совет, но будь у меня повод, я рассказал бы ему о своем горьком опыте. Я не
хотел, чтобы видели, как я разговариваю с ним, я боялся, как бы не подумали,
что я порчу его, толкаю его ко злу и совращаю его, а может быть, боялся, что
и в самом деле это сделаю. А что, если во мне кроется источник такой заразы,
кто знает? Припомните мою историю, сопоставьте ее с теми чувствами, какие
молодой Уолтер Гэй вызвал у меня, и, если возможно, судите обо мне более
снисходительно, Джеймс.
побледнел, увидев его, и стал еще бледнее, когда Уолтер схватил его за руку
и сказал шепотом:
мне сказать, как я вам сочувствую! Как сожалею о том, что явился злосчастной
причиной всего происшедшего! Я готов смотреть на вас, как на моего
покровителя и защитника. Как я глубоко, глубоко признателен вам и жалею вас!
- говорил Уолтер, пожимая ему обе руки и, в волнении, вряд ли сознавая, что
делает. Так как комната мистера Морфина находилась поблизости и никого там
не было, а дверь была раскрыта настежь, они как будто по обоюдному
соглашению направились туда; ибо редко случалось, чтобы кто-нибудь не
проходил по коридору. Когда они пошли и Уолтер увидел на лице мистера
Каркера следы душевного смятения, ему почудилось, что он еще никогда не
видел этого лица - так сильно оно изменилось.
отделяет меня от вас, и пусть всегда будет так. Вы знаете, кто я таков?
пристально смотревшего на него.
один год - к этому уже давно клонилось дело, но началось примерно в то
время. Я их ограбил в первый раз, когда стал совершеннолетним. Я грабил их и
после. Прежде чем мне исполнилось двадцать два года, все открылось. И тогда,
Уолтер, я умер для всех.
их выговорить и вообще ничего не мог сказать.
снисходительность! И этого также - его сына, который в ту пору только-только
вошел в дела фирмы, где я пользовался огромным доверием! Меня вызвали в ту
комнату, которую занимает теперь он, - с тех пор я ни разу туда не входил, -
и я вышел из нее таким, каким вы меня знаете. В течение многих лет я занимал
нынешнее мое место - один, как и теперь, но тогда я служил признанным и
наглядным примером для остальных. Все они были милостивы ко мне, и я остался
жить. С годами мое горькое искупление приняло иную форму, ибо теперь, за
исключением трех руководителей фирмы, мне кажется, нет здесь никого, кто бы
знал подлинную мою историю. К тому времени, когда подрастет мальчик и ему
расскажут ее, мой угол, быть может, опустеет. Хотел бы я, чтобы так и
случилось! Вот единственная перемена, происшедшая со мною с того дня, когда
я в той комнате распрощался навсегда с молодостью, надеждой и обществом
честных людей. Да благословит вас бог, Уолтер! Сохраните себя и всех, кто
нам дорог, от бесчестья, а если не удастся, лучше убейте их!
ознобе, и залился слезами, - вот все, что мог добавить к этому Уолтер, когда
старался полностью восстановить в памяти то, что произошло между ними.
конторкой, по-прежнему молчаливый, апатичный, приниженный. Тогда, видя его
за работой и понимая, как твердо он решил прекратить всякое общение между
ними, и обдумывая снова и снова все, что видел и слышал в то утро за такой
короткий промежуток времени в связи с историей обоих Каркеров, Уолтер едва
мог поверить, что получил приказ ехать в Вест-Индию и скоро лишится дяди
Соля и капитана Катля и редких мимолетных встреч с Флоренс Домби, - нет, он
хотел сказать - с Полем, - и всего, что он любил, к чему был привязан и о
чем мечтал день за днем.
сидел, с тяжелым сердцем размышляя об этом и подпирая голову рукой,
рассыльный Перч, спустившись со своей подставки из красного дерева и тронув
его за локоть, извинился и осмелился шепотом его спросить, не удастся ли ему
переправить домой, в Англию, банку имбирного варенья по дешевой цене для
подкрепления миссис Перч, когда она будет поправляться после следующих
родов?
ГЛАВА XIV
молодые джентльмены с потускневшими глазами, собранные в доме доктора
Блимбера, не обнаружили. Такое сильное выражение, как "распускают", было бы
совершенно неуместно в этом благопристойном заведении. Молодые джентльмены
каждые полгода отбывали домой; но их никогда не распускали. Они отнеслись бы
с презрением к такому факту.
батистовый шейный платок, каковой он носил по особому желанию миссис Тозер,
своей родительницы, предназначавшей его для принятия духовного сана и
придерживавшейся того мнения, что чем раньше сын пройдет эту предварительную
стадию подготовки, тем лучше, - Тозер сказал даже, что, если выбирать из
двух зол меньшее, он, пожалуй, предпочел бы остаться там, где был, и не
ехать домой. Хотя такое заявление и может показаться несовместимым с тем
отрывком из сочинения, написанного на эту тему Тозером, где он сообщал, что
"мысли о доме и все воспоминания о нем пробудили в его душе приятнейшие
чувства ожидания и восторг", а также уподоблял себя римскому полководцу,
упоенному недавней победой над икенами * или нагруженному добычей, отнятой у
карфагенян, и находящемуся на расстоянии нескольких часов пути от Капитолия,
каковой в целях аллегории являлся предположительно местожительством миссис
Тозер, - однако это заявление было сделано совершенно искренне. Ибо
оказалось, что у Тозера есть грозный дядя, который не только добровольно
экзаменует его в каникулярное время по непонятным предметам, но и цепляется
за невинные события и обстоятельства и извращает их с той же гнусной целью.
К примеру, если этот дядя брал его в театр или, прикрываясь маской
добродушия, вел посмотреть великана, карлика, фокусника или еще что-нибудь,
Тозер знал, что он заблаговременно прочел у древних авторов упоминание об
этом предмете, и посему Тозер пребывал в смертельном страхе, не ведая, когда
дядя разразится и на какой авторитет будет он ссылаться, уличая его в
невежестве.
секунду не оставлял его в покое. Столь многочисленны и суровы были душевные
испытания этого злополучного юнца в каникулярное время, что друзья семьи
(проживавшей в ту пору в Лондоне, близ Бейзуотера) редко приближались к
пруду в Кепсингтон-Гарден не чувствуя туманных опасений увидеть шляпу
мистера Бригса плавающею на поверхности и недописанное упражнение лежащим на
берегу. Поэтому Бригс вовсе не был преисполнен радостных надежд по случаю
каникул; а эти двое, помещавшиеся в одной спальне с маленьким Полем, были
очень похожи на всех прочих молодых джентльменов, ибо самые легкомысленные
из них ждали наступления праздничного периода с кроткою покорностью.
каникул должно было ознаменоваться разлукой с Флоренс, но кто станет думать
об окончании каникул, которые еще не начались? Конечно, не Поль! Когда
приблизилось счастливое время, львы и тигры, взбиравшиеся по стенам спальни,
стали совсем ручными и игривыми. Мрачные, хитрые лица в квадратах и ромбах
вощанки смягчились и посматривали на него не такими злыми глазами. Важные
старые часы более мягким тоном задавали свой безучастный вопрос; а
неугомонное море по-прежнему шумело всю ночь, мелодично и меланхолически, -
однако мелодия звучала приятно, и нарастала, и затихала вместе с волнами, и
баюкала мальчика, когда он засыпал.
каникулам. Мистер Тутс собирался превратить в каникулы всю жизнь, ибо, как
неизменно сообщал он каждый день Полю, это было его "последнее полугодие" у
доктора Блимбера, и ему предстояло немедленно вступить во владение своим
имуществом.
друзья, несмотря на разницу в возрасте и положении. Так как вакации
приближались и мистер Тутс сопел громче и таращил глаза в обществе Поля чаще
прежнего, Поль понимал, что тот хотел этим выразить грусть по поводу близкой
разлуки, и был ему очень благодарен за покровительство и расположение.
равно как и для всех молодых джентльменов, что Тутс каким-то образом
сделался защитником и покровителем Домби, и факт этот был столь очевиден для
миссис Пипчин, что славная старуха питала злобу и ревность к Тутсу и в
святая святых своего собственного дома не раз поносила его как "безмозглого
болвана". А невинному Тутсу не приходило в голову, что он возбудил гнев
миссис Пипчин, так же как не приходила в голову какая бы то ни было иная
догадка. Напротив, он скорее был склонен считать ее замечательной особой,
обладающей многими ценными качествами. По этой причине он улыбался ей с
такою учтивостью и столь часто спрашивал ее, как она поживает, когда она
навешала маленького Поля, что в конце концов как-то вечером она сказала ему
напрямик, что не привыкла к этому, что бы он там ни думал, и не может и не
хочет сносить это от него или от другого молокососа; после такого
неожиданного ответа на его любезности мистер Тутс был так встревожен, что
спрятался в укромном местечке и оставался там, покуда она не ушла. С тех пор
он ни разу не встречался лицом к лицу с доблестной миссис Пипчин под кровом
доктора Блимбера.
однажды Поля к себе в комнату и сказала: