по-старому теперь, когда так горестно изменилось все для нее самой!
Сквозняком прохватит, долго ли...
темноту - Где это мы?
в темноту огромный голубой щит: "До поворота - 200 м"; машина, сбросив
скорость, съехала вправо и покатилась вниз по узкому полукружию "клеверного
листа" на развязке Киевского шоссе.
слыхала, Иван Афанасьевич едут завтра куда?
обычно. А что?
меня завтра. А то вы подтрепали ее порядком за лето. И глушитель вон стучит,
как бы не оторвался...
нехорошо получилось, несерьезно. Кто же так в дорогу пускается, тут ведь все
надо проверить, а как же иначе... Главное, что я был в отпуску. Если бы в
Москве был, так неужто я бы не подготовил...
он своевременно заменил бы неисправную помпу, и тогда... даже представить
себе страшно, что бы тогда было. Было бы то, что у них за Чонгаром не начал
бы греться мотор, а после Симферополя вода не стала бы закипать через каждые
двадцать километров, и они в тот день промчались бы через Крым не
останавливаясь, и поворот к экспедиционному лагерю промелькнул бы мимо
незамеченным, как мелькали до этого тысячи других безымянных проселков и
перекрестков... Какое необычайное, неповторимое чудо - сколько совпадений
должны были зацепиться одно за другое только для того, чтобы встретились
двое, предназначенные друг для друга! Ведь стоило этим подшипникам
продержаться еще несколько тысяч оборотов или стоило Мамаю проехать там на
несколько минут раньше - и ничего бы не было. Ничего! Ника представила себе
это и похолодела.
именно тогда, где и когда это было нужно - у самого поворота, за пять минут
до появления бородача в лиловой открытой машине. Светка еще съязвила по
своему обыкновению: "Это еще что за дитя природы, местная вариация на тему
хиппи?" Если бы она догадывалась, что перед ними в тот момент предстал сам
Меркурий, хотя и с цыганской бородой и в джинсах!
подышать, - попросила она и добавила притворно слабым, умирающим голосом: -
Меня немного укачало, просто ужасно...
позади-то сидишь, там укачивает.
Было тихо, дождь едва слышно шелестел в деревьях, впереди над Москвой стояло
огромное мутное зарево. Какой тогда ливень был в Феодосии! - бешеный, она
никогда не видела ничего подобного, совершенно какой-то тропический, он
неистово грохотал по крышам, ревел в водосточных трубах и мчался по
набережной мутными клокочущими потоками, унося обломанные ветки акаций,
обрывки газет, картонные стаканчики из-под мороженого, крутящуюся соломенную
шляпу. Они в тот день собирались в картинную галерею, посмотреть Волошина и
Богаевского, но галерея оказалась закрыта, и они пошли обедать, и там-то, в
невыносимо душном ресторане на набережной, их и застал этот чудовищный
ливень. В ресторане сразу стало сумрачно, в открытые окна повеяло свежестью.
А когда вышли, пообедав, - снова светило солнце и пар поднимался над
асфальтом, устланным мокрыми листьями, и какой-то феодосит в вечернем
костюме пробирался через гигантскую лужу на перекрестке, закатав до колен
черные брюки, балансируя букетом в одной руке и модными остроносыми туфлями
- в другой...
огромную роль в ее воспоминаниях; она не всегда могла точно вспомнить, что и
когда он говорил, а какие-то мелочи, детали окружавшего их мира остро
врезались в память. Ей сейчас трудно было бы дословно воспроизвести их
разговор там, в Дозорной башне, - гораздо отчетливее запомнилось другое: как
верещали ласточки, носившиеся вокруг утеса, как блестели среди камней
осколки разбитой бутылки. Мелочи виделись ярко и отчетливо, а от главного
осталось лишь общее, радужно переливающееся и оттого неясное ощущение
счастья...
окатив вихрями брызг, и с затихающим пением покрышек унеслись в сторону
Внукова. Кто-то торопился к самолету - может быть, симферопольскому. Ника
вздохнула и побрела к светящимся в темноте рубиновым огонькам. Что толку
вспоминать, от этого ведь еще хуже. Вообще все плохо. Так плохо, что дальше
некуда. С Андреем получилось сегодня очень нехорошо... но что она могла?
Наверное, он ждал, что она предложит ему поехать в Марьину Рощу вместе; но
теперь она ведь не может по-приятельски разгуливать с ним... С Игорем, или
Питом, или кем угодно - пожалуйста, а с Андреем нельзя. Но жалко его очень,
просто ужасно жалко. Она вдруг поймала себя на том, что думает об Андрее как
о младшем, как еще никогда не думала о своих сверстниках. Она стала старше
за этот месяц, неизмеримо старше.
обратно в машину.
вас задержала...
сообщила им, что высокие гости отбыли благополучно, что Дон Артуро еще раз
просил поблагодарить за гостеприимство, что дать телеграмму Светка вроде
обещала, если не забудет.
усталости! - крикнула она уже из своей комнаты, стаскивая чулки.
кресле, положив ноги на письменный стол.
можешь идти, я все приготовила.
представление об экспедиции, в самом деле...
послушай, я хотела спросить - ты что, намерена хранить дома всю эту гадость,
которой набит был твой чемодан?
гадость, мама?
приятно взять в руки такую вещь?
черепок.
по его поверхности. - Ей примерно две с половиной тысячи лет. Между прочим,
датировка керамики - вещь трудная. Как ты сама догадываешься, тут неприменим
радиокарбонный метод, потому что цэ-четырнадцать накапливается только в
органических остатках...
постелю.
палеомагнитным и термолюминесцентным. В чем заключается первый? Когда вот
этот черепок обжигали, он намагнитился в соответствии с магнитным полем
земли, понимаешь?
тебе что-то очень-очень важное...
вынимать постельное белье. - Где твоя простыня?
убирала Светка. Между прочим, мамуль, нужно срочно что-то придумать: я не
хочу больше носить мини-юбки.
- Весной ты устраивала истерики, чтобы тебе разрешили!
начинают носить макси!
туалеты по последней моде. Походишь и так.
в мини-юбке может рассчитывать на уважение окружающих?
ГЛАВА 7
по часам. Это ее даже немного испугало: неужели уходит молодость? Рановато,
казалось бы, в шестнадцать лет; но, почем знать, недаром ведь считают, что в
наше время темп жизни ускорился чуть ли не вдвое...
три дня идти в школу, а брючный костюм не готов, вообще неизвестно, что
будет. Одно только утешение: она наконец выменяла у какой-то девчонки
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Перумов Ник
Смит Кордвейнер
Распопов Дмитрий
Роллинс Джеймс