повернулся к стеклянной стене вестибюля. - Да вон ее увозят.
просто, и увидела, как санитары загружают носилки с чьим-то телом в машину
"Скорой помощи".
деле кружится. Насчет тошноты пока ничего определенного сказать не могу.
и поинтересовался:
- А что, было бы лучше, если бы она кислотой кому-нибудь в лицо плеснула?
Тебе, например? Без глаз бы осталась, дура!
садиста, словно в прицел. Аналитик тем временем тихо увещевал
распоясавшегося пашковского костолома.
со стриженым затылком. - Хорошо, что кислота была в бутылке, а не в банке.
Так только на ноги попало, а могло и в лицо. Это же настоящее покушение!
уже ко мне:
самочувствие у меня было преотвратное.
сразу же зазвенело, а перед глазами поплыли оранжевые круги. Я снова упала
на стул.
дверями. Через минуту он вернулся с двумя хиляками бомжеватого вида, которые
тащили пустые носилки и, похоже, изнемогали от их тяжести. Что-то с ними
будет, когда я возложу на носилки свои мощи? Да они меня просто уронят!
инвалидную команду, которую привел доктор, и сказал:
это время находился Пашков, под бдительным присмотром двух подручных
Викинга. Викинг им что-то сказал, и они уверенно и целеустремленно двинулись
в мою сторону. Сам Викинг на этот раз остался при драгоценном патроне.
мной такое было в первый раз в жизни (дай Бог, чтоб последний!), и я
чувствовала себя смертельно раненным комиссаром. Для полного сходства
оставалось приподнять голову и прошептать запекшимися губами:
белобрысый доктор, начало тошнить, во-вторых, я не переставала думать о
Майе, судьба которой по-прежнему оставалась для меня неясной. Перед глазами
все еще стояла страшная картинка ее избиения Викингом. Этот его громадный
башмак... Стоп, но как и почему она оказалась на ступеньках Дома
железнодорожника? Выходит, тогда я не ошиблась и бежала по проспекту вовсе
не за призраком, а за самой настоящей Майей? Но где она скрывалась все эти
дни и что ее заставило налить кислоты в бутылку из-под кетчупа и совершить
этот бессмысленный поступок?
***
и посмотрела на часы. - Быстрее бы уже смена кончилась. - А потом покосилась
на молодого белобрысого доктора, который доставил меня в больницу. - Что там
вообще происходит, ледовое побоище, что ли?
сегодня. Двух бабенок привезли утром с ДТП, пятнадцать минут назад еще одну,
тоже живого места не было. Документов, кстати, тоже. Милиционеры тут ждали,
думали, может, у нее в одежде что-нибудь найдется...
сознания. Что там вообще произошло, я так и не поняла? Эти, из милиции,
такие темнилы...
буквально мотало из стороны в сторону.
головой, но тем не менее подробно выпытала у меня паспортные данные:
фамилию, имя и домашний адрес. Потом разглядела прореху на моем пальто и
всплеснула руками:
в ушах у меня зазвенело особенно пронзительно.
***
конфет и пакетом фруктов - "джентльменский набор", все, что полагается
смертельно больным и умирающим. А сам Ледовский в качестве бесплатного
приложения к этому набору. Не сомневаюсь, что уже в коридоре он успел
очаровать медперсонал женского пола, потому что юная медсестричка объявила
мне о его визите с придыханием, при этом на ее свеженьких щечках горел
кумачовый румянец. Я почувствовала, как в глубине моей души шевельнулся
червячок ревности, но такой вялый и ленивый, что я легко его прихлопнула.
попытался наградить дежурным поцелуем. Я отвернулась, и он тыкнулся губами в
казенную подушку в наволочке, уставленной штампами, извещающими широкую
общественность о том, что это неотъемлемая собственность третьей
горбольницы. И все-таки я уловила исходящий от Дедовского запах -
крахмальной рубашки, хорошего лосьона для бритья и крепкого утреннего кофе.
Собственно, потому я и отвернулась, я-то даже зубы не чистила, впрочем, по
весьма объяснимой причине: собираясь на вчерашнюю пресс-конференцию, не
догадалась прихватить с собой зубную щетку.
разговаривал, обещает, что долго ты здесь не залежишься, не больше недельки.
Да, кстати, завтра у них освободится одноместная палата, и тебя переведут.
насчет одноместной палаты договориться, и медсестру очаровать.
вылежу, максимум три дня.
мозга - это тебе не шуточки.
банкой. На банке имелась наклейка "Огурцы маринованные", однако внутреннее
содержание ей не соответствовало - там была всего лишь вода. Медсестричка
водрузила банку на тумбочку, поставила в нее розы, отошла, полюбовалась
своей икебаной и посетовала:
вот жене его можно посочувствовать. Хотя.., может, ей-то как раз стоит
позавидовать, ибо в отличие от меня она его не любила. Почему я в этом
уверена? Элементарное знание женской психологии: стала бы она иначе терпеть
его виражи. Атак, она просто пользовалась благами, которые ей обеспечивало
положение супруги известного и богатого человека. Дедовского такой расклад
тоже вполне устраивал: по крайней мере, до тех пор, пока у него имеется
штамп в паспорте, ни одна из его многочисленных пассий не может заявить на
него права. И даже если какая, исполненная любви, все-таки нарушит
незыблемые правила игры и потребует от Дедовского определенности, он только
разведет руками: "Я же все-таки не султан и не могу иметь больше одной
жены". Откуда я про все это знаю? О нет, только не по собственному опыту.
Слава Богу, мне никогда не приходило в голову чего-то от него требовать.
Дедовским вдвоем, если не считать еще двух женщин в палате, которых
доставили в больницу еще до меня. Это были две подружки, раскатывавшие на
машине в сильный гололед, за что они в конце концов и пострадали, и именно
их имела в виду докторша в приемном покое, назвав вчерашний день "ледовым
побоищем". Их и Майю.