появился при дворе, вскоре стал принимать участие во всех увеселениях принца
Эргебзеда, и, естественно, оказался вовлеченным в интриги с хорошенькими
женщинами. Я узнал женщин всех наций, всех возрастов, всех общественных
положений, - немногие из них были жестоки со мной. Не знаю, обязан ли я был
этим своему высокому рангу, ослеплявшему их, или им нравилась моя речь, или,
наконец, их привлекала моя внешность. В то время я обладал двумя качествами,
с которыми быстро продвигаются в любовных делах: отвагой и самонадеянностью.
вечером на приеме или за игрой у Манимонбанды, проводил с ней ночь, а на
следующий день мы снова были почти незнакомы. Одна из забот этих женщин -
раздобывать себе любовников, даже отбивать их у лучших подруг; другая забота
- отделываться от них. Из опасения оказаться ни при чем они, будучи заняты
одной интригой, уже выискивают случаи завязать две-три других. Они владеют
несметным количеством уловок, чтобы привлечь мужчину, которого они себе
наметили, и тысячами способов избавиться от любовника. Так всегда было и так
всегда будет. Я не буду называть имен, но я узнал всех женщин при дворе
Эргебзеда, отличавшихся молодостью и красотой. И все эти связи возникали,
рвались, возобновлялись и забывались меньше, чем в полгода.
буржуазок и нашел, что они притворщицы, гордятся своей красотой, любят
разглагольствовать о чести, и почти при всех них состоят свирепые, зверские
мужья или особого рода кузены, - последние целые дни напролет разыгрывали
влюбленных перед своими кузинами и весьма мне не нравились. Нельзя было ни
минуты побыть с ними наедине: эти скоты то и дело появлялись, расстраивали
свидания и, под всякими предлогами, вмешивались в разговор. Несмотря на все
препятствия, мне удалось добиться своего от пяти или шести таких дур, чтобы
затем бросить их. Больше всего меня забавляло в связях с ними то, что они
носились с чувствами, и надо было тоже с ними носиться; а говорили они о
чувствах так, что можно было умереть со смеху. К тому же, они требовали
внимания, маленьких услуг; если их послушать, то оказывалось, что вы
погрешали против них каждую минуту. Они проповедовали такую корректную
любовь, что, казалось, надо было отказаться от всяких притязаний. Но хуже
всего то, что у них не сходило с языка ваше имя и что иногда вы бывали
вынуждены показываться публично вместе с ними и подвергались риску нарваться
на глупейшее буржуазное приключение. В один прекрасный день я убежал из этих
магазинов, с улицы Сен-Дени, чтобы никогда больше туда не возвращаться.
домик в восточном квартале и помещал там одну за другой девушек из тех, что
сегодня встречаешь, а завтра забываешь, с которыми сегодня говоришь, а
завтра не удостаиваешь словом, и которых прогоняешь, когда они надоедят. Я
собирал туда приятелей и оперных певиц, там устраивались интимные ужины,
которые принц Эргебзед несколько раз почтил своим присутствием. Ах,
сударыня, у меня были восхитительные вина, чудесные ликеры и лучший повар в
Конго.
исполнение в одной удаленной от столицы провинции, где квартировал мой полк.
Я уехал из Банзы, чтобы сделать ему смотр, - только это дело заставляло меня
удаляться из города. Моя поездка была бы непродолжительна, если бы не
причудливая затея, которую я осуществил. В Барути был монастырь, где жили
самые редкие красавицы; я был молод и безбород, и задумал туда проникнуть
под видом вдовы, ищущей защиты от соблазнов развращенного века. Мне сшили
женское платье, я нарядился в него и отправился для переговоров к
монастырской решетке. Меня встретили приветливо, утешили меня в потере
супруга. Мы уговорились о размере моего вклада, и я был принят.
изрядное количество, в большинстве молодых и на редкость свежих. Я осыпал их
любезностями и скоро сделался их подругой. Не прошло и недели, как меня
посвятили во все интересы маленькой республики Мне обрисовали характеры,
рассказали анекдоты. Я получил всякого рода признания и увидал, что мы,
простые смертные, не лучше монахинь владеем даром злословия и клеветы. Я
строго соблюдал устав. Я усвоил вкрадчивые манеры и слащавый тон, и уже
перешептывались о том, что община будет счастлива, если я постригусь.
девственнице, которая только что приняла первое посвящение. Это была
восхитительная брюнетка. Она называла меня своей мамой, а я называл ее: мой
маленький ангел. Она дарила мне невинные поцелуи, а я возвращал ей весьма
нежные. Юность любопытна. Зирзифила при всяком удобном случае заговаривала
со мной о браке и о супружеских радостях; она расспрашивала меня об этом, -
я искусно подогревал в ней любопытство. Переходя от вопросов к вопросам, я
довел ее до практического применения теории, которой ее обучал. Это была не
единственная послушница, которую я наставил. Несколько молодых монахинь
также приходили пополнять свое образование в моей келье. Я так искусно
пользовался обстоятельствами, распределял свидания и время, что никто не
сталкивался. Что же вам сказать еще, сударыня? Благочестивая вдова породила
многочисленное потомство. Но когда, наконец, разразился скандал, о котором
сначала потихоньку вздыхали, и совет старших сестер, собравшись, призвал
монастырского врача, я стал обдумывать бегство. И вот однажды ночью, когда
все в доме спали, я перелез через стену сада и удрал. Я отправился на воды в
Томбино, куда доктор послал полмонастыря и где я закончил в костюме кавалера
работу, начатую мной в платье вдовы. Вот, сударыня, деяние, о котором помнит
вся страна и виновника которого знаете лишь вы одна.
развлечениях, - много женщин всякого рода, - и обнаружил полное отсутствие
искренности, сколько угодно клятв и никакого соблюдения тайны.
что вы никогда не любили.
только за наслаждением и за теми, которые мне его обещали.
фаворитка. - Какую все это имеет цену, когда сердце молчит?
восемнадцать, двадцать лет?
сказать о женщинах?
ими руководят три силы: корысть, похоть и тщеславие и что нет, быть может,
такой женщины, которой не владела бы одна из этих страстей, а те, что
совмещают в себе все три страсти, - настоящие чудовища.
женщин и нельзя положиться, их все же можно извинить: когда темперамент
возбужден, - это бешеный конь, уносящий всадника в простор, а почти все
женщины скачут на этом животном.
называет кавалера Кайдара своим великим конюшим.
султанша Селима. - Неужели вы искренно хотите обесчестить пол, который
доставлял вам наслаждения и которому вы платили тем же? Как! Неужели среди
такого множества женщин не нашлось ни одной, захотевшей быть любимой и
достойной этого? Нет, это неправдоподобно.
повинуюсь, что годы не ослабили власть любезной женщины над моим сердцем.
Да, сударыня, я любил, как и все. Вы хотите все знать, я все вам скажу, и вы
будете сами судить, справился ли я как следует с ролью любовника.
спать.
немного передохну.
отдыхать, я порасспрошу Киприю.
что говорите. Это сокровище вовлечет вас в путешествия, которым не будет
конца.
предостережениями Мирзозы, запасся самым сильным средством против сна, и
прибавляет, что лейбмедик Мангогула, его личный друг, сообщил ему этот
рецепт, который он и приводит в качестве предисловия к своему труду. Но от
этого предисловия сохранились лишь последние строчки, которые я и привожу:
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ ПРОБА КОЛЬЦА.
Мангогул с удивлением обозревал великолепные апартаменты Киприи. Эта
женщина, при помощи своего сокровища, приобрела состояние, которое можно
было сравнить с богатством крупнейшего откупщика. Пройдя длинную анфиладу
комнат, одна роскошнее другой, он вошел в салон, где в центре
многочисленного круга гостей узнал хозяйку дома по неимоверному количеству
безобразивших ее драгоценных камней и ее супруга - по добродушию,
написанному у него на лице. Два аббата, остроумец и три академика Банзы