вооруженных формирований.
Как назло, не попадалось ни одного гриба, чтобы хоть как-то разрядить
напряженное, испытывающее молчание. Но зато еще через километр они вышли на
луг, где стоял бревенчатый сеновал на сваях.
нет...
постелили плащ-палатку и улеглись. Было сухо, мягко и тепло, запах сена
напоминал жаркий летний день, но к нему примешивался стойкий солдатский дух,
исходящий от армейской одежды и сапог. Несколько минут они лежали тихо,
касаясь друг друга плечами.
приносить ему информацию. А ты не могла ему отказывать, потому что боялась.
нашей конторе все просто и даже безвкусно.
Капитолина.- Все тривиально: подвез меня на машине...
бумажку, чтобы я подписала ее у шефа...
вы пили коньяк, возможно, с лимоном,- монотонно рассказывал полковник.- Ты
сияла от счастья и воображала себе карьеру. Он тебе обещал, что скоро
переведет в свой аппарат.
незаменимая.
угнездилась.
резидентом. Или резидентшей!
Капитолина.
Никогда не спал на сеновале... А ты говори, раскаивайся. Будет легче.
показалось, что она уснула. Он повернулся: Капитолина сидела к нему спиной,
подобрав ноги.
беспомощная, что боюсь злой воли мужчин. Каюсь, что не могу совладать с
жестокостью, каюсь, что мне растоптали душу, что меня обманули,
использовали. Каюсь, что ненавижу ваше подлое племя! Что должна унижаться
перед вами, просить милости, ждать ваших чувств, которых нет в природе!
увидел ненависть, смешанную со слезами беспомощности.
хорошо. Ты никогда не спал на сеновале. Ты такой же, как остальные... или
даже опаснее, потому что презираешь женщин.
жалел ее и задыхался от восторга - она сейчас нравилась ему! Хотелось
утешить ее, приласкать, усмирить бушующую в ней ненависть любовью и сделать
так, чтобы Капа почувствовала себя счастливой. Но одновременно с этим,
каким-то задним, параллельным сознанием он анализировал ее поведение и будто
бы ухмылялся каждому слову. Мол-де сыграно совсем неплохо. Можно поверить,
что тебя завербовали обманом, втянули в мужские игры через постель. И
теперь, припертая к стене, ты стараешься внушить к себе доверие через
женские слабости...
только он осознал, насколько сильна в нем власть противоречия. Не воли, не
ума, не силы и интеллекта, а именно противоречия - раздвоенного сознания и
чувств. И это раздвоение считалось качеством положительным, благородным,
высоким и называлось- мужеством. Под властью противоречия можно было смело
шагать и по головам, и по судьбам, и по трупам, быть судимым и оправданным,
ужасаться и творить жестокую реальность.
никогда не плакать. Теперь же не стеснялась ни красных пятен на скулах, ни
растянутых, бесформенных губ и заложенного носа.
дыхательную гимнастику... Вот так, медленно втягиваешь воздух и задерживаешь
дыхание. Чтобы успокоилась диафрагма. Считается, что диафрагма разделяет в
человеке душу и тело. Если душа болит и человек плачет, плевра трепещет и
бьется в конвульсиях... Ну, давай еще раз?..
голову, уложил возле своей груди и стал вытирать слезы ладонью. Она сделала
несколько упражнений и тихо проговорила:
перестала светиться щелями, но кое-где о хрусткое сено билась капель. Он
хотел посмотреть, который час, однако на этой руке спала Капитолина. Это
была отработанная привычка- отмечать время, сейчас совершенно ненужная,
потому что ничего вокруг, кроме сеновала и дождя, не существовало. Полковник
укрыл Капу краем плащ-накидки, прижал к себе плотнее расслабленное сном тело
и бездумно закрыл глаза.
единый. По звуку он определил, что стреляют из карабина. Капитолина
вздрогнула, но не проснулась. Через несколько минут выстрел грохнул где-то
на краю луга, и сквозь шум дождя послышались неясные крики.
тепло, пыльно, окружающий мир отдалился и на некоторое время заглох даже шум
дождя.
лежали, прижавшись друг к другу, касаясь щеками, плотно придавленные сеном,
как душным, толстым одеялом. Кто-то распахнул дверь, сказал громко:
на березе!
обвисла, удержала:
растворились в шуме дождя. Полковник выбрался из ямы, помог встать
Капитолине. На опушке луговины грохнул выстрел, и белая ракета, взвившись в
небо, высветила все щели над головой.
сенная труха, встречный ветер сек дождем по лицу. Мир был темным и неуютным,
за спиной время от времени гремели выстрелы. Они почти бежали, спотыкаясь и
уворачиваясь от деревьев, уходили, словно партизаны от облавы. Похоже,
Воробьев с Нигреем подняли на поиски всю обслугу охотничьего домика.
Крадучись, они обогнули терем - в окнах горел яркий свет - и тихо сели в
машину. Полковник запустил двигатель, не включая света, вырулил на дорогу.
Капитолину и возбуждало в нем жажду риска, испытания судьбы. Он опасно шел
на обгон, стиснув зубы, ждал встречной машины из-за поворота - везде
проносило. Взрывались под колесами лужи на асфальте, "дворники" на лобовом