сорок рублей забрала, пока я спал, чтобы истратить их в "Сигиура"... Вот
самурайка какая!
помешательству.
не поедешь, но зато в интимных условиях... так удобно! И если еще
черепаховый гребень в прическе, а при этом распахнуть веер и закрыть им
глаза со словами: "Ах, больше не говорите мне о чувствах... я так устала
жить!"
фаворитки, эти дамы в свой круг, конечно, не допускали. Но она раньше
Слизовой успела побывать в японском магазине, откуда и вернулась - злющая,
как разъяренная кошка.
несчастные. Да в тюрьме у любого майданщика товаров больше, чем у этой
запселой фирмы "Сигиура"... Чем соблазнить хотели? Булавкой для шляпы? Или
консервами из ананасов? Так не на такую напали... мы уже кое-что видывали!
распинался перед ними о беспошлинной торговле японскими шелками, а в лавках
"Сигиура" вообще не оказалось японских товаров. Пятнадцать дюжих молодцов
выстроились у прилавков, настойчиво предлагая всякую европейскую заваль и
дребедень, которую постеснялись бы продавать даже на "блошином рынке"
приличного города. Смотреть не хотелось на катушки ниток, на дешевые
расчески, протирания от перхоти на голове, на порошок от потливости ног. Под
потолком же высились тысячи консервных банок с ананасами, завезенные из
Гонконга и Сингапура... Сахалинские дамы с возмущением покидали магазин, а
госпожа Слизова устроила фирме самый настоящий скандал, размахивая зонтиком,
как опытный фехтовальщик рапирой:
обманывать. Какие ж вы купцы? И кто ваши приказчики? - Конец ее зонтика
уперся в грудь высокого японца. - Вот! Четыре года назад я встречала его в
Тяньцзине, но тогда он был в мундире майора японского генерального штаба! А
теперь уговаривает меня купить катушку зеленых ниток для штопки мужских
носков. Я не какая-нибудь там гейша, чтобы вы из меня дурочку делали... я
этого так не оставлю! Пусть все знают, что обмануть меня не удастся.
Жоржетты Слизовой, точно указавшей на приказчика, скинувшего мундир офицера,
чтобы превратиться в магазинного приказчика. Кабаяси быстро свернул
торговлю, испытывая при этом желание придушить крикливую русскую чиновницу.
Консул спешно загрузил "приказчиков" яблоками, велел ехать в самые
отдаленные селения Тымовского округа, где яблокам всегда рады:
вмешательством военных властей. Вы обязаны завершить разведку местности в
Тымовском округе.
Рыковский - по тюрьме, основанной надзирателем Рыковым в семидесяти верстах
от моря.
ему встретился штабс-капитан Быков, идущий под руку с Клавочкой Челищевой.
Полынов, как и положено (за двадцать шагов до "свободных" людей), мигом
сорвал с головы шапку и отступил на обочину. Быков сказал при этом:
отношению к Клавдии Петровне.
чтобы он не заметил дырявой перчатки.
несчастную девочку, которую держите взаперти ради каких-то своих целей...
Это не делает вам чести!
погибают, если их выпустить на волю.
уверенная, что штабс-капитан, влюбленный в нее, действительно преисполнен
чести, а тот жалкий негодяй, который остался торчать на обочине дороги с
непокрытою головой, чести никогда не имел и уже не будет иметь...
усмешкой надел шапку. Ступив на крыльцо своего дома, он еще с улицы услышал
хрипение трубы граммофона:
волшебная птица.
а граммофон страдальчески дохрипывал:
перед Полыновым, постукивая каблучками туфель.
твои желания важнее моих желаний?
из коробки спичку за спичкой и зажигала их, любуясь огнем. Полынов долго не
мешал ей, потом сказал:
рассказа, как ты ставил на тридцать шесть.
ремнем, но сейчас... неудобно.
нарядил тебя в эти красивые платья.
ночь - взял ее за подбородок и вздернул голову, всматриваясь в лицо, и Анита
закрыла глаза, а на губах ее блуждала выжидательная улыбка. В этот опасный
момент ему захотелось дать ей пощечину. Но он не сделал этого:
Полынов был вынужден послушать все до конца.
причесываясь у зеркала, вдруг рассмеялась:
так хотя бы не ошибайся...
постоянно улавливал тот вызывающе лукавый блеск, какой бывает только в
глазах женщин, уже понимающих, что они могут нравиться, они обязательно
будут нравиться.
своей доступности, а он долго ворочался на узкой, жесткой лавке, и ему
снился в ту ночь роскошный гроб, из которого надо было вставать, чтобы не
опоздать в лицей, чтобы торопиться жить...
"вольный", чтобы подыскать работенку, а вечерами возвращался в тюрьму, как
арестант, чтобы совсем не загнуться от голодухи. Не один он поступал так!
Тюрьма на Сахалине - это самый последний якорь спасения, чтобы держаться за
жизнь, как корабли держатся якорями за спасительный грунт. Тюрьму
проклинают, но она и спасает, когда человеку деваться уже некуда. Вот и
сегодня Корней мерз возле тюремных ворот, в очереди озлобленных и голодных
оборванцев, давно уже "свободных" от тюрьмы, которые просились обратно - в
тюрьму: