Чтение 43–й страницы книги ~Медный кувшин старика Хоттабыча~

здраствуй, это Николай Алексеевич. Нет, я просто хотел тебя спросить,
помнишь наш разговор об этом мальчике? О каком мальчике... о хакере, с
Кутузовского. Да. Почему бесполезно о нем говорить? На ПМЖ? Куда? Ну, хотя
бы в какую страну? А кто знает? Ладно, а как, ты говоришь, его звали? Как
это -- не знаешь? А Руслан? Через Александра? Ну, хорошо, я позвоню
Александру. Что значит -- его нет, он что, тоже уехал? Что значит -- что-то
вроде? Как это -- добыковался? Я не понимаю... -- Он бросил взгляд на Гену и
уже, вероятно, пожалел, что демонстративный разговор состоялся при нем,
потому что стал его, разговор, заминать. -- Ну, кличка была у него, у этого
мальчика? Все Александр... А что, ты говоришь, с Александром-то? Ладно, все
равно ничего не понимаю. А к вам я завтра по любому собирался -- заеду.
Сейчас говорить не могу, до завтра. -- И он нажал отбой.

-- А кто такая...-- Николай Алексеевич покосился на бумажку, которая
была не видна Гене с его стороны кресла, -- Дайва Стиллман?

Гена пожал плечами:

-- Что значит -- кто такая?

-- Где работает, кем вам приходится и все такое, -- туманно пояснил
следователь.

-- Ну, мы знакомы по Интернету, -- уклончиво ответил Гена. -- Одну
программу вместе делали... Но я вообще-то очень мало ее знаю.

-- Какую программу?

-- Переводчик с языка на язык.

-- Где она работает?

-- В каком-то правительственном институте...

-- В каком именно?

-- Я не знаю.

-- Этот, как ты говоришь, правительственный институт, -- небрежно
бросил Николай Алексеевич, -- одно из крупнейших подразделений Пентагона. А
что вам известно о ее участии в операции ЦРУ по компьютерным проникновениям
в счета Слободана Милошевича в банках Греции, Кипра и Российской Федерации?
-- спросил он жестко, с интонациями газеты "Правда".

Гена на мгновение испытал весьма неприятное чувство, но потом
успокоился, вспомнив, где находится, и с равнодушной искренностью ответил:

-- Ничего.

-- Вы обменивались когда-либо с ней технологиями неавторизованного
проникновения в компьютерную сеть? Может быть, до начала войны в Югославии?

Гена молчал.

-- Имейте в виду, Геннадий Витальевич, мы знаем гораздо больше, чем вы
даже можете себе предположить. По нашей информации, ЦРУ осуществляло
незаконную деятельность на территории других государств. В том числе на
территории нашей Родины. -- Слово "родина" он произнес с таким надрывом,
что, вопреки правилам правописания, уместнее было бы поставить в его начале
четыре заглавные буквы: РРРРодина. -- Поэтому, если вам что-то об этом
известно, в ваших интересах рассказать нам об этом деле как можно больше.
Возможно, вы могли бы помочь предотвратить некоторые из преступных замыслов
организаторов противоправных действий.

-- Мне ничего не известно ни о каких противоправных действиях.

-- Зато нам известно. -- Следователь помолчал. -- Молодой человек, вы
талантливый программист. Как я слышал, большая умница. Зачем на такой ерунде
себе жизнь портить? И за что вы так ненавидите государство, которое
вскормило вас и воспитало, дало вам образование, дало, в конце концов, вам
возможность стать тем, кто вы есть? Зачем вам пособничать американцам,
убивающим безвинных граждан на территории братской страны? Никто не
собирается на вас давить или как-то наказывать, если, конечно, вы сами не
захотите. Нам, к сожалению, не хватает сил и, я прямо скажу, образования для
освоения всех этих новых технологий. Хотя у нас работают очень способные и
умные люди, не сомневайтесь. Вы могли бы помочь этим безвинным жертвам.

Гена с удивлением посмотрел на следователя.

-- Я имею в виду, в Югославии. Я понимаю, что в сложившихся
обстоятельствах вам, может быть, трудно найти применение своим выдающимся
способностям. Почему бы вам не оказать нам помощь? Я не требую от вас
никакой информации об этой Стиллман. Я вам верю -- возможно, вы
действительно о ней ничего не знаете. Так знайте -- она работает на ЦРУ. И
будьте, пожалуйста, бдительны. И осторожны. Расскажите, что знаете. Почему
вы отказались работать у Билла Гейтса? -- неожиданно спросил он без всяких
переходов.

Гена вздрогнул.

-- По идеологическим соображениям, -- мягко сказал он первое, что ему
пришло в голову. "Главное, не запинаться и быстро отвечать на вопросы, --
думал он, -- тогда они поймут, что я говорю правду, и отстанут".

А еще он подумал, знают ли они что-нибудь про Хоттабыча, раз такие
ушлые.

Николай Алексеевич кротко улыбнулся:

-- Правда? Я же говорю -- наш человек. Я мог бы похлопотать о хорошей
работе для вас. С учетом вашей идеологической зрелости. Подумайте.

-- Подумаю, -- сказал Гена.

-- Приходите ко мне в понедельник, -- неожиданно предложил Николай
Алексеевич. -- В одиннадцать часов. Я постараюсь познакомить вас с
начальником нашего отдела по вашему профилю. Посмотрите, как чего. А если
вспомните что-нибудь интересное или просто решите нам рассказать, вот вам
мой телефон -- позвоните. И знаете, если бы вы могли сформулировать эти ваши
идеологические убеждения, по которым вы не хотите работать на американцев, я
был бы вам очень признателен. В письменном виде. К понедельнику.
Договорились?

Такой простой вопрос поставил Гену в тупик. У него в кармане лежали
билеты на самолет на завтра в Прагу. Никаких пояснений он давать не
собирался, никаких повторных встреч и визитов не планировал и вообще
надеялся как можно быстрее слинять. Ответить "да" означало почти подписку о
невыезде, ответить "нет" означало наверняка подписку о невыезде. Поэтому
вместо ответа он спросил:

-- Скажите, а я в качестве свидетеля прохожу по этому делу? Или как?

-- Или как, -- ответил Николай Алексеевич. -- Пока "или как". Все
зависит от вашей искренней заинтересованности нам помочь. Никакого дела на
самом деле нет. Мы просто собираем информацию. У нас есть подозрение, что вы
попали в беду, и мы хотим вас защитить. Ведь для этого, собственно, мы и
предназначены. Вы молодой еще человек, и наша задача -- помочь вам найти
свое место в жизни. Помочь вам разобраться в себе. Подумайте над моим
предложением. У вас блестящая перспектива. Я вас провожу.

У стеклянных дверей они расстались без рукопожатия. Гена сделал шаг с
паркета на асфальт тротуара и, наверное, долго бы чувствовал на спине взгляд
неприметного Николая Алексеевича, провожавший его сквозь толпу, если бы в
кармане последнего не зазвонил непонятный телефон и не отвлек его от Гены.
Разговора Гена, разумеется, уже не слышал.

-- Надо было его документально оформить -- он сейчас пустится в бега!
-- отчитывал Николая Алексеевича невидимый собеседник.

-- Никуда он не пустится, не волнуйся. Не посмеет. Да и куда ему
бежать-то? Рано еще на него давить. Для нас важнее, чтобы он у нас работал,
-- ты сводку на него читал? Бесценный кадр.

-- Ладно, под твою ответственность. Ты в кассу не хочешь зайти -- там
сегодня зарплату выдают за первый квартал.

-- Не знаю -- дел много. Боюсь, не успею.

-- Ты это брось свое "не успею". Найди время -- зайди и получи. Всем
некогда, но все успевают -- дело важное. Ты думаешь, я меньше тебя. занят,
-- и то нахожу время. С трудом, но нахожу. А тебе и в прошлом году дважды
напоминали, ты думаешь, такие вещи незамеченными проходят?

-- Добро, заскочу сегодня.

-- Ты уж постарайся.

Краткое содержание двадцатой главы

Родина встречает Гену с распростертыми объятиями органов
государственной безопасности и невольно убеждает его в мысли, что ее,
родину, -- как мать самостоятельного человека -- лучше любить на расстоянии.
Для Гены, в отличие от читателя, остается за кадром открывающийся факт, что
лихие люди, покушавшиеся на него, были неотъемлемой частью государства,
владеющего родиной, а значит, имеют общую судьбу и финал.

Глава двадцать первая

в которой смерть звонит в золотой колокольчик

Утро следующего дня застало Гену в нехлопотливых сборах.

Накануне он до поздней ночи посещал родительскую дачу, где объяснил
предкам, что нашел хорошую работу недалеко за границей и будет звонить. И
что у него новая дверь, но вторые ключи он оставит у приятеля, и дал телефон
писателя. Родители были рады, хотя мама и всплакнула, а папа сказал: "Ты там
это, короче, давай. Чтобы, в общем, как надо".

Он вернулся очень поздно, но, несмотря на это, проснулся в шесть утра и
так и не смог заснуть -- время совершенно перепуталось из-за джет-лэга смены
временных поясов. Самолет был вечером, и, основательно намаявшись к двум
часам. Гена поболтал по Аське с Дайвой, пока не прервалась связь.

У Дайвы в компьютере сел аккумулятор -- в этот момент она пила утренний
кофе на Староместской площади, разместив купленные накануне ноутбук и
подключенный к нему сотовый телефон на столике открытого кафе "Kavama u
Тупа" и наблюдая, как на противоположной стороне площади, освещенной из-за
ее затылка солнцем, толпы соотечественников, и не только, громко и радостно
галдели, ожидая момента, когда из окошек ратуши выйдут к странным старинным
часам куклы святых и ожившая механическая смерть будет им кланяться и
звонить в свой золотой колокольчик. Прошли куклы, откланялась смерть,
откричал скрипучий заводной петух, вызывая неизменный радостный смех, и
соотечественники двинулись за другими сувенирами впечатлений, а Дайва