Чтение 43–й страницы книги ~Николай II~

Телеграмма пришла ночью, но начальник штаба Алексеев не стал будить царя и
телеграмму показал только утром...

27 февраля утром Родзянко обращается к царю со второй телеграммой:
"Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже
поздно. Настал послед-ний час, когда решается судьба Родины и династии".

В Петрограде горят охранные отделения, толпа не дает тушить пожар, полки
идут к Таврическому дворцу, где заседает Временный комитет Государственной
думы. С развернутыми флагами и музыкой они присягают новому правительству. В
это время генерал Хабалов решает наконец расклеить объявления о введении в
городе осадного положения. Но власти не смогли достать ни клея, ни кистей!

Горит окружной суд, уже охотятся за полицейскими.

Какие странные записи в это время в его дневнике...

Если Аликс получала свои сведения "от извозчиков, с которыми заговаривала
Лили", то он, имевший всю информацию, читавший отчаянные телеграммы от
Родзянко, - в чем причина его удивительного бездействия?.. Он пребывал в
каком-то усталом равнодушии... Но тогда что значит странная, точнее,
страшная - "мучительная боль в середине груди"?

Вот тут - разгадка. Уезжая, он предполагал возможность бури, о которой
ему все твердили. И он решил с ней не бороться... И, когда она разразилась,
он лишь с нетерпением ожидал развязки.

Он не хотел и не мог больше воевать с обществом. Но он знал - она не даст
ему мирно уступить. Так же как они не примут его уступок, если останется
она. Слишком скомпрометировали ее Распутин и слухи об измене. У него
оставался выбор: или она или трон. Он выбрал - ее. Выбрал частную жизнь с
Семьей, чтобы не сводили более с ума его несчастную, полубезумную жену,
чтобы он мог открыто лечить своего смертельно больного сына. Он решился
отдать престол. Его "мучительная боль в середине груди" - результат этого
решения, результат муки, которую он в себе подавил.

Впоследствии, обсуждая деятельность начальника его штаба Алексеева,
который странно не спешил знакомить царя с паническими сведениями из
столицы, - заподозрят участие Алексеева в заговоре. Странная фигура - этот
начальник штаба... Он из простых, всего достиг сам, при Николае являлся
фактически Верховным. Был врагом Распутина, запретил приезжать ему в Ставку,
но Николай не отдал его ярости Аликс. По складу характера они были похожи -
замкнутый, немногословный начальник штаба и царь. И они любили друг друга. И
понимали. Вот почему Алексеев не спешил с тревожными телеграммами: он
разгадал его Игру и молчаливо поддержал...

Но довести принятое решение до конца Николаю не удалось... Он ожидал, что
Дума контролирует положение, что переворот, о котором все твердили,
подготовлен... Но вскоре он узнал - чернь вышла на улицу. По телеграммам он
с ужасом понял: думские говоруны не контролируют положения. Вот тогда он
испугался за Аликс, за детей. Беспорядки из города могли переброситься в
любимое Царское. Николаю пришлось начать действовать.

27 февраля, в понедельник, он записал в дневнике:

"В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад. К
прискорбию, в них начали принимать участие войска. Отвратительное чувство -
быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у
доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. После обеда решил ехать в
Царское Село поскорее и в час перебрался в поезд".

Он: "Телеграмма. Выезжаю в 2.30. Конная гвардия получила приказание
немедленно выступить из Новгорода в Петроград. Бог даст, беспорядки в
войсках будут скоро прекращены".

Из дневника: "27 февраля, вторник. Лег спать в три с четвертью, так как
долго говорил с Н.И.Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками
водворять порядок. Спал до десяти часов. Ушли из Могилева в 5 утра. Погода
была морозная, солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9
часов".

Но доехать до любимого Царского ему не удалось.

"ДВОРЕЦ ТОНУЛ СРЕДИ МОРЯ РЕВОЛЮЦИИ"

Вера Леонидовна:

"Маскарад" - страшная пьеса... В день объявления войны в 1941 году в
Москве была премьера "Маскарада"... И премьера "Маскарада" была и тогда, в
конце февраля 1917 года, в дни гибели империи...

Фонари уже не горели, только со стороны Адмиралтейства, вдоль Невского,
бил прожектор, и в мертвом свете мы шли к театру. На улицах стреляли. Было
столько слухов об этом спектакле... В Александринском театре собрался весь
театральный Петроград. И действительно, было фантастическое зрелище... На
сцене - роскошь неправдоподобная, которую никто никогда в театре не видел.
Гигантские зеркала, золоченые двери - сцена представляла дворцовую залу.
Апофеоз роскоши, гимн дворцу... Мы тогда не понимали, что это была декорация
мира, который там, на февральской улице, тонул, уходил в небытие...

В Таврическом дворце Дума заседала непрерывно... охрипшие ораторы. Мой
знакомый рассказывал, как в Думу явился сам Протопопов сдаваться... В Думе
Протопопов всем доказывал, что нарочно дурно управлял страной, чтобы
ускорить падение ненавистного режима. "Ненавистный режим" - так теперь все
его называли... Протопопов был фигляр и, по-моему, сумасшедший. Революция
так легко победила... Какие были надежды. В первые месяцы про Романовых
как-то даже забыли. Я очень удивилась, когда в Незлобинском театре взялись
играть пьесу К.Р. "Царь Иудейский". Эту пьесу ставили когда-то в Эрмитажном
театре. Теперь Незлобин за гроши скупил всю постановку. И показал публике
то, что "при проклятом режиме" смотрела Семья... Кстати, я играла там
христианку Анну... Помню, на все спектакли приходили трое молодых людей. Это
были сыновья К.Р. Статистами в спектакле были люди с великолепной выправкой.
Это все были бывшие офицеры, бежавшие из Царского. Теперь они сменили
блестящие мундиры на костюмы театральных рабов первого века новой эры...
Кстати, в дни февраля мой друг с трудом приехал из Царского... Он сказал:
"Гибель "Атлантиды", дворец тонул среди моря революции".

28 февраля, в последний день зимы, в Царском Селе восстал гарнизон: 40
тысяч солдат.

Во дворец позвонил Родзянко, теперь это был уже не "надоедливый толстяк
Родзянко", но председатель Государственной думы, то есть единственная власть
в восставшей столице. Единственный, кто мог их тогда защитить.

Родзянко говорил с Бенкендорфом, просил передать Аликс: она должна как
можно скорее покинуть Александровский дворец.

- Но больные дети... - сказал Бенкендорф.

- Когда дом горит - и больных детей выносят, - ответил Родзянко (в его
голосе было: если бы вы меня раньше послушали!).

- Никуда я не поеду! Пусть делают что хотят, - ответила Бенкендорфу
императрица.

В это время вокзал в Царском уже был занят восставшими. Поезда не ходили.
И тогда она направляет в Петроград двух казаков конвоя. Шубы прячут форму,
которой они так недавно гордились.

Казаки возвращаются с известием - город окончательно в руках восставших.
Центр запружен народом, и везде - флаги, флаги. Город покрыт кровавым
кумачом. Тюрьмы открыты, громят участки, ловят полицейских.

Весь день 28 февраля во дворце слышат беспорядочную пальбу. Это
восторженно стреляют (пока еще в воздух) восставшие солдаты царскосельского
гарнизона. Оркестры гремят "Марсельезой". Весь день эта музыка. В
полукилометре от дворца - первая жертва: убит казак. Грозное предупреждение.
Но этим пока ограничиваются: сорок тысяч восставших не приближаются ко
дворцу.

Вдоль решетки дворца на великолепных своих лошадях - разъезды казаков в
черных бешметах конвоя Его Императорского Величества.

Она призывает к себе генералов Ресина и фон Гротена, на которых возложена
теперь оборона дворца.

Множество лиц Аликс: послушная внучка королевы Виктории... прекрасная
принцесса... вечная возлюбленная... безумная фанатичка самодержавия... И
наконец, Аликс - тогда, в феврале 1917 года, героиня античной трагедии:
поверженная Воительница. Кровь Марии Стюарт...

В 9 часов трубачи во дворце играют тревогу. И начинается смотр ее войск.

Перед главным подъездом дворца выстроились: лейб-гвардии Вторая Кубанская
сотня, лейб-гвардии Третья Терская сотня - казаки конвоя развернутым строем.

Рядом с казаками встал пришедший из казарм батальон Гвардейского экипажа
под командованием великого князя Кирилла (поредел экипаж, уже начали по
ночам таинственно исчезать удалые матросики).

И наконец, батальон сводного пехотного полка и зенитная батарея - два
орудия на автомобильных платформах.

Вот и вся ее армия, окруженная морем серых шинелей - гарнизоном Царского
Села.

Горят фонари у подъезда дворца. Молча стоят несколько сотен защитников в
морозной ночи. Звучат команды: "От конвоя - постоянные разъезды на линии
вокзал - казармы. Зенитной батарее и пулеметам экипажа занять позицию,
удобную для открытия огня - вдоль улиц, ведущих ко дворцу..." Уже близилась
полночь, когда из дворца вышла она.

По хрустящему снегу на лютом морозе, в наброшенной на плечи шубе, идет
она вдоль строя. Гордая осанка. Трагиче-ская актриса в Драме революции...
Рядом - великая княжна Мария. Единственная здоровая дочь... Вдвоем они
обходят строй... В караульном помещении дворца Аликс собирает офицеров:
"Господа, только не надо выстрелов. Что бы ни случилось. Я не хочу, чтобы
из-за нас пролилась кровь".

Неужели это та самая Аликс, недавно взывавшая к беспощадности? Да, она
поняла, один выстрел - и, как бочка с порохом, все взлетит на воздух. Серая
масса разнесет дворец.

На следующий день, когда она проснулась, ее ждал новый удар. Ушел из