Чтение 43–й страницы книги ~Отель "Империал": выход в WINDOWS~

-- Сан Саныч, -- обратился к нему Братченко, -- может, мы не будем вам
мешать, пойдем на воздухе поговорим с Петром Ильичом, а еще лучше,
прогуляемся в участок?

-- Ладненько, -- согласился Пегов, -- добре, як кажут на Вкраине.

Братченко и Чабанов медленно, беседуя, пошли через всю площадь к
станции, участок находился за рынком и второй станцией, можно сказать,
платформой Фрязево, которая виднелась сразу после развилки. В сыром
пешеходном переходе под рельсами станции Одинцово стоял саксофонист и играл
какой-то красивый блюз.

-- Вы знали семьи Похваловых и Юсицковых?

-- Да у нас ж-т все друг друга знают, а уж тем более я. Домов-то в
ведении всего около ж-т двадцати. Все в ряд, вернее, в два ряда стоят вон
там, за тем бетонным забором, видите лаз?

Они уже прошли рынок, Чабанов кивал знакомым, покручивал ус и сдвигал
брови, когда видел непорядок.

-- Степановна, опять пьяная, иди домой, -- рыкнул он на какую-то
непромытую мочалку, которая тут же шмыгнула в кусты.

Потом они прошли платформу Фрязево и оказались в застройках хрущевского
типа, среди берез, совсем недавно выпустивших свои листики из почек.

-- Соседи ж-т мы все тут. Витя Похвалов без отца, это самое, рос, а
отца его я знал. Всегда фуражку поднимет, волосы пригладит, говорит: привет,
гражданин начальник. Неплохой ж-т был мужик. Сгорел, что называется, на
работе.

-- Вы, я чувствую, не очень его любили? -- заметил Братченко, услышав в
голосе Петра Ильича глубоко спрятанную надменность.

-- А че мне его ж-т любить? Он в другом ведомстве служил, ничем не
гнушался. Да и сынок его мне...

-- Нервы попортил? -- подсказал Братченко.

-- Да не... -- тягуче ответил Чабанов. -- Он мне ж-т просто противен,
как такие ж-т люди живут, откуда берутся. И ведь пробился ж-т, говорят, в
Москве на самые верхи. Приезжал тот год, да не, года ж-т два назад к матери
на похороны на четырех машинах, прямо Джеймс Бонда какой.

-- А чем же он такую память о себе оставил?

-- Да вот, вы ж-т спрашивали еще про Юсицкова, так тот туда же. Да
потрусливей, послабей был, все туточки ж-т под Витькину дудку плясали. Ну,
кто, конечно, вровень по возрасту. Так они ж-т с Юсицковым приехали -- он,
Витек, и Юсицкова в Москву переволок, да говорят ж-т, уж убили обоих, -- так
вот они когда приезжали, одну девчонку ж-т тут малолетнюю соблазнили, да и
забрали с собой. Ну, ее не то чтобы соблазнили, видели Степановну? Так то
ж-т ее мать. Вот. А они ж-т в одном доме все живут, жили. Девка-то шальная
росла. Да уж больно ж-т мало ей лет было. Всего-то годков четырнадцать.

-- Двенадцать, -- поправил Братченко.

-- О, -- шлепнул его по руке Петр Ильич, -- ты, видать, знаешь?
Выходит, по всей Москве наша Зинка прогремела. Жива еще?

-- Жива, уже в приемнике-распределителе для несовершеннолетних.

-- Это вы зря, невредная она, хотя за два года ж-т с этими волками...
можно навостриться. Отца жалко, поедом ест себя мужик, а мать за два года
спилась окончательно, видал?

-- А отец что? -- насторожился Братченко. -- Непьющий?

-- А он ж-т в Москве работает, ему некогда пить. Только на выходные
приезжает, иссох весь, я говорю. А может, даже и заболел. Последнее время и
приезжать-то перестал почти. Может, и женщину себе завел...

-- Приезжал жену проведать? Или узнать, не вернулась ли дочь? Где, вы
говорите, он работает?

-- Да вот чего не знаю, -- Петр Ильич остановился и присел на лавочку
во дворе, -- а вон она идет, послушалась. Пьянчужки, они ведь послушные,
потому ж-т что заботу любят. Степановна, где теперь твой мужик? Вот человек
им интересуется.

Женщина, очень худая, опущенная, чернявая, остановилась возле своего
подъезда и мутным беспросветным взором поглядела на участкового, подошла
поближе, принеся с собой резкий запах своего немытого тела.

-- Этот? Евгения... Женьку ищет? Он на работе, -- пьяно произнесла она.

-- Ну, я ж-т и спрашиваю, на какой работе? -- поднажал Петр Ильич.

-- На работе на фирме какой-то, ну, в Москве, екст, -- с возмущением
произнесла Степановна и с трудом выговорила, -- он же в технике волочет, в
каплютерах.

Братченко записал также все данные девочки, зайдя в местное отделение,
в детскую комнату милиции. Потом съездил за фотографией из личного дела на
фабрику бумажной продукции, где раньше работал Евгений Александрович
Губарев, отец Зины.

Глава 6. В ДОМИНАНТЕ ОТЕЛЯ "ИМПЕРИАЛ"

Ах, русский, русский, что с тобою?

Михаил Лермонтов

ПЛЕН

Узкая тенистая дорожка, петляя, вскарабкивалась все выше и выше.
Почему-то именно ее освещал лунный свет, даже тень от высоких вязов падала
поперек дороги, за которой пристально следила пара острых глаз. Человек был
в маске, в черной вязаной шапочке с прорезями дли глаз и для рта. Жутковатое
зрелище -- словно огромная сова на веранде низенькой двухэтажной виллы.
Человек прижимал к животу автомат.

-- Сними ты эту амуницию, фраер, -- произнесли из глубины верхней
веранды, все двери которой были раздвинуты, -- кого ты ночью-то боишься?

-- Я не боюсь, просто привык. Даже забываю иногда снять маску.

Мужчина стащил с головы шапку-невидимку. Это был высокий, стриженный
ежиком культурист, довольно красивый: резкие складки, идущие от крыльев носа
к губам, немного неправильный прикус, торчащие клыки, надбровная часть
тяжело нависала на глаза.

В ванне посередине веранды заплескалось какое-то тело, словно огромный
сом полез на воздух, на белые края ванны, сшибая все банки-склянки на пол.

-- Ну, что тебе не сидится? -- обернулся второй, тот, что говорил из
комнаты, он раскачивался в кресле-качалке возле ванны. -- Замерз? Сейчас я
тебе горяченькой подбавлю...

-- Ай, горячую воду отключили на профилактику. Трубы будут менять,
через год включат.

Немолодой тучный мужчина, сидевший в ванне в куртке и джинсах вторые
сутки, замычал, а потом и вовсе заплакал.

-- Ну, вот ты опять, фриц, хнычешь, надоело, -- утомленно произнес
автоматчик, -- ты смотри, не раздражай меня.

-- Стас, принеси еще что-нибудь выпить, правда, холодно, -- сидевший
обернулся к Гансу Хоупеку: -- Что ж ты пожрать ничего не оставил в
холодильнике? Никакой заботы о ближнем.

Мужчина снова замычал, но уже со смыслом, словно что-то отвечал.

-- Ты что на х.. меня посылаешь? Ах ты юродивый! Стас, он меня...

Мужчина отрицательно замякал и замотал головой.

-- Нет, Стас, это он оговорился.

-- Слушай, Македон, ты не можешь поскорее все закончить? Скоро рассвет,
да и жрать на свежем воздухе охотца.

Мужчина снова затыркался, замычал выразительно.

-- Кричать не будешь? -- спросил Македон, наклонившись к джакузи. -- Не
то я снова тебя запеленаю, но теперь уже и нос и рот.

Они сдернули с Хоупека пластырь и вынули из воды. Потоки полились по
наклонному полу к дверям, полились с балкона в бассейн.

-- Ну, где папки? Давай, не тяни, папаша.

-- Позволте мне пьерьеодеться, -- сипло произнес Хоупек.

У него страшно болело горло, жар и озноб ломили кости, глаза горели,
лезли из орбит. Стас кинул на него плед.

-- Потом развяжем, сначала скажешь: где папки? И дуру не гнать, ты меня
понял?

-- Я расскажу вам все в порядке, и вы поймете, что я здесь совершенно
ни при чем. Я не убивал Адольфа, он мой единственный близкий человьек.

-- Сожитель, что ли? -- усмехнулся Стас.

-- Не есть сожител, он мой кузен, двоюродный брат.

ВОЗЛЕ КОСТЕЛА

Алтухов взял такси около гостиницы.

-- На улицу Паоло Лукницайнена, пожалуйст, -- прибавил он
по-непонятски.

Таксист включил компьютер, на котором высветился кратчайший путь до
нужной точки, километры, затраты бензина и приблизительная стоимость.

Попросив остановиться в самом начале улицы у небольшой католической
церкви, Костя расплатился и пошел вперед. Особняки на одно лицо стояли по
обе стороны улицы, народ уже спал. Алтухов вярд ли бы опознал на ночной
улице нужный ему дом, если бы не золотая табличка на столбе у калитки. Он
прислонился к столбу и дернул калитку. Она вдруг слегка поддалась. Он
толкнул еще, и калитка очень туго, тяжело поехала внутрь двора. "Наверное,
полиция оставила калитку лишь прикрытой, чтобы в следующий раз не возиться
долго, -- подумал он, -- может, и дом открыт?"

К сожалению, входная дверь дома была заперта на замок и опечатана.

-- Все как у нас, -- произнес Алтухов и заметил под ногами на
ступеньках крыльца ярко-красный тонкий журнал.

Такой же лежал в его номере на письменном столе. Это было странно,
поскольку Ярослава Иераскова обмолвилась о раскуроченном почтовом ящике.
Значит, был ящик, зачем же почтальону кидать журнал на ступеньки? И где
тогда остальные газеты и рекламки? Тем более журнал из отеля "Империал".
Алтухов нагнулся и поднял журнал: так и есть, внутри вкладыш -- фирменная
открытка с эмблемой гостиницы в левом верх-нем углу. Костя достал из кармана