выходками... это аналогично тому, как некоторые любят, когда на груди у них
болтаются ордена... сейчас он поднес трубку ко рту и смеется или, может
быть, плачет. Ага, какой-то звук... скрипнула дверь... Но я слышу громкий
мужской вопль... кричит человек... хриплый испуганный голос...
x x x
времени, когда мгла, точно щеткой, смела и женщин, вышедших за покупками к
ужину, и грузовики, развозящие молоко, и серебристые автомашины, когда
разложена по полочкам большая часть тех, кто ежедневно ходит на работу, и
лишь людям, которые по дороге домой забредают кое-куда и притворяются
пропавшими без вести, возвращаться еще рано... я останавливаюсь... как раз у
того места, где он исчез.
прежде всего мне бы следовало сообщить ей о самоубийстве Тасиро, но я
почему-то все еще колеблюсь.
Тасиро, что он напал на его след - хоть это и противоречит действительности,
- большой шаг вперед в розысках, это позволило бы мне без зазрения совести
говорить о блестящем успехе, но Тасиро смешал все мои карты. И на следующее
утро мне волей-неволей пришлось идти в "Камелию".
воздуха, ударяясь об острые углы зданий, завывает на таких низких тонах, что
ухо не может уловить их... все поры на теле застывают, и застывшая кровь,
влившись в сердце, превращает его в красный ледяной мешок в форме сердца.
Выщербленный асфальтовый тротуар. На газоне по-прежнему валяется все тот же
рваный белый мяч. В свете ртутного фонаря мои запыленные ботинки сверкают,
будто позолоченные. Труп растрескавшийся дороги. Заброшенный, как и я, люк в
пожухлой траве.
я был последним человеком, с кем вел свой последний разговор Тасиро, мне не
избежать преследования полиции. А я еще больше ухудшил свое положение хотя
бы уже тем, что немедленно не сообщил в полицию о случившемся. Чрезвычайно
запутанная ситуация - для шефа она невыносима. Нельзя сказать, что шеф
предложил мне уйти с работы, - это верно, но он и не отверг моего заявления.
По выражению лица ни о чем не догадаешься, лишь глаза ласковее, чем
обычно... Работать самостоятельно - это, конечно, хорошо, но стоит мне хоть
чуть ослабить вожжи, и человека начинает заносить, а считают, что я
придираюсь из-за дурного характера. Сколько угодно примеров того, что конец
жизни почти всегда болото... у тебя, по-моему, большое самообладание, может
быть, потому и совершаешь эту ошибку... наша профессия такая - весь путь
перед тобой усеян ловушками... не хочу сказать ничего плохого, но для тебя
лучше всего раз и навсегда сменить профессию... мир огромный, люди живут
по-разному... ждем вас у себя в качестве уважаемого клиента, заявителя с
толстой пачкой денег. По старой памяти мы подберем вам самого лучшего агента
и сделаем для вас все, что в наших силах...
всего, когда ты бежишь от них. Но полиция так и не показалась. Кажется,
худшего я избежал. Опасность была не столь уж нереальной, хотя о моих
разговорах с Тасиро знали только женщина, шеф, ну и сам Тасиро.
зависит от твоих собственных сил, а ожидание - какие бы усилия ты ни
прилагал, ничего изменить не может. К тому же от двухдневного пьянства я
чувствовал себя отвратительно - три раза меня выворачивало. А может быть, за
тем окном женщина тоже ждет? Скорее всего, полосатая штора не служит знаком
того, что он вернулся. В противном случае был бы, конечно, звонок в
агентство и я получил бы сведения от шефа. Полосатая штора означает что-то
другое. Может быть, женщина все еще ждет? Но у меня не хватает мужества
позвонить у той двери. Сменилась штора, и там внутри, несомненно, произошли
какие-то перемены, даже если он и не вернулся. А кроме того, и во мне
произошла перемена. Я ушел со службы в агентстве, которому женщина поручила
розыск, я уже не агент, и женщина для меня уже не заявительница. Шеф дал мне
последнее поручение: узнать, имеет ли она намерение продолжать розыски, даже
если они будут поручены другому сотруднику, но и это я решил сделать лишь
после того, как завтра утром порыскаю в "Камелии". Малодушие, может быть, но
другого выхода у меня нет, и я не знаю, куда себя девать.
собой, моя жена ни разу не позвонила, и единственный человек, кто остался у
меня, - женщина, которая не устает ждать.
тоже, видимо, буду одним из тех, кто исчез. Нет, не только я. И женщина,
разговаривающая сама с собой и пробуждающаяся только опьянев, - ведь
фактически подтвердить ее существование может лишь налоговый инспектор из
муниципалитета. Смешная игра в прятки, когда несуществующие люди ищут друг
друга.
подходит автобус и слышны шаги, но людей не видно... есть лишь уставшая от
ожиданий черная, пустая перспектива... но я продолжаю ждать... медленно иду,
останавливаюсь, поворачиваюсь на каблуках и снова иду... буду ждать сколько
угодно... пока ждет женщина, буду ждать вместе с ней и я... точно по трубам,
разносится звук с силой захлопнутых где-то вдали металлических дверей и
отдается в ушах, как глубокий вздох земли. Тихий собачий вой прорезает
пустоту. Действительно ли все исчезают?
x x x
улице все однотонно, краски еще не вернулись, но уже достаточно светло,
чтобы различать очертания предметов. Как раз час, когда автомобили только
начинают тушить фары, а в "Камелии" еще горит свет и сквозь черную сетчатую
штору видно, что делается внутри. Кафе, темные дела которого все время
привлекают мое внимание, битком набито волнующимися людьми. Мое донесение
могло остаться в неизменном виде, стоило лишь исправить число с
четырнадцатого на пятнадцатое... По всей вероятности, из кафе еще плохо
видна улица. Действительно, все с сосредоточенным видом повернулись к стойке
и совершенно не обращают внимания на то, что происходит на улице, и не
принимают никаких мер предосторожности. Не исключено, что сторож со стоянки
каким-то способом тайно связался с ними...
из завсегдатаев и расспросить о нем. Я уже безработный и не собираюсь силой
вытягивать из него сведения, окажись он неразговорчивым, и совсем не думаю о
том, чтобы принуждать его к этому с помощью шантажа, запугивая разоблачением
темных дел, которые здесь творятся. Обратив внимание, что объявление
"Требуется официантка" написано заново, толкаю дверь кафе, в которое я уже
приходил столько раз, и в тот миг, как я беспечно окунаюсь в шум и духоту...
наткнулся на враждебные взгляды нескольких человек, обернувшихся в мою
сторону, и в то же мгновение рука, протянувшаяся из-за двери, схватила меня
за шиворот, а другая изо всех сил ударила по голове. Нет, это была не рука,
а скорее палка. Похоже, гибкая резиновая дубинка. Тупо сдавило грудь. Во рту
вкус желудочного сока. Меня били по лицу, пинали ногами, но особой боли я не
ощущал. Боль я почувствовал, когда меня выволокли из кафе, бросили около
стоявшей рядом машины и стали бить ногами по голове и животу. Резкая боль
вспыхивает фейерверком, пробегает искрой, дав импульс сердцу. Может быть, от
этого я и прихожу в сознание. Кто-то открывает дверцу машины, другой, взяв
меня под мышки, вталкивает внутрь. Торчащие наружу ноги втискивают под
приборную доску и грубо захлопывают дверцу. Сработано специалистами. Жаль,
что не удалось рассмотреть лица человека, который заталкивал меня в машину.
этого как будто боль не усиливается. Руки в крови. Смотрю в зеркало над
ветровым стеклом - все лицо залито кровью, будто его специально разрисовали
кисточкой. Нос распух, дыхание тяжелое. Достаю из-под сиденья старое
полотенце для протирки стекол и вытираю кровь. Но запекшуюся кровь так легко
не сотрешь. Да и из носа кровь все еще идет. Зажимаю нос, откидываю голову и
некоторое время остаюсь в таком положении. Но медлить нельзя. Там, где я
нахожусь, сейчас еще почти безлюдно, окно "Камелии" уже превратилось в
черное зеркало, пейзаж приобрел краски, вот-вот наступит утро, и на тихую
безлюдную улицу хлынет поток людей. Мне не для чего выставлять такое лицо на
всеобщее обозрение. Сворачиваю жгутиками бумажную салфетку и затыкаю нос.
Ощущая взгляды, несомненно устремленные на меня из окна "Камелии", медленно
отъезжаю. Сторожка автомобильной стоянки еще погружена во тьму, и старика, к
сожалению, разглядеть невозможно.
x x x
фонари уже сомкнули веки, дорога расширяется - на глаз метров десять...
только кое-где в распахнутых парадных еще сохранились остатки ночи.
Последние машины, развозящие молоко, проносились мимо вниз по склону,
громыхая пустыми бутылками.
ступеньки. И вот белый звонок у белой металлической двери с темно-зелеными
наличниками... прошел всего лишь один день, а у меня состояние как у
матроса, ступившего на сушу после многомесячного плаванья... какое бы
значение ни таила в себе полосатая штора, человеку с окровавленным лицом,