее машина в тот день испортилась, и мы из очередной школы на автобусе ехали. Настька не сдержалась, отвесила мне плюху, а я лбом прямо на стенку налетела. Ну не поверишь, автобус помяла! Наверное, у меня башка железная!
– А за что тебя из предыдущей школы прогнали?
Миранда хихикнула:
– Классную жабой назвала.
Я покачал головой:
– Нехорошо грубить взрослым!
– А зачем она Настю проституткой обозвала, – взвилась Миранда, – и вообще, она первая начала! Вызвала меня к доске и завела: «Что за юбка? В путаны готовишься? Хотя яблоко от яблони недалеко падает! Мать проститутка, и ты такая же будешь», ну я и ответила: «Жаба старая, просто завидуешь Насте, потому что она молодая, красивая и с мужиками, а на тебя никто и не польстится уже!»
Миранда откинулась на спинку сиденья и рассмеялась.
– Прикинь, она стала зеленой-зеленой – и к директору! Между прочим, Настька скромная, она просто так одевается, но ведь ей иначе нельзя. В общем, выперли меня из школы, пришлось сюда переходить!
Я припарковал машину. Миранда удивленно распахнула глаза:
– Мы куда?
– Послушай, – тихо сказал я, – тебе следует научиться себя правильно вести, и исчезнут все проблемы.
Миранда сморщилась:
– Ваня! Только не заводись! Заранее знаю, что скажешь. Вынь сережку из носа, делай домашние уроки, ложись спать в девять, говори всем «спасибо»… Знаешь, вот от тебя я занудства не ожидала, честно говоря, ты начинаешь меня разочаровывать.
– Ты не дослушала до конца…
– И не собираюсь, – надулась девочка.
– Я вовсе не думал читать тебе мораль, хотя сережку из носа надо обязательно вытащить. Из-за лишней дырки в ноздре у тебя нарушилась в этом органе вентиляция, и теперь ты постоянно льешь сопли. Кстати, такие проблемы у всех, кто делает пирсинг в носу.
– Как бы не так, – обозлилась моя спутница, – что же, по-твоему, все арабки и индианки сопливые?
– Они нет, а российские девушки да.
– Это еще почему?
– В странах Арабского Востока и Индии теплый климат, – пояснил я, – там никогда не бывает холодов, и местные женщины могут позволить себе любые украшения в носу, а в России зима восемь месяцев, в органе обоняния неправильно циркулирует ледяной воздух, что приводит сначала к насморку, потом гаймориту, затем синуситу, а там и до менингита недалеко. Но сейчас речь не о твоем здоровье, а о поведении.
– И слушать не хочу! – надулась Миранда.
– Помнишь, ты рассказывала мне о драке с девочкой Леной?
– Ну!
– И как дело было, повтори-ка историю.
– Обычно, – пожала плечами Миранда, – она мне за шиворот кусок хлеба в столовой сунула, а я ее мордой в суп ткнула.
– Что же получилось? Виноват кто оказался?
– Я, – тяжело вздохнула Миранда, – к директору отвели.
– А Лена?
– Она плакала, и ее все утешали, – заорала девочка, – лгунья! Сама первая начала, а когда получила в ответ, мигом захныкала. Я объяснила, что только защищалась, да меня никто не послушал.
– Вот об этом и речь!
– О чем?
– Когда Лена сунула тебе за шиворот кусок булки, надо было моментально заплакать, сказать, что у тебя аллергия на хлеб, начать чесаться и размазывать по лицу слезы. Тогда бы наказали Лену, а тебя бы жалели.
– Вот еще! – дернула плечом Миранда. – Я не привыкла нюниться, сразу сдачи даю!
– Значит, всегда будешь виноватой!