поговорю с Овидием Сергеевичем. Если вину докажем, он человек справедливый и
поджигателя выдаст.
районной милиции и самому начальнику что-то перепало от Закомарного, и
потому Щукин сделает все, чтобы отвести такое подозрение.
счет письменное заявление. За поджог собственного дома не садят в тюрьму?
них торчали длинные рыжие волосы, срастаясь с такими же усами. Что-то его
сильно смущало.
где-нибудь пристукнут? Не валяй дурака или не темни и говори, на кого
думаешь, или не морочь мне голову!
ящик и, рискуя уделаться в саже, залез на лежанку.
с названиями?
Щукин слез с печи, но взглядом все еще тянулся к иконе. - Не хочешь говорить
- сиди тут, гляди на нее и утоляй печали...
сгорела, а новой никак не везли, он сидел без связи и доделывал камин в
сарае, разбирая для этого кирпичную трубу русской печи. Мысль построить
новый дом назло всем врагам-поджигателям уже родилась, но к ней следовало
еще привыкнуть, скорее даже решиться на такой шаг, потому что он знал, каких
средств и трудов это стоит. Лес можно было выписать вполцены через дирекцию
заповедника, сплавить его по протокам к Скиту - всякая рубка на территории
заповедника запрещалась. Но к нему требовался пиломатериал, железо, стекло,
гвозди и еще множество мелочей. Зимой все это можно было завезти тракторами
без лишних хлопот, были бы деньги; летом же, пока лебеди не встанут на
крыло, никакую технику не загонишь, а без нее, вручную, тем более в
одиночку, лес с озера на уступ не поднять.
когда снова придет Юлия.
благо семена в погребе остались невредимыми. Увлекаясь, он решил, что
возводить новый дом следует из дикого камня, и не терем в древнерусском
стиле, а рыцарский замок!
крыла дельтаплана, установил ее в рюкзаке так, чтобы ничто не прикасалось к
красочному слою, и отправился на Ледяное озеро: в любом случае следовало
завершить работу, свалить ее с плеч, и здесь, ночуя в норе из елового
лапника, окончательно утвердился в своем решении...
уступ, и подумал, что пришел кто-то из егерей. Без всяких сомнений открыл
дверь в склад... Возле огня, кутаясь в старую фуфаечку, сидела Пленница. Та
самая, что попалась когда-то в сети...
выглядела утомленной...
прислушиваясь к своему голосу.
притулившись к стене, не снимая с плеч рюкзака и карабина.
уже ждать перестал?.. А я вот пришла. Лучше поздно, чем никогда!
Воронеж и вину перед матерью - так и не доехал до Свято-Никольского
монастыря...
за которым скрывалась ежесекундная настороженность хищницы.
снял рюкзак, приблизился к камину. - Никогда так и не было...
поиграла светящимися от пламени пальчиками.
еще не поздно было, когда ты приезжал в Воронеж?
так все получилось. Ты же искал меня не от любви? Тебе стало одиноко и
показалось, что жить не можешь без меня. А сам думал о Другой.
установил на каминной полке. Пленница смотрела молча, подходила ближе,
удалялась...
сказать, не простая женщина. Это Богородица.
Ну, может быть, чуть больше, чем женщина...
на него снизу вверх. - Можно, я поживу здесь? Буду готовить пищу,
прибираться и поддерживать огонь... Вот завтра что ты будешь делать?
же голодный?
каким-то варевом, зазвенела посудой, найденной на пожарище, теперь
отчищенной и отмытой. Он сидел на чурке у стены - вся мебель сгорела - и
дивился такому обороту: за всю жизнь в Скиту никто еще не заботился о нем,
не ждал, не кормил... Прежде чем усадить за импровизированный стол, она
принесла воды, полила ему на руки, на спину, подала полотенце, и Ярослав
заметил, что ей это приятно и хлопочет она вовсе не для того, чтобы
отблагодарить его или ублажить.
неподдельной улыбкой.
старенький спальный мешок, расстеленный на раскладушке. Икону поставил перед
глазами, чтобы видеть, засыпая, и проснуться потом под ее оком. Он опасался
ночи, опасался проявлять заботу о Пленнице, которая могла бы разбудить и
потянуть ниточку мужской тоски, сначала тонкую, как прикосновение, затем
более прочную и суровую.
разложив байдарку, когда-то изъятую у ее же команды, - она прекрасно
сгодилась в качестве кроватки, напоминающей детскую зыбку.
завалило обломками, не запорошило пылью взор, не оглушило грохотом, ибо крах
Империи прежде всего должен произойти в сознании, и только потом у самых
сейсмически чувствительных людей открываются глаза и уши; самые же
бесчувственные оказываются погребенными или вовсе сметенными с лица земли.
посвященных, заранее предупрежденных о предстоящем крахе СССР, однако
некоторое время ровным счетом ничего не чувствовал. Даже экс-президент Союза
не метался по стране загнанным зверем, в одночасье потеряв все, и его
влиятельная жена не голосила, как было положено обворованной хозяйке. И
вообще ни на земле, ни в атмосфере ничего не случилось - даже отдаленно не
пахло ни пылью, ни дымом. Впрочем, принюхиваться Гелию было некогда в те
дни, в ту же ночь после встречи с генералом Непотяговым он отправил свою
личную охрану в Свято-Кирилловский монастырь на специальном самолете с
задачей незаметно выкрасть Слухача и доставить в Москву. Не доверять
проведение такой операции старой охране или спецслужбам у Гелия были все
основания: и так они что-то пронюхали и теперь рыскали вокруг Центра, чего