Чтение 43–й страницы книги ~Дети ржавчины~

- Я хочу на станцию, - без выражения проговорила Надежда. - Мне нужно
видеть, что там сейчас.

Я догадался, что станция - это застава, где мы купили контейнер.

- Мы не сможем туда попасть, - ответил я, стараясь говорить мягко и
убедительно. - В прошлый раз нас было четверо, и мы едва не погибли. Там
сейчас настоящая война.

- Я все равно хочу.

Я молчал. Я бы тоже хотел взглянуть на те места, которые связывали меня и
ее с прошлым. Но пойдет ли ей это на пользу? Не станет ли это очередным
ударом - увидеть руины своей последней надежды.

- Там уже ничего нет, - тихо сказал я. - Там теперь все по-другому и
живут совершенно другие люди.

- Что-то обязательно осталось, - возразила Надежда. - Там были толстые
стены из железа. Я же осталась?..

- Когда-нибудь мы обязательно побываем там, - сказал я, желая успокоить
девушку. - Но не сейчас.

Мы еще долго ехали под дождем, слушая шум воды, перестук камней под
колесами, редкое фырканье нашей лошади. Бедное животное - вот уж кому сейчас
действительно лихо!

- Станция... - проговорил я, будто бы сам себе. - Я провел там целую
ночь, но так и не понял, что там было раньше, при тебе. Для чего
существовало это место? Может, расскажешь?

- Может, расскажу, - ответила Надежда, - когда мы туда поедем.

Не было утра, не было дня или вечера - все тонуло в сером водопаде и
шелесте дождевых капель. Ориентироваться во времени оставалось только по
собственному желудку. И когда он дал знать, что время обеденное, в редких
зарослях, что мокли в сотне метров от дороги, я заметил несколько ветхих
просевших домиков.

Это была очередная заброшенная деревня. Я решил, что там мы сможем
передохнуть и разделаться с частью наших скудных припасов. Заходить в дома,
правда, не хотелось. Чужой дом - он и есть чужой дом, пусть даже брошенный.
Но, к счастью, я сразу увидел большой навес с тремя стенами и относительно
целой крышей. Там было почти сухо, а места оказалось столько, что я сразу
загнал туда и нашу повозку - лошади тоже необходимо отдохнуть от воды.

Надежда спрыгнула на пол, устланный перепревшей соломой.

- Здесь хорошо, - сказала она. - И нет никого. Вот только он... - она
указала в другой конец двора.

Я подумал сначала, что девушка имеет в виду старого одинокого грача,
который шевелил крыльями под козырьком крыши. Но, когда пригляделся,
заметил, что в траве мокнут части человеческого скелета. Словно кто-то из
хозяев деревни молча наблюдает за нами сквозь черные провалы глазниц. Я
невольно стал разговаривать тише.

Я выложил несколько вареных картофелин, порезал два больших огурца,
достал железную банку с отваром шиповника, заменявшим мне чай. Банка была из
старых вещей. Имелись еще грибы, но их я решил придержать.

Дорога пробудила у Надежды аппетит. Но все равно она утолила голод раньше
меня. Затем встала, неспешно прошлась от стены к стене, в очередной раз
осматривая наше убежище.

- Даже не хочется отсюда уходить, снова под дождь, - вздохнула она.

- Дождь рано или поздно пройдет.

- Пройдет... - она едва заметно кивнула.; - А что толку? - прибавила она
очень тихо.

Сколько грусти было в этих простых словах. Она права: дождь пройдет - но
мир останется для нее таким же враждебным и чужим. И лишь один путь у этого
бесконечно одинокого человека - привыкнуть, смириться, похоронить себя
заживо среди равнодушных, занятых своими делами людей.

Надежда сняла с пояса магнитную дубинку. У нее был замечательный пояс с
множеством петель, защелок, карманчиков и сумочек. Все это предназначалось
скорее всего для каких-то инструментов, а не для оружия, но мой подарок
нашел там себе место. Она повернула кольцо - шарик завис в воздухе. Быстрый
взмах - и трухлявый чурбачок, лежащий неподалеку, разлетелся в щепки.

Я заметил, сколько стремительности и агрессии вместилось в это несложное
движение. Надежда не развлекалась - она давала выход чувствам. Она била эту
несчастную деревяшку с такой злостью и отчаянием, словно плакала навзрыд.

И вдруг она подскочила ко мне, отведя руку с дубинкой назад.

- Будешь защищаться?

Шутки шутками, а глаза ее не улыбались.

- Буду! - ответил я, откладывая недоеденную половинку огурца.

Первый удар я поймал плоскостью тесака. От второго, третьего увернулся. И
слегка толкнул Надежду рукояткой в спину - чтоб не зарывалась. Но ей это
лишь прибавило азарта. Она, наверно, жалела, что нельзя врезать мне
по-настоящему, и тем не менее на мне упражняться было интереснее, чем на
безответной деревяшке.

Она в очередной раз замахнулась, и я, не успевая подставить тесак,
шарахнулся в сторону.

- Страшно? - прошептала она.

- Ни чуточки, - улыбнулся я.

Мы прыгали, отскакивали, радовались в моменты удачи - играли, как дети.
Надежда смеялась, когда ей удавалось достать меня шариком, а я, видя, как ей
это нравится, специально поддавался - пусть смеется, пусть будет веселой и
живой, пусть такой и остается. В этот момент я понял - вот настоящее лицо
моей попутчицы. Она в самом деле ребенок, на которого судьба не в добрый час
примерила взрослую маску. Может - сейчас, а скорее, это произошло раньше,
еще до меня - в те годы, когда родина этой девочки гибла под напором
безмолвных летающих чудовищ-аэроидов.

И вдруг она резко остановилась, отключила дубинку.

- Почему ты так странно зовешь меня? - спросила девушка. - Ведь нет
такого имени - Надежда, это просто слово.

Я запнулся. Не знал, что придется объяснять ей что-то на этот счет.

- Потому... Потому что ты и есть Надежда. Ты - моя надежда. Пока не знаю,
на что... На лучшее.

- Почему?

- Разве это надо объяснять? Ты - единственный человек во всем мире, с
которым мне есть о чем поговорить или вспомнить. Ты - единственная, кто
способен помочь мне понять, узнать, увидеть что-то. Может, даже изменить.

- Зачем тебе это? Зачем понимать, менять?.. Я вдохнул полную грудь
воздуха, чтобы начать объяснения - те самые, что тысячу раз проводил сам с
собой. Но не сказал ни слова, лишь покачал головой.

- Не хочешь быть Надеждой. Как же мне тебя называть?

- Никак. Зови Надеждой, если нравится.

- А тебе самой нравится?

Она пожала плечами. Потом вдруг повернулась и смело посмотрела мне в
глаза.

- Нравится.

Я с облегчением улыбнулся.

- Ты будешь здесь первой женщиной-надеждой.

- Здесь? А где еще?

Я пожал плечами. Но она уже заинтересовалась.

- Где еще есть женщина-надежда?

- Есть. То есть была, - ответил я. - У меня была женщина по имени
Надежда. Я очень любил ее.

- А сейчас?

- Она погибла. И мне очень долго пришлось жить без надежды. Наверно, ты
можешь понять, как это тяжело.

- Почему она погибла? Аэроиды?

- Нет, они здесь ни при чем. Если интересно, могу рассказать, - я сел на
соломенный пол, воткнул рядом тесак.

- Интересно, - она тоже присела рядом на корточки.

- В общем, ничего особенного. У нас в городе был праздник. И там летали
вертолеты...

- Что?

- Вертолеты - летательные аппараты. Они летают помедленнее истребителей,
но зато могут зависать в воздухе.

- Истребители тоже могут.

- Я не знал этого.

- И что произошло, она разбилась?

- Нет... Я отошел за мороженым... это такое сладкое лакомство. А тем
временем две машины в воздухе сцепились лопастями. Обломки полетели в толпу.
Я услышал шум, побежал. Вернулся - а там крик, огонь, кровь...

Я замолчал, вспоминая, как метался среди дымящихся кусков вертолета,
кричащих покалеченных людей и никак не выпускал из рук мороженого. Я думал,
что сейчас найду живую и невредимую Надежду, и мы с ней отойдем подальше от
этого кошмарного места. Но Надежду нашли другие, и уже мертвую. Мороженое я
выбросил...

- Там были очень хорошие пилоты, - проговорил я. - Они смогли сделать
так, чтобы машины упали не в самую гущу людей, а чуть в стороне. Но и моя
Надежда стояла в стороне... Всего два человека погибли - она и какой-то
мальчик.

Я взглянул на девушку. Она сидела неподвижно и смотрела куда-то мимо
меня. Лицо ее ничего не выражало. Я и не ждал никаких эмоций - что ей за
дело до незнакомой женщины в чужом мире. И все же что-то ее тронуло,
пробудив собственную память. Мой печальный рассказ совпал каким-то образом с
ее жизнью. Она сейчас вся была там, в прошлом, и незачем было звать ее
оттуда.

Через некоторое время наш экипаж двинулся дальше. Разговоры прекратились.
Надежда спряталась в свою скорлупу, я ее не трогал. Вскоре дождь приутих,
воздух заблестел, как свежевымытое стекло. В этот момент мы увидели стаю
аэроидов. С десяток больших серых треугольников плыли вслед уходящим тучам,
медленно вращаясь во всех плоскостях. Я остановил лошадь. Надежда высунулась
из-под навеса и глядела в небо широко раскрытыми глазами.